Кирилл Партыка - Подземелье
Стучаться пришлось долго, аж кулак заболел. Но светится же в окнах, значит есть кто-то, значит, не спят. Чего же не открывают? Забавля-аются!.. Не могла уж по себе найти, выбрала узкоглазого. Небось, корысть с его каку-то имеет. Просто так бы не спуталась, баба видная.
Наконец в сенях послышались шаги, дверь приоткрылась, и в щели показалась Катина кудрявая голова.
— Чего тебе, бабушка?.. Спички? На вот, возьми.
Тут же в сенях они и отыскались. В избу, однако, не пустила, значит, точно, не одна вечер коротает. Глянуть бы, как они там расположились, да не полезешь же напролом. Но не солоно хлебавши Наталья ретироваться не собиралась.
— Как живешь, Катюша? Редко тебя стало видно. Не захворала? Может, беда какая? Люди говорят, ты замуж собралась?
— Какое — замуж! Работа, хозяйство. Устаю очень. Спать ложусь. Спокойной ночи, бабушка!
И дверь захлопнула.
Не удовлетворив любопытства, вернулась бабка на свое подворье, прихватила из поленницы дровишек, на веранде споткнулась, чуть лоб не расшибла. Посыпались, гремя, чурки. Будьте вы неладны с освещением вашим!
В горнице уже горела керосиновая лампа. Как дед умудрился, неизвестно. Заначку, наверное, имел, паразит, да назло молчал. Наталья первым делом рассказала, как приветила ее соседка. Но старому все без интересу, знай колупается. Старуха наколола лучинок, заправила печь. Вскоре в ней затрещал, загудел огонь, устремляясь в дымоход. Вот и ладненько, щас тепло пойдет. Теперь бы и прилечь, отдохнуть, да нет же сил вонь химическую нюхать. И форточку не откроешь, зачем топить тогда? Потеряв терпение, Наталья взялась за супруга:
— Скоро ль ты, старый, с мастерством своим прекратишь? Взялся, на ночь глядя, вонищу развел. Как спать будем? Задушил совсем!
— Не ори. Новые, что ль, мне сапоги купишь? Не больно-то благоверного проймешь, мажет себе и мажет.
— С утра бы завтра и занимался.
— С утра время не будет.
Хоть кол ему на голове теши! Еще и самокрутку от лампы прикурил. Совсем осатанел! Старуха ударилась в крик, но и это напрасно, потому что дед занятий своих не оставил, а только гаркнул матом и задымил пуще прежнего. А в кулачки Наталья схватываться с ним никогда не решалась.
Бабке стало невмоготу. Чтоб тебя псы побрали, пня седого! Решила опять податься на воздух, чтоб на несчастье это не глядеть. На проволоке, протянутой через двор, у самого забора болтался забытый выстиранный халат. Наталья сняла его, набросила на руку, оперлась о прохладные доски калитки. Нашла время гулять! Дак куды от старого деться?! Сырость оседала на лице тонким налетом влаги, пробиралась под бабкину безрукавку. Но и в дом возвращаться не хотелось.
Старуха поверх забора оглядела улицу. Темь-то какая. Никого, ничего.
Хотя нет, вон, пошел кто-то. Бабка не увидела, а, скорее, угадала удаляющуюся вдоль противоположной изгороди фигуру. Приподнялась на цыпочки, пригляделась.
Темно больно. А уже и шаги затихли.
Кто ж такой? Некому, вроде, прогуливаться об эту пору. Может, Катькин хахаль домой почопал? Не должен бы так рано. Наталья на старости лет просыпаться стала ни свет ни заря. Аккурат в это время обычно и провожала соседка милого своего.
Сегодня-то чего рано ушел? Может, поцапались? То-то у Катьки вид был какой-то расстроенный.
А зря он в ту сторону подался. Там сейчас в поселок не пройдешь. Улицу еще с весны размыло, а доски, что через канаву были перекинуты, в последний ливень снесло. Не прохожее стало место. Не знает человек, наверное. Непременно в грязи завязнет и возвращаться придется. Сейчас одна дорога, через овраг по мостку, мимо дома Головиных. (Вот еще тоже паразиты, прости, Господи! И тащат все, и волокут, когда уже насытятся?) Да и не ближний путь через ту канаву. Через нее, считай, и не ходит никто.
Но тут бабке припомнилось, что Катькин-то педагог обычно именно той дорогой и возвращался. Чего уж ему так нравилось крюк делать — неизвестно. Чудной человек.
Но значит, не кто иной — он потелепался. Не был, видать, после дождя у Катьки, потому и не знает про доски. Ничего, пусть проветрится.
Окончательно продрогнув, Наталья вернулась в дом, пошевелила в печи догорающие угли и совсем уже было собралась укладываться (черт с ней, с вонью), но сообразила, что не поспится ей спокойно, коли по нужде загодя не сходить. Чего же, дура, сразу-то не сообразила? Вот напасть!
Кряхтя, старуха вновь напялила безрукавку, отворила запертую на ночь дверь.
— Чего лазишь туды-сюды? — старик ей вслед залюбопытничал. — Ложилась бы, носит тебя!
— Команды твоей не дождалася!
Бабка спустилась о крыльца, собралась обойти избу с тылу, но тут какой-то странный звук — то ли треск, то ли скрип — донесся до нее. Прожив здесь многие годы, безошибочно могла определить Наталья, откуда шум мог произойти. На что иное и внимания бы не обратила. Но послышалось ей в этом звуке что-то необычное, тревожное, словно выворачивали где-то замок или доски выламывали из забора.
Когда полгода назад передрались по пьянке мужики, вот так же трещали отдираемые от изгородей штакетины.
Бабка, изменив направление, приблизилась к калитке. Звук не повторялся. Но не могло же почудиться. Она постояла, прислушиваясь. И вот опять раздался над пустынной улицей пугающий хряск, потом шаги, непонятная возня и стук о землю, словно уронили что-то тяжелое.
Да никак это у Катьки во дворе? Может, ковыряется по каким-то своим надобностям?
Так темно и не время хозяйством заниматься. Али хахаль в грязи завяз, да отчищаться вернулся? Так с чего бы ему бушевать?
— Катерина! — окликнула бабка. — Ты, что ль, там возисся?
Ответа она не дождалась, но шум у соседки прекратился.
— Катя? Слышь, нет? — опять позвала Наталья. — Чего там у тебя?
И снова никто не отозвался. Но едва умолк старухин голос, хрустнули, зашуршали в темноте ветки, будто кто-то большой, тяжелый, ломанулся напрямик, не выбирая дороги, через смородинные кусты, густо росшие у завбаней во дворе и в саду около дома. Но потом остановился, помедлил и двинулся в обратную сторону — на бабкин голос.
Наталья различила медлительную, грузную поступь, странную, будто и не человеческую. Но и не животное там какое-нибудь ворошилось, потому что от животного, даже от большого, от коровы, например, совсем другой шум. От всех этих звуков стало бабке вдруг нехорошо и тревожно.
Она рысью влетела в дом, с порога окликнула старика:
— Слышь? Шум какой-то у Катьки во дворе. Неладно что-то там у ней!
— Чего у ей неладно? Хахаль, что ль, не туды засунул? — отозвался дед.
— Тьфу на тебя, дурень! Одни гадости на языке! Говорю, возня у ней какая-то. То ли драка, то ли что, не пойму. Соседей бы позвать да глянуть.
