Демон Максвелла - Холл Стивен

– Одна большая викторианская механическая модель Солнечной системы, – говорю я. – Наша пьеса, наше «интерактивное представление» похоже на прекрасно сконструированную викторианскую механическую модель Солнечной системы, Дэн. Ну, знаешь, такая модель с маленькими латунными планетами и орбитами. Вот на что все это похоже. Добавим сюда архетипы и дотошность – и все, автор выдал себя с головой. Теперь, когда я разобрался, везде его манеру узнаю.

– Я немного запутался. – Дэн смотрит на рисунок на земле. – Вы опять про своего бога, планеты и про то, что все создано с помощью букв?

Я пристально смотрю на него. Затем на рисунок, который очень похож на Солнечную систему. По спине пробегает холодок. Я чувствую, как где-то в глубинах сознания открывается дверь, а за ней мелькает что-то по-настоящему огромное. Я подавляю образ и провожу пальцами по волосам, с силой их оттягивая.

– Нет, нет. Это модель, механизм. Ясно же по самому устройству и использованию архетипов. Если тебе так понятней, то представь, что архетипы – это планеты, каждая выполняет свою задачу, и в то же время они уравновешивают друг друга. Стоит найти периферийную, и понятно, как все работает.

– Все еще не понимаю.

– Хорошо. Вот, вот эта, – я тыкаю палкой в точку на самом большом круге. – Среди архетипов есть так называемый страж. Его сюжетная задача – помешать герою отправиться в путь и помочь нам – зрителям и читателям – понять, насколько опасен этот путь. Страж играет важную роль в создании экспозиции, понимаешь?

– Кажется, да.

– Я шесть с половиной лет работал со своим агентом, Дэн. И за все годы ни разу не был в ее офисе. Разве это не странно? А еще она ведет себя как типичный страж из мономифического повествования. Получается, наша изолированная система, вся эта пантомима, это маленькое представление, в центре которого мы с тобой сейчас находимся, началось не с момента, когда меня напоили подозрительным чаем – ловко ты это провернул, кстати, – и не когда я поехал красть рукопись Эндрю Блэка. Этой изолированной системе – нашей «интерактивной пьесе», как мы ее назвали, – по меньшей мере шесть с половиной лет. Это же просто взрыв мозга, я знаю, но она – страж. Без нее повествование попросту не работает. Он не в силах изменить свой авторский голос, и тем самым выдает себя с головой.

– Кто?

– Что?

– Кто не в силах изменить свой голос?

– Эндрю Блэк.

– Кто такой Эндрю Блэк?

– Отличный вопрос, Дэн. Именно его нам и следует себе задать. Я всегда считал, что Максвелла Кливера Блэк списал с себя, но что, если наш автор Эндрю Блэк на самом деле основан на Максвелле Кливере, персонаже?

– Такое ведь невозможно.

– Разве?

– Писатель не может основываться на созданном им персонаже.

– То есть ты утверждаешь, что следствие не может предшествовать причине, – говорю я.

– Да.

– Зачастую так и есть. Но что, если кто-то за кулисами тратит ужасно много энергии, чтобы все выглядело так, будто это возможно? Истории – штука хитрая. Я звонил в университет Халла. Это, кстати, прямо периферия – приглашение Блэка приехать на лекцию по творческому письму. Вот когда я вошел в эту изолированную систему, в этот обман, представление.

– Вы решили называть его «интерактивной пьесой».

– Верно. Тогда она и началась. Блэк попросил меня приехать на его занятие в Университете Халла. Но час назад я позвонил в Университет Халла. Они никогда не слышали ни о каком Эндрю Блэке и никогда не слышали о Майке Мондеграссе – по словам Блэка, он преподавал под этим именем. Они сказали, что у них никогда не было сотрудника ни с тем, ни с другим именем. Видишь ли, я позвонил им, потому что осознал, что в тот день он встретил меня на улице, не дал мне войти в здание администрации и спросить про него, а еще он проводил занятие на открытом воздухе, не в аудитории. Получается, в тот день я не был ни на какой лекции. Как так вышло?

– Потому что этот Эндрю Блэк никогда не работал там преподавателем?

– Правильный ответ. Десять очков союзнику. Студенты приходили на его «нерегулярные занятия» только по приглашениям. Их дурачили, они были лишь декорациями. Мы пришли на занятие, которое и занятием-то не было, и никто из нас этого не понял.

– И какой вывод?

– А вывод таков: Эндрю Блэк – настоящий безумец. Но и это еще не все. Я тут встретил женщину, которая заявила, что она настоящая Софи Алмондс. Сказала, что никакого Эндрю Блэка не существует. Это просто псевдоним. Вероятно, так и есть. Доктор – актер, ты – актер, Софи, как бы безумно это ни звучало, уже много лет играет роль стража. С чего бы Блэку быть настоящим? Вполне возможно, что автор пьесы очень внимательно изучил роман «Двигатель Купидона» и придумал Эндрю Блэка, чтобы поупражняться в обратном проектировании: представил, каким мог быть автор, создавший такую книгу. Сейчас уже что угодно возможно.

Я поднимаюсь на ноги.

– Идем.

– Куда?

– Искать Эндрю Блэка.

Вейберн идет со мной к машине.

– Но вы ведь только что сказали, что его не существует.

– Дело в том, Дэн, что кто-то должен был написать «Двигатель Купидона», кто-то создал, – я развел руками, – всю это живую, реальную пантомиму. Моя гипотеза: тот, кто написал этот запутанный роман, и тот, кто создал лабиринт, в котором мы сейчас находимся, – один и тот же человек.

Мы садимся в машину Вейберна.

– Эндрю Блэк – это псевдоним, – говорю я. – И я уверен, что знаю, кому он принадлежит.

Вейберн пристегивает ремень безопасности и заводит машину.

– Куда ехать?

Я говорю:

– В глубокий лес.

– Что?

– Обратно в сердце истории. В самый сложный эпизод, которому нужен был особо тщательный контроль. Вези нас в Оуторн.

Вейберн глядит на меня.

– А дорогу знаете?

– Нет. А вот ты – да. Я прав, Дэн? Потому что, как я предполагаю, ты только что оттуда.

Вейберн глядит на меня с пустым выражением.

– Как скажете, шеф, – говорит он, и машина начинает движение.

Я стоял на пустой автостоянке отеля «Уирби» с человеком, который выдавал себя за Дэна Вейберна.

– Как твое настоящее имя? – спросил я.

– Простите, сэр?

– Когда не притворяешься полицейским, как тебя зовут?

Он посмотрел на меня. Не стал ничего отрицать, просто смотрел пустым, безучастным взглядом.

– Ладно, – вздохнул я. – Будь по-твоему. Все равно все скоро закончится.

Какое-то время мы молчали.

– Знаешь, что произошло непосредственно перед публикацией «Двигателя Купидона», Дэн?

– Не знаю, шеф.

– Умер мой отец.

– Мне очень жаль.

– Знаменитый, гениальный отец успел похвалить замечательную новую книгу таинственного автора, хотя никогда раньше не давал рецензий на романы. Умер он семь лет назад, где-то в Испании. Но я не видел тела и не был на похоронах. Не видел свидетельства о смерти.

– Ясно.

– Понимаешь, к чему я клоню, Дэн?

– Думаю, да.

– Тепло или холодно?

– Без понятия, – отозвался Дэн. – Вы ведь детектив, давайте расследовать.

Я взглянул на него. Он снова посмотрел на меня пустым взглядом.

– Он позвонил мне, знаешь. Оставил сообщение на автоответчике.

Молчание. Я продолжил:

– Думаю, семи лет вполне достаточно, чтобы все организовать, запустить и подготовиться к финалу. За меньшее количество времени такое провернуть нереально. Отец сколотил состояние на писательстве. Целое состояние. А такой спектакль наверняка недешево стоит. Правда, Дэн?

– Как скажете, босс.

– Вся эта чушь про младенцев и пустые кроватки. Все это показывает, как ему было больно, когда мы поссорились. Потому что… Такие они, эти писатели. Нормальные люди высказывают чувства. Нормальный отец просто сказал бы «прости», или «извиняться не собираюсь, иди к черту», ну или что-нибудь в этом роде. Но мой отец был особенным. Ему нужна была мишура. Либо гора наград и восторженные рецензии на главной странице в «Таймс», либо «к сожалению, он не смог присутствовать лично», понимаешь?