Елена Гладышева - Проклятье на последнем вздохе или Underground
Рита сколько сама себя помнила — видела добрые, цветные сны. И просыпаться ей совсем не хотелось. Даже, если её случайно кто — то разбудил, она тут же старалась закрыть глаза, чтобы снова попасть в свой красивый, безоблачный сон. И опять спала до обеда.
Но беззаботные каникулы сменялись учебой, становившейся с каждым годом всё более надоевшей и трудной из — за постоянного усложнения программы и вовремя не привитого прилежания.
А мечты о взрослой жизни уже приобретали более реальные черты и становились всё более сладострастными и желанными.
55
Красный закат окутал сад нереальным, магическим свечением и растворился в аромате флоксов, стелившимся красновато — сиреневым ковром до самой терраски.
Эти цветы Анна купила, чтобы посадить на могилу Григория. Но сразу не получилось. На другой день испортилась погода, так и пришлось высадить их в сад, чтобы они совсем не завяли. А потом, когда цветы так прелестно расцвели и заблагоухали, она решила часть такой красоты оставить дома.
— Ветер — то какой завтра будет! — вернула Анну в реальность соседка Шура.
Она в своём саду прилаживала старую доску под ветку яблони, опустившуюся под тяжестью наливных яблок почти до самой земли.
— Обтрясёт ведь всё, — продолжала она ворчливым тоном, явно не располагающим к задушевной беседе.
Зато с улицы послышалась перебранка банщика Митрича, которого было не заткнуть, с его женой, идущих в сторону магазина.
— Будь человеком — купи опохмелиться, — слёзно просил Митрич.
— Нету у меня денег на твоё пьянство, — строго отказала жена.
— Как нету? Я же тебе третьего дня аванс принёс! — от удивления голос Митрича перешёл на визг.
— А я тебе плетёнки купила, — жена была непреклонна.
— Ну ладно, змеиное отродие, получку я тебе не отдам! И вообще уйду от тебя, вот хоть к Аське! — пугал жену Митрич, в надежде достучаться до её милосердия. Его глаза сверкали торжествующе.
— Совести у тебя нету, алкаш! Да откуда ж ей взяться — то? Когда совесть раздавали, тебя же дома не было. У Аськи видать был! — в серьёз обиделась банщикова жена. — Ладно, добился своего: в магазин я сегодня не пойду! Пускай тебе теперь Аська борщи готовит! Ты же у нас герой — любовник! Тебе всего — то пятьдесят и ты ещё можешь раз пять за ночь! И это только по маленькому!
Шура с Анной слышали семейную перепалку, но не могли видеть обескураженного лица Митрича. Проводив ошалелым взглядом развернувшуюся к дому жену, он всё же углядел своих дружков, уже собравшихся возле магазина и, подобрав с полу свою отвисшую было челюсть, заспешил к ним.
— Тридцать лет вместе живут, а всё лаются, как собаки, — проворчала Шура. — Нужен он Аське. Портки что ль его стирать будет? Заставишь её!
Аня вспомнила, что пришла в огород за морковкой и свеклой. До зарплаты ещё далеко, алиментов нет, значит, будем опять худеть.
— Как же яблоки жалко, — переживала Шура, поглядывая на растянувшееся по горизонту тёмное облако, из — за которого силились пробиться солнечные лучи, похожие на сверкающие стрелы.
Анне тоже было жаль, но не столько яблоки, сколько саму себя. Что толку в яблоках, когда ни для варенья, ни для компота ей не на что купить сахар?
А тут ещё и Рита в рост пошла. Всё, что справили ей в прошлом году — уже мало. Одна надежда была на Сергея. Но это тоже временно, пока он ещё холостой. Анна часто со страхом задумывалась о том, что будет с ней и с дочерью, когда её брат женится. Ведь тогда на первом месте у него будет своя семья. И ещё неизвестно насколько жадная попадётся ему жена.
Да и сейчас он не помощник. Недавно сдуру, по — пьяни надрался на футболиста, за что его потом отпинала вся футбольная команда. После Сергей долго пролежал в травме распухший, как футбольный мяч, только сиреневого цвета.
Анна вдруг явственно вспомнила, как тогда её пустили в палату к брату только к вечеру следующего дня.
Хотя кислородную подушку уже убрали, Сергей пока ещё не мог говорить. Услышав приближающиеся к его кровати шаги, он заворочался, негромко застонав, и виновато посмотрел на Анну сквозь щёлочки распухших глаз.
Анна едва не расплакалась: пластом лежащий на кровати брат — её последняя жизненная опора, сейчас выглядел жалким и беспомощным.
— Серёжа, как же так? Господи! Нельзя же так! — Анна с трудом подбирала слова, что бы выразить переполнявшие её душу чувства смятения и страха за жизнь брата. А про себя подумала: — Если человек дурак, то это на долго!
Она даже обрадовалась, когда в палату вошла медсестра с водой и уткой. Смотреть на страдания брата у неё не хватало сил. Выйдя в коридор, Анна метнулась к вышедшему из ординаторской доктору.
— Истомин, Сергей? — всё, что смогла из себя выдавить Анна.
— Вы ему кто? — доктор задал этот дежурный вопрос, хотя из своего опыта работы знал, что так волноваться за больных могут лишь близкие родственники.
— Сестра, то есть он мой брат, — от волнения Анна никак не могла собраться с мыслями.
— У вашего брата сотрясение мозга, перелом двух рёбер, множественные ушибы и не открывается левый глаз.
Доктор видел, что от его слов сестре больного становится всё хуже и она уже готова грохнуться в обморок. И он постарался несколько разрядить обстановку: — А, в общем, его состояние стабильное. Но всё равно ему придётся полежать у нас два — три месяца.
Приходивший к Сергею в больницу милиционер, предлагал ему завести уголовное дело по факту нанесения ему побоев группой лиц, но тот отказался писать заявление. Видимо чувствовал и себя виноватым.
Анна металась между работой и больницей почти три месяца. Первое время ей после работы приходилось быстро готовить дома каши, спешить в больницу и кормить брата с ложки.
Рита, предоставленная сама себе, за это время научилась жарить для себя яичницу и варить картошку «в мундире».
Немного окрепнув, Сергей начал читать в запой. Даже став ходячим больным, он не выходил вечерами к телевизору, предпочитая перед сном прочесть ещё пару глав. Рита не успевала менять ему книги в библиотеке. Ему было без разницы, что читать: Мопассана, Толстого, или фантастику Беляева. Сейчас он словно пытался заполнить какой — то вакуум внутри себя.
— Как положительно повлияли на него побои! — не переставала удивляться Анна. — Ну и пусть, лишь бы не пил! Долго ли продержится? — гадала она, отодвигая книжку, чтобы освободить место на тумбочке для принесённых ею пирожков.
Анна даже подумывала сама посватать ему разведенную толстушку — медсестру с соседней улицы, совместно с которой она в больнице выхаживала брата. Но очень уж она была вертлявая, даже не смотря на свою солидную комплекцию.
