Рейчел Уорд - Когда придет дождь
Глава 30
Открываю глаза. Во рту полно какой-то дряни. Поворачиваю голову и сплевываю.
В метре от меня лицо в профиль. Женское. Волосы прилипли ко лбу. Рот с пухлыми губами слегка приоткрыт. Теплая, медового цвета кожа. Глаза закрыты. Жесткие ресницы слиплись от воды.
Голова движется, качаясь взад-вперед и поворачиваясь; затылок касается земли.
Движение прекращается.
Над ней склоняется мужчина. Он запрокидывает ей голову и приподнимает подбородок. Затем щиплет ее за нос, наклоняется ниже и… целует ее. Потом выпрямляется, делает глубокий вдох и снова целует.
Мне тошно от этого зрелища. Он издевается над Нейшей. Над моей девушкой. У меня на глазах.
– Прочь от нее! – кричу я.
Но крик раздается лишь у меня в голове. Губы даже не шевелятся. Я могу только наблюдать.
Мужчина останавливается, садится на корточки, соединяет руки, кладет ладонь на ладонь и давит Нейше на грудь. Давит так сильно, что она содрогается всем телом и ее голова снова качается взад-вперед.
Он пытается ее спасти.
Он вспотел от напряжения. Ярко светит солнце. Вокруг меня от мокрой земли поднимается пар, но тепло только лицу. Солнечные лучи пронзают мою мокрую кожу. Смотрю вниз. Я накрыт охапкой курток.
Меня трогают за руку.
– Мальчик, как тебя зовут? – спрашивает женский голос.
Не помню. Помню лишь имя девушки. Моей девушки. Нейша. Снова поворачиваюсь в ее сторону.
– Не волнуйся, – успокаивает женщина, снова сдавливая мою руку. – «Скорая» приедет с минуты на минуту. Все будет хорошо.
Голова Нейши качается взад-вперед. Ее глаза закрыты.
– Все хорошо. Все в порядке.
Глава 31
Я никогда не был на похоронах.
На церемонию прощания пришло больше народу, чем ожидалось. Все ждут начала, но я почему-то думаю о тех, кого здесь нет.
Я сижу в переднем ряду, с мамой и теткой Дебби. Сюда пришел прямиком из больницы. На мне одежда, какую сумела разыскать социальный работник. В зале не холодно, но я дрожу и потею одновременно. Раны на ногах и плече воспалились. Перед уходом меня накачали антибиотиками. Наверное, они еще не подействовали. Вытираю платком взмокшее лицо.
– Ты как? – спрашивает мама.
Она сама похожа на смерть.
– Нормально, – отвечаю я. – Просто здесь…
Замолкаю на полуслове. Двойные двери раскрываются. Шестеро парней в темных костюмах вносят в зал сверкающий лаком гроб. Мама плачет.
– Я этого не выдержу. Не выдержу…
Я хочу обнять ее за плечи, но Дебби меня опережает. Притягивает маму к себе, а я сижу один и смотрю, как несут гроб.
Волосы у меня становятся дыбом.
Я боюсь этого места и церемонии. Она напоминает движение хорошо смазанного механизма. Машину запустили, и вмешаться в ее ход мы не сможем, пока сама не остановится.
Думаю о том, что и я мог бы сейчас лежать в таком же лакированном гробу. Я мог умереть дважды: первый раз на озере, второй – в затопленном доме Нейши. Я был близок к смерти. Очень близок. И когда-нибудь тоже улягусь в гроб. Наверное, это меня и пугает. Конец. Мой конец. Неизбежность смерти.
Начинается прощальная служба. Я подражаю тому, что делают остальные. Слежу, когда надо сесть и когда встать. Я не пою и не молюсь. Просто смотрю и слушаю, позволяя церемонии идти своим чередом. Она подходит к завершению. Мне рассказали, как все произойдет. С потолка опустится занавес, скроет от нас гроб, а сам гроб на специальной площадке опустится вниз.
Вперед выходит школьный учитель и говорит о Робе. Школа? Они издеваются? Роб ненавидел школу, и школа платила ему тем же. Он неделями пропускал занятия. Учитель силится сказать о Робе что-нибудь хорошее. Слова выскакивают, как маленькие, юркие зверьки. Стандартные слова вроде «активный», «энергичный». Это знают все.
Когда он заканчивает, собравшиеся одобрительно перешептываются.
– Прекрасная речь, – хвалит кто-то.
Приходской священник благодарит его и приглашает нас помолиться.
Я вдруг понимаю: все это неправильно. Служба, собравшиеся люди, произносимые фразы – они не имеют никакого отношения к Робу.
Я не замечаю, как встаю и выхожу вперед. Кладу руку на гроб и, не снимая ее, поворачиваюсь, оглядываю собравшихся. Склоненные головы поднялись и смотрят на меня. По рядам, как по воде, пробегает рябь. Потом все замирают. Пялятся на меня. Ждут.
– Здесь лежит мой брат, – говорю я.
Мама перестает плакать. Они с Дебби смотрят на меня, разинув рты. Через два ряда от них замечаю Гарри. Он сидит рядом со школьным учителем. Неподалеку – двое полицейских. Остальные ряды заполнены парнями и девчонками моего возраста. Ни с кем из них мы с Робом никогда не дружили.
Я хочу рассказать им все. Правду. Историю наших с Робом жизней. Рассказать о том, что мы всегда были вместе: я и он. О наших драках. О том, как он за мной присматривал. О наших приключениях. О неприятностях, которые причиняли другим. Я хочу рассказать об Айрис и ее собаке. И о Нейше – девушке, изменившей все.
Хочу рассказать взрослым и подросткам о воде. О том, как она забрала Роба и пыталась утащить нас с Нейшей. Хочу сообщить им о звуках и запахах, о видениях и боли. О дырках в черепе вместо глаз. О полосах въевшегося в кожу ила, которые ничем не отмыть. Хочу поведать им о том, как сходят с ума. О невыносимом состоянии, когда тебя пугает подтекающий кран. О том, что мертвые далеко не всегда тихо уходят в мир иной. И о том, как человек, которого ты любишь, может одновременно вызывать у тебя жуткий страх.
Я смотрю на их лица. Они ведь совсем не знали Роба. И не знают о случившемся. Никто не знает, кроме Роба, Нейши и меня.
Роб мертв. Нейша в больнице.
Я мог бы им рассказать. Рассказать все. Правду, одну только правду и ничего, кроме правды.
Или удержать язык за зубами.
Отпустить прошлое. Отпустить его.
– Мой брат, – произношу я, и у меня дрожит голос.
Он пытался меня убить. Он меня ненавидел. Но так было не всегда. Это он вытирал мой рот, когда меня тошнило. Это он спал со мной в одной комнате, ночь за ночью. Это под его дыхание я засыпал и его лицо видел, просыпаясь.
– Спокойной ночи, Роб.
Мои слова разносятся по притихшей церкви. Я напрягаюсь – не услышу ли знакомый ответ: «Спокойной ночи, Си». Но ответа нет. Я стою и растерянно слушаю.
Священник осторожно берет меня за локоть и ведет к месту. Он читает завершающую молитву. Потом звучит орган, и вокруг гроба опускается занавес.
Эпилог
Спустя три месяца
Узкая полоса окна между шторами светлеет. Будь я вампиром, свет не ударил бы по мне больнее. Начинается день, которого я боялся все три месяца. День ее отъезда.
