Питер Джеймс - Пророчество
– Я не знаю, было ли это посланием, Фрэнни, или пророчеством.
Фрэнни закрыла глаза, но тут же открыла, испугавшись своих мыслей, которые поджидали за закрытыми веками.
– Себ Холланд, – слабым голосом вымолвила она. – Ты не помнишь, что сказали ему?
– Нет, Сюзи меня уже спрашивала. Я помню лишь свое, твое, Джонатана и Меридит.
– Ты думаешь, это все просто случайность? Совпадение?
– Нет.
– А что тогда?
– Не знаю.
Фрэнни откинула с лица пряди волос и посмотрела по сторонам, собираясь с силами.
– Как произошел твой несчастный случай, Фиби? – наконец спросила она.
– Я точно не знаю. Я не поняла.
– Не поняла?
– Почему я не остановилась.
Фрэнни посмотрела ей в глаза, выражение лица Фиби изменилось, она часто моргала, а веки ее задрожали.
– Что-то было не в порядке с тормозами? Они не сработали?
– Я не пыталась тормозить. Я вообще не притрагивалась к тормозам.
Фрэнни изучающе смотрела в расширенные зрачки.
– Но почему?
– Этого я и не понимаю.
– Ты уверена, что ты уже пришла в себя… ну, обезболивающее может… ты понимаешь?
Фиби помотала головой.
– Нет, это не «таблетки счастья». Они думают, я не знаю, что они дают мне «таблетки счастья». – Речь ее стала невнятной, когда она в гневе повысила голос. – Но я знаю! – Лицо Фиби исказилось, и ее ярость испугала Фрэнни. – Я знаю. Понятно? Знаю.
Фрэнни мягко улыбнулась, пытаясь разрядить обстановку.
– Да, конечно.
– Они не хотят применять быстродействующие. Я знаю, как это все делается.
Фрэнни услышала громкое лязганье отдергиваемой занавески у одной из соседних кроватей.
– Итак, ты увидела грузовик, но не затормозила, правильно?
Фиби пожала плечами, обрубок руки поднялся и упал.
– Может, я подумала, что если остановлюсь, то опоздаю.
– Опоздаешь куда?
– Не знаю. Не помню. Опоздаю поиграть.
– Поиграть?
– Поиграть с «Фруктовой машиной». – Голос Фиби стал неразборчивым, мысли уплывали. Она улыбнулась.
Фрэнни выдавила из себя ответную улыбку, но тут лицо Фиби изменилось, смялось и сморщилось, как у надувной куклы, из которой выпустили воздух. Взрослое выражение сменилось детским: розовощекий младенец хныкал в своей колыбельке.
Фрэнни вытащила носовой платок и вытерла Фиби глаза, пытаясь остановить поток слез. Она взяла ее за руку и стала гладить ее лицо, стараясь успокоить.
Приближалась медсестра.
– Я думаю, ей лучше дать что-нибудь.
Фиби яростно замотала головой.
– Уходите! Мне не нужны ваши проклятые таблетки. Мне нужна моя проклятая рука. – Всхлипнув еще несколько раз, она без сил упала на подушку, глотая воздух открытым ртом, будто проплыла огромную дистанцию под водой. – Извини, Фрэнни, – хрипло прошептала она.
– Ничего, – шепотом ответила Фрэнни и похлопала ее по руке.
Вдалеке зажужжала машина для натирки полов.
– «Фруктовая машина», – произнесла Фиби. – «Однорукий бандит». Все очевидно, правда?
Фрэнни задумалась.
– Фиби, я хочу тебя кое о чем спросить. Возможно, это звучит глупо… но… ты не видела перед аварией маленького мальчика?
Фиби озадаченно уставилась на нее.
– Маленького рыжеволосого мальчика?
Фрэнни сжалась.
Разум Фиби, казалось, прояснился, глаза вспыхнули.
– Да, Фрэнни, видела. Я часто вспоминаю его.
– Почему?
– На тротуаре стоял мальчик. Я проехала мимо него как раз перед самой аварией. Я помню, мне еще показалось странным, что он стоит здесь один. И то, как он стоял, – будто вовсе не собирался переходить дорогу, а чего-то ждал.
– Странным? – повторила Фрэнни, но ее мысли были заняты другим. Вчерашние слова Оливера. Это ты… это исходит от тебя. Она вспомнила уроки латыни в школе. Вспомнила учителя – вечно сердитого пожилого человека, голос которого напоминал визг пилы. Вспомнила, как однажды, когда ей было тринадцать лет, она спросила его, зачем нужно учить мертвый язык. Он страшно рассердился. Затем, успокоившись, заставил ее учить наизусть латинские названия десятков растений, потом десятков животных. Заставил произносить их вслух перед всем классом. Фрэнни вспомнила, как Эдвард, гуляя с ней в Местоне, называл по-латыни растения. Как выговаривал названия животных в «ренджровере» по пути в Лондон в прошлое воскресенье.
Фрэнни вытащила из сумочки фотографию и протянула Фиби.
– Это он?
Фиби внимательно изучила снимок и подозрительно уставилась на Фрэнни.
– Он что, свидетель? Он что-нибудь сказал?
Фрэнни вся дрожала.
– Это он? Это тот мальчик, которого ты видела?
Фиби снова взглянула на фотографию.
– Да, – сказала она. – Несомненно. Потому что я очень хорошо его запомнила. Когда я увидела его, это было… ну, знаешь, как пауза на видеомагнитофоне, будто время остановилось. Он выглядел каким-то нереальным. Как будто я вообразила его себе. – Она отстраненно улыбнулась. – Или будто это было привидение.
27
Под стеклянным колпаком в углублении, выдолбленном в скале, в позе зародыша в утробе, опустив голову, скрючился мальчик. Рядом с ним лежали урны, вазы, металлические браслеты и глиняный сосуд для питья. Его лицо давным-давно стало неузнаваемым, а сморщенная кожа затвердела настолько, что он стал напоминать скорее гротескную деревянную скульптуру, чем то, что было когда-то существом из плоти и крови.
Деклан О'Хейр похлопал по стеклянному колпаку с отеческим видом.
– Египет эпохи до династий фараонов, вот откуда этот парень. Мы датируем его примерно 3250 годом до нашей эры. Все эти побрякушки и горшки – типичная утварь, которую клали в могилу вместе с умершим.
Фрэнни посмотрела сквозь стекло и, хотя делала это уже не впервые, все равно почувствовала себя неуютно. Было что-то болезненно притягательное и в то же время глубоко отталкивающее в том, что мертвого человека выставили на обозрение в стеклянном шкафу.
Фрэнни наблюдала за реакцией двух других научных сотрудников, которые тоже занимались подготовкой выставки: Хермайони Уоллис, добродушная, но немного сонная девушка с длинным носом и волосами, стянутыми на затылке резинкой, чувствуя себя неуютно, стояла, засунув руки в карманы хлопчатобумажных брюк, и оглядывала комнату. Роджер Уэнслас, в модных ботинках, строгих джинсах и снежной белизны футболке, взирал сквозь стекла своих очков в металлической оправе на крошечные ягодицы трупа.
Мумии выстроились вдоль стен комнаты: некоторые в вертикальных стеклянных витринах, а одна в трухлявом деревянном ящике. Фрэнни устала. Монохроматическое освещение выставочной комнаты через какое-то время начинало утомлять. Человек уже не различал, где он – на земле или под ней.
Было половина одиннадцатого, комнату уже заполнили туристы. Живые позировали на фоне мертвых, улыбаясь, чтобы скрыть свое замешательство; и еще потому, что находятся по эту сторону стекла, вдруг подумала Фрэнни.
– Отношение к смерти, – сказал О'Хейр. – То, как цивилизация решает вопрос о смертности, говорит нам очень о многом. – Он посмотрел на каждого из них по очереди, потом кивнул Фрэнни. – Ты примерная девочка-католичка; может быть, ты просветишь нас в том, что касается нашей цивилизации?
– Наша цивилизация боится смерти, – ответила она.
– Прекрасно. Несомненно, это так. Боимся Великой Неизвестности. Боимся того, что не можем забрать с собой. – Он снова внимательно оглядел своих подчиненных, в ярко-голубых глазах сверкала почти маниакальная страсть, которую он вкладывал в свою работу. – Взгляните на этого парня. – Он постучал по стеклу. – В каком мире он жил? О чем думал в последние мгновения перед смертью?
Фрэнни уставилась на стеклянный шкафчик. Внутри лежали останки Тристрама. Розовые бермуды и торчащие из них ноги в маленьких кроссовках. Скрученные в клубок кишки, как мертвая змея, острый обломок позвоночника.
Она зажала рукой рот и отвернулась. Из другого шкафа на нее смотрел Джонатан Маунтджой. Рот его был открыт, а во лбу зияло пулевое отверстие. Фрэнни повернула голову и увидела почерневшую, сморщенную мумию, но это оказалась не мумия. Меридит, ее выпученные глаза таращились сквозь стекло.
Фрэнни попятилась, вся в поту, наткнулась на шкафчик и вцепилась в него, чтобы не упасть. Деклан О'Хейр и двое ее коллег с удивлением смотрели на нее.
– Извините, – прошептала она. – Извините меня.
В двенадцать Фрэнни освободилась и заторопилась в свой кабинет, сгорая от нетерпения позвонить Себу Холланду.
Пенроуз Споуд, сидевший за своим столом неестественно прямо, выглядел необычно шикарно в желтой рубашке от Лакоста, застегнутой под горло, и белом пиджаке. Он несколько застенчиво улыбнулся Фрэнни, как бы ища у нее поддержки.
