Валерий Михайлов - В лабиринте версий
– Буду вам очень признателен, – перешел на «вы» Трубопроводов.
– Экскурсия стоит полтора кредита.
– У меня только это, – сказал Трубопроводов, доставая из кармана камзола увесистый кожаный мешочек тонкой работы с золотым песком.
– Мы принимаем любую валюту, – оживилась Лайма.
– Тогда отмерьте, сколько нужно, – сказал Трубопроводов, одновременно передавая Лайме кошелек.
Достав из стола небольшое зеркальце, Лайма высыпала на него немного золотого порошка. Затем, ловко сконструировав из него дорожку пластиковой карточкой с фотографией и именем какого-то сотрудника, аппетитно втянула золото носом через трубочку для коктейлей.
– Теперь можно переходить к делу, – весело сказала она.
В глазах Лаймы появился золотой блеск.
– Подойдите сюда, – попросила она, ловко соскочив со стола и легко перепрыгнув через гардеробную стойку, – сдайте, пожалуйста, верхнюю одежду, а, также, все металлические, колющие и режущие предметы.
Немного поколебавшись, Трубопроводов выложил на стойку оба пистолета и кинжал. Далее на стойке оказалась шпага в относительно скромных ножнах, видавшая виды треуголка и походный камзол. Последний Трубопроводов снял, не зная, является ли он верхней одеждой. Немного подумав, он отстегнул украшенные позолотой шпоры.
– Благодарю вас, сударь, – сказала Лайма, вручая Трубопроводову номерок.
Повторив свой трюк перепрыгивания через стойку, она заняла стартовую позицию возле металоискателя и голосом профессионального гида начала свою речь:
– Несмотря на солидный вид, увлекательную историю и вековые традиции Музей Охотничьих Трофеев был открыт 7 марта 2001 года, то есть ровно пять лет назад, день в день. В тот незабываемый мартовский день Максим Максимович, подобно Энди Уорхолу, представил на суд публике совершенно пустые стены. И, вот теперь, всего через пять напряженных лет, музей Максима Максимовича по праву считается одним из лучших охотничьих музеев. И это без учета того, что все свои экспонаты Максим Максимович добыл собственными руками.
Трубопроводов поморщился. Он терпеть не мог охотников, браконьеров и прочих, пользующихся безнаказанностью, убийц и живодеров.
– Что-то не так? – спросила Лайма.
– Ненавижу, когда убивают животных, особенно, когда это делают ради бахвальства.
– Вот и Максим Максимович тоже не любит, когда убивают ради забавы.
– Он что, фотохудожник, или я чего-то не понимаю?
– А для того, чтобы получить ответ на этот вопрос, прошу вас пройти непосредственно в первый зал, или «Зал исторического бессилия».
Грациозно распахнув перед Трубопроводовым двери, она пропустила его вперед.
– Это что, музей восковых фигур? – удивился Трубопроводов.
– В «Зале исторического бессилия» Максим Максимович собрал восковые копии той дичи, от которой, к огромному сожалению, его отделяла самая непреодолимая на сегодняшний день преграда: время. В этом зале собраны восковые копии таких прекрасных экспонатов, как Гитлер, Сталин, Наполеон, Чингисхан, Тамерлан, Ленин, Марат, Робеспьер, – называя имена, она указывала на них лазерной указкой, – другими словами, этот зал посвящён историческим подонкам, то, есть, тем подонкам, которых мерзавцы от истории нарекли великими полководцами, завоевателями, императорами, или святыми и пророками, крестителями, основателями религий… вместо того, чтобы назвать их своими именами. Всех этих людей объединяет кровь, моря крови, которые они пролили ради своих имперских амбиций, ради религий или других химер, оплаченных жизнями множества невинных людей. По мнению Максима Максимовича, все они заслуживают суда и казни, пусть, даже, посмертно исторических.
– Подожди, неужели, ты хочешь сказать…
– Как вы уже догадались, Максим Максимович охотился только на двуногую мразь, – перебила обалдевшего Трубопроводова Лайма, – и следующий зал посвящен трусливо– городской мрази, которую Максим Максимович всегда отстреливал с особым удовольствием. К сожалению, эта мразь умудряется вонять даже после соответствующей таксидермической процедуры, поэтому для хранения пригодны лишь головы трофеев, да и то нам постоянно приходится проводить их химическую обработку. Надеюсь, неприятный запах не испортит вам удовольствие лицезрения этих трофеев.
В зале воняло туалетом, карболкой и еще чем-то, блевотно-тошнотворным. Трубопроводов не мог понять, чем. К горлу сразу же подкатил комок, но Трубопроводову удалось сдержать приступ тошноты. Зал был огромен, и все стены в несколько рядов были увешаны человеческими головами. Глядя на них, было трудно поверить, что всех этих людей выследил и убил всего лишь один охотник за каких-то пять лет.
– Впечатляет? – с почтением в голосе спросила Лайма.
– Неужели Максим Максимович сам их всех пострелял?
– Не верится, правда?
Трубопроводов согласно кивнул.
– Самую многочисленную группу среди этих экспонатов составляют охотники на ворон. Вторую группу занимают душители собак и кошек, включая и тех подонков, которые совершенно безосновательно называют себя сатанистами. Третью составляют все остальные любители безнаказанно мучить или убивать. Как вы уже поняли, в этом зале представлены те, кто убивает ради самого кайфа убийства. От убийства себе подобных большинство из них останавливает лишь страх наказания, от которого трепещут их отвратительные смердящие душонки. И то, что таких не сажают в клетки на цепь, говорит лишь о том, что и мы, общество, все ещё, недалеко ушли в своем развитии от подобной мрази.
В следующем зале пахло сигарами, водкой и дорогим коньяком. Несмотря на его скромные размеры, было просторно. Там скучали всего несколько экспонатов. В основном, это были великолепные чучела сановитых государственных держиморд, считающих себя хозяевами земли. Этакая начальствующая мразь, расстреливающая с вертолетов десятками редких животных или же, чуть ли не в упор, убивающая специально пойманных заранее зверей. Внимание Трубопроводова привлекла карикатурно-американская семейка. Папа, мама, сыночек и две дочки. Все бочкообразной формы.
– А эти как сюда попали? – удивился Трубопроводов, – на охотников они не тянут.
– Это одни из тех туристов, которые обожают посещать ресторанчики, где публика жрет свежие мозги собственноручно забитых молотками обезьян, – пояснила Лайма.
В последнем зале было несколько сутенеров, пара торговцев детьми, несколько религиозных фундаменталистов и с десяток матерых скинхедов.
– К сожалению, эти находятся под негласной охраной государства, – сказала Лайма, указывая на бритоголовых подонков.
Трубопроводов не отреагировал на эти слова. Как и любой нормальный человек, он ненавидел фашистов, но выставка его достаточно утомила. Он мечтал о чашке кофе в буфете с каким-нибудь бутербродом или булочкой. Но музей был закрыт и ни о каком буфете не могло быть и речи.
