Илья Новак - Петля Мёбиуса (сборник)
– Что ты спрашивал? – прокряхтел Чина.
– Зачем оно тебе?
– Действительно, – поддержал Десадо. – Я-то хочу разобраться, почему умер Старший. А вы, Чезарио? Почему вы ищете Никотин?
Прижимая ладони к вискам, Чина присел на корточки.
– Потому что там его никто не видит! – выкрикнул он. – К нему нет рамки, понимаете?
– Нет, – сказал Манок.
– Непонятно, – добавил Десадо.
Чина зажмурился.
– Я сделал его, чтобы на него смотрели. Он должен быть где-то… где-то в музее. В частной коллекции. Его должны видеть! Восхищаться моим мастерством… нет, не так. Пусть восхищаются пакетом, даже не зная, кто его создал. Когда его не видят, он не существует. Картина должна быть в рамке, висеть на видном месте, иначе в ней нет смысла. Рама и место на стене – вот что делает ее картиной, а не измазанным краской листом…
– Слишком много эмоций на пустом месте, – возразил Десадо. – Любая вещь существует только в восприятии тех, кто… воспринимает ее.
– Нет, не любая. Вот возьмите… – Чина хлопнул ладонью по полу, – кирпич. Обычный кирпич, люди видят его. Но когда он где-то в кладке стены, о нем забывают, никто никогда и не вспоминает о том, что какой-то конкретный кирпич лежит в определенном месте кладки. О нем никто не знает, но он существует, он поддерживает кладку, без него стена может рухнуть. Он существует вне чьего-либо восприятия, но следствием его наличия в данном месте в данное время является целостность стены. Кирпич существует в виде своего следствия. Искусство – другое. Когда его не видят, его нет.
Младший скривил губы:
– Ерунда. Если его хоть раз увидели и оно произвело впечатление – значит, тоже стало существовать в виде следствия в голове того, кто увидел. И потом, что с того, что его кто-то видит? Понимает, какое оно прекрасное… и что? Какая от этого польза?
– Оно помогает примириться с невыносимостью бытия.
Младший пожал плечами:
– Возможно. Во всяком случае, мне Выставка Души помогает. Но все это слишком отстраненно. Вас что, и вправду занимают такие вопросы, как сущность искусства? Большинство нормальных людей вообще никогда не задумываются над этим.
– А я задумываюсь постоянно. Мне… мне бывает жалко людей, но искусство способно взволновать меня гораздо сильнее, чем слезы женщины или смерть ребенка… – Голос звучал все тише и наконец смолк. Чина приоткрыл один глаз, искоса взглянул на Десадо с Манком и выпрямился. Он медленно отнял ладони от висков, к чему-то прислушиваясь. Посмотрел себе под ноги, оглянулся, словно выискивая что-то в воздухе и на поверхности воды в бассейне. По лицу разлилось облегчение. – Вы проведете нас в клинику? Ты так и не сказал, что хочешь за это.
Цеп с тревогой уставился на Манка.
– Идем, – решил тот. – Вы расскажете про этот пакет. Как он попал туда. Он опасный? Я не понял. Это искусство… если я увижу его, мне станет хорошо? Лучше, чем сейчас? Я никогда не буду голодный? Расскажете всё.
Цеп вздохнул. Ему и так было хорошо, он не хотел видеть искусство и не хотел идти.
* * *Он еще успел удивиться – что это за лес, разбойники, воздушный шар, сарацинская баржа, что за мимолетный сон привиделся ему на рассвете, – тут воспоминание о сне исчезло, и Висотла вернулся к жизни.
Одежда в грязи и порвана, он ее снял.
Великий город, Обиталище Солнца, возвышался впереди. Когда-то здесь жили тенóчки, но теперь не осталось никого. Пришельцы, которыми командовал страшный человек из Эстремадуры, убили всех. Висотла приветствовал город, прикоснувшись правой рукой к земле, а затем подняв ее ко лбу. И стал подниматься по лестнице.
* * *Здесь было теплее и солнца больше. Цеп, хмуро зыркая по сторонам, нехотя вел их вперед и вверх. Снули за руку тянул Ену, Манок шел рядом с Десадо и Чиной Чичеллино Чезарио. Младший только что задал вопрос, Чина отвечал на него:
– Я уверен, что был талантливым писателем. В новом искусстве я – гений, но писателем был очень талантливым.
– «Очень», а?
Чина жалко улыбнулся:
– Не хвастаюсь, а констатирую факт.
– За всю жизнь я не прочитал ни одной книги, – признался Десадо. – Кроме искусствоведческих работ отца.
– Ну конечно. Теперь это совсем не популярно. Мой талант захлебнулся в потоке пластипапера. Я вам сейчас процитирую свою статью на эту тему. Пластипапер оказался сверхдешевым, его легко утилизировать. Технология печати очень проста – издания стали дешевыми и легкими в производстве. А призывы и запреты не смогли справиться с графоманией. Интерактивная виртуальность и кино, динамическая скульптура и динамическая светоживопись – от всего этого традиционные, нетехнологические виды искусства умирали. Литература умерла первой. Всегда считалось, что новые искусства не уничтожат литературу, а только уменьшат ее влияние. Они и не уничтожили, она сама себя уничтожила. С дорожной скукой можно бороться, уставившись в жидкокристаллический экранчик карманного визора. Некоторые все равно продолжали читать… пока не появились пластикниги. Свою книгу мог издать любой, любым тиражом. Из потока появляющихся каждый день пластикниг стало невозможно вычленить что-то достойное внимания. Это была моя последняя статья, я издал ее и бросил писать. Вот тут у меня началось… – Чина оглянулся, но не увидел позади бледно-розовых лоскутьев и вздохнул. – Началась эта мания. Я стал метаться, заниматься всяким… Ничего не помогало, я становился все тоньше. В конце концов сделал первый пакет. «Электронные орбиты не пересекаются» – претенциозное название, но…
– Я знаю, – перебил Десадо. – Он есть на моей Выставке.
Чина умолк.
– Так вот, – сказал он после паузы, – куда подевались «Орбиты». Скупщик клялся, что сикорски, на котором он переправлял пакеты, разбился где-то в искажениях Некротического пятна…
– Он разбился, – подтвердил Младший. – Но «Орбит» на нем не было. Всю партию, которую перевозил дирижабль, купило «Вмешательство». Старший успел перекупить «Орбиты». Чтобы скрыть это от тибетцев, отец приказал устроить диверсию и уничтожить дирижабль.
– А, понятно… – Чина смущенно умолк.
– Вы хотите что-то спросить?
– Нет, я…
– Я же вижу. В чем дело?
Чина развел руками:
– У вас бывают предчувствия? У меня сейчас такое ощущение, что никто из нас не выживет.
– Мы же не дети. И мы вооружены.
– Выживают сильнейшие… – Чина скривился, как от зубной боли. – Это всегда казалось несправедливым.
– Зато способствует продолжению рода.
– Конечно, но мне это не нравится. Хочется, чтобы выживали слабейшие. Сильные агрессивны, агрессия – в природе их силы. Поэтому они провоцируют наибольшее давление среды. Слабые не привлекают внимания, они должны выживать. «Выживают слабейшие» – мне нравится, как это звучит.
