Лорен Оливер - Неупокоенные
Сандра замолчала. Минна тяжело дышала, а курьер пыхтел и двигался все быстрее. Он прорычал: «Сейчас… сейчас!»
– Три дня, – спокойно сказала Сандра, – и ты права, Элис. Совершенно права. У тебя был муж. И дочь. И любовник – еще до рождения Мэгги. Его звали Томас, так ведь?
Она говорила вкрадчиво, взвешивая каждое слово. В какой-то момент я захотела остановить ее, крикнуть: «Не надо, не говори этого!», – но не стала.
И она задала тот вопрос, который она обещала не задавать, она поклялась мне однажды своим молчаливым согласием.
Курьер начал подвывать, Минна закрыла глаза, вонзила ногти ему в спину и зашептала: «Нет! Нет!»
– Что случилось с его ребенком, Элис?
Комнаты. Комнаты, в которых я любила, вспоминала, оплакивала.
Кафельная плитка по полу нашей ванной в Бостоне, пар над водой и мамины руки, голые по локоть.
Моя детская. Куклы рассажены на полке над моей кроватью – они становились моими дочками по очереди.
Таблетки. Проволочная вешалка. Кровь на полу в ванной. Облачка хлопка залетают через открытое окно и оседают на подоконнике, как снег.
Часть VIII
Гостиная
Минна
Обычно Минна после секса чувствует себя опустошенной, спокойной, как земля, укрытая снегом после метели. Но сегодня ночью ей было ужасно больно. Этот Гарри, Джерри или как там его был просто ужасен! Все они были ужасны. И боль была не физическая. Ныло и болело в зубах, волосах, в горле. Минна понимала, что боль возникла от того, что ледяная корка, защищавшая ее, треснула. Как будто расплавился снег, который укрывал ее душу мягким одеялом.
Тоди – Дэнни – так и не перезвонил. Она отправила ему, наверное, полсотни сообщений – в них она извинялась, шутила, снова извинялась… Но ответа не было. Минна не знала, почему это было так важно для нее. У нее появилось странное чувство, что она упустила что-то очень важное. Трижды проверила, все ли готово к поминальной службе. Мчалась к Эми каждый раз, когда ее казалось, что дочка ее зовет. Боялась, что забыла приготовить ее обед, выкупать или дать витаминки. Минна уже два раза за этот день проверила свои банковские счета, беспокоясь, что ее средства куда-то денутся, хотя и было там денег – кот наплакал. Она положила солнечные очки на стол и тут же забыла, где они лежат. Она включала и выключала телефон и даже сказала матери прислать ей сообщение, чтобы проверить, приходят ли они вообще.
Но чувство беспричинного беспокойства не проходило. Что-то было не так. Минна определенно что-то упустила.
Она принимала слишком много валиума, и теперь запас почти на исходе. Минна вытряхнула пару таблеток себе на руку и закинула в рот, запив глотком красного вина. Винтажное «Бордо». Отличное вино. Они накупили еды с избытком – в холодильнике лежали тарелки с мясной нарезкой, завернутые в пищевую пленку, в столовой стройными рядами выстроились бутылки джина, виски и водки, на блюдах красовались треугольнички сыра и печенья в виде полумесяца, на кухне стояли формочки с лазаньей.
Были еще открытки, которые Минна сама подписала и разослала людям, которых никогда в глаза не видела. Там были написаны какие-то красивые слова, что-то о потере, скорби и соболезнованиях, но они для Минны были теперь только пустым звуком. Они даже звучали как-то неуместно. Она всего лишь хотела поскорее закончить дела и уехать домой. Минна подумала, что по приезде уволит доктора Апшоу или просто перестанет ходить к ней – что там обычно делают с психиатрами?
Никакого исцеления тут нет. И никаких демонов, которых нужно было оставить в прошлом, тут тоже не было. Только два неудачных траха, неудавшийся поцелуй и пожар.
Сейчас она чувствовала себя даже ближе к отцу, чем к Трентону и матери.
Было уже одиннадцать вечера, когда Минна закончила мыть полы, расставлять вазы с цветами, пересчитывать складные стулья, составлять окончательный список гостей и натягивать цепочку на лестницу, чтобы гости не ходили на верхние этажи. Она уже пятый раз заходила проверить Эми – дочка спала в спальном мешке в кабинете (мебели там уже не было), ее волосы, все еще мокрые после купания, рассыпались по подушке. Эми была в восторге, когда Минна сказала ее, что они сегодня будут спать внизу – на верхнем этаже до сих пор пахло гарью, а на потолке были огромные черные пятна и трещины толщиной с палец.
Трентон обосновался в пыльном подвале – так он хотел показать Минне и маме, что хочет держаться от них как можно дальше. Ладно, так даже лучше. Она больше ему не доверяла. После аварии в нем что-то поменялось – внешний вид, манера говорить… А в глазах появилось отчаяние, и Минна не могла понять его причину. Изо дня в день все становилось только хуже. Мама этого не замечала. Она никогда ничего не замечала. Трентону нужна была помощь.
В общем-то, им всем нужна была помощь.
Минна прошла по комнатам, выключая везде свет. Из подвала донеслись звуки взрывов – наверное, Трентон играет в свою любимую видеоигру, в ту, где надо убивать библиотекарей и полицейских за очки. Она громко захлопнула дверь, ничего ему не сказав. Стрельба стала тише.
Запах дыма повсюду преследовал Минну. Ей казалось, что за каждой дверью бушует пламя.
Нельзя принимать больше валиума. Сейчас его и так мало осталось.
Минна включила свет в гостиной и чуть не закричала от страха и неожиданности – в кресле в углу сидела мама, не издавая ни звука. Рядом стояла бутылка «Джеймсона».
– Господи, мама! Что ты тут делаешь? – Она поняла, что мать так сидела в темноте уже давно. У нее покраснело лицо. Когда Кэролайн поднесла сигарету ко рту, Минна заметила, что она дрожит мелкой дрожью. – Ты ведь не куришь!
– Иногда курю, – сказала Кэролайн и стряхнула сигарету в хрустальную пепельницу, которую Минна поставила на стол специально для завтрашних гостей. Теперь пепельница покоилась на пуфике рядом с бутылкой. Кэролайн пила виски из высокого стакана для воды и уже почти опустошила половину.
– Нет. Ты не куришь, – твердо сказала Минна и открыла окно в комнате. Теперь понятно, почему пахло дымом. – И не пьешь виски.
Мать предпочитала водку – алкоголь без цвета и без запаха, который убивал, как яд кураре: незаметно и тихо.
– Сегодня я пью виски! – сказала Кэролайн и подлила себе еще. – Будешь?
– Нет, – выпалила Минна. На улице пахло вереском и дождем. Она вспомнила, как они с отцом однажды попали под ливень, когда возвращались из магазина. Они бежали, смеялись, перепрыгивали через лужи, и вот бумажные пакеты промокли, и продукты высыпались на мокрый асфальт.
