Челси Ярбро - Хроники Сен-Жермена
— И тебя, — отбил нападение тот. — Тебе ведь тоже захочется упомянуть о ней в своих нудных лекциях, так что молчи.
— Перестаньте, — с неожиданной властностью сказал музыкант, и парочка виновато притихла. — Я лишь прошу, чтобы каждый из вас придержал себя, хотя бы на первых порах — из сострадания, пока девочка не пойдет на поправку. Гарриет, мне думается, вам лучше быть рядом с Эмили, когда та очнется от шока.
— Вы, кажется, совершенно уверены, что бедняжка очнется, — раздраженно заметила Гарриет.
— Да, уверен. Я встречался с подобным. Правда, не здесь и довольно давно. — Он посмотрел в окно — на длинные тени, возвещавшие приближение ночи.
— Если вы что-то знаете, почему не скажете Харперам? — требовательно спросил журналист.
— Потому что они мне не поверят. Их убедит заключение доктора, а не мое. Джерри Фитцфаллен осмотрит Эмили и сделает свои выводы. Тогда и поглядим, совпадут ли они с моими.
Гарриет неуверенно улыбнулась.
— Родители, да. Им легче услышать плохое от человека, облеченного соответствующими правами. — Она поднялась. — Пойду, переоденусь к ужину, а по дороге навещу Харперов.
— Спасибо, — сказал Франциск и переключил все внимание на журналиста. — Ну, Джим, а как вы? Согласны помалкивать какое-то время?
Тот пожал плечами.
— Я в отпуске. В Денвере затевается крупный процесс, и на ближайшее полугодие у меня есть работа. Я сделаю вид, что ни о чем не знаю, если положение не изменится. Если всплывет еще что-нибудь, ничего обещать не могу. — Он потянулся к стакану. — Кажется, я теряю форму. Год-два назад я бы обнародовал эту историю, даже если бы меня за то прокляли. Наверное, мне все-таки пора на покой. — Журналист одним махом заглотил всю порцию рома и отвернулся к окну.
До ужина оставалось минут пять, когда тишину вестибюля огласило негромкое:
— Мистер Роджерс, нельзя ли с вами потолковать?
Распорядитель отошел от конторки.
— Конечно, мистер Франциск. Мне подняться в библиотеку?
— Если не трудно. — Музыкант стоял на площадке, придерживая неприметную дверцу.
— Лорпикар? — спросил мистер Роджерс, входя.
— Да. Я был в тридцать третьем коттедже. Там никто не живет. Это значит, он может быть где угодно. Я попросил служащих проверить пустующие строения, но не рассчитываю на какой-либо результат. Один Господь ведает, что может прийти ему в голову! — Небольшой крепко сжатый кулак с силой врезался в стенку дубового шкафа, и та дала трещину. — Мы даже не знаем, на нашей он территории или нет! Где он ночует? В палатке? В лесу?
— А «Фокс-Холлоу»? Он не может прятаться там? — спокойно спросил мистер Роджерс.
— Сомневаюсь. Этот рейнджер — как его? Бакус? — тут же учуял бы что-то неладное. — Человек в черном сел, потом встал. — Идиот оставляет кровоподтеки!
— Как девочка? — спросил мистер Роджерс.
— Думаю, все обойдется. Если мы сумеем как-нибудь оградить ее в ближайшую пару ночей. Она все забудет, как забыла преподобного Мастерса. — Франциск невесело усмехнулся.
— Что вы собираетесь делать? — Мистер Роджерс придвинулся к креслу, но садиться не стал.
— Найти его. Пока он не наделал новых ошибок. — Франциск потер лоб. — Он мог бы охотиться где угодно, но случай привел его к нам!
— Что сталось бы с девочкой, если бы ее не нашли?
Ответа не было, да его и не ждали.
— Гарриет не решается повесить над изголовьем больной распятие, опасаясь, что вид его разбередит в душе Эмили старые раны. Она, возможно, права, но этот символ стал бы преградой для Лорпикара. Он наверняка верит в мифы, — Франциск посмотрел в окно. — Надо бы взять у Кэти связочку чеснока. Чеснок — тоже средство.
— Я загляну к ней, — кивнул мистер Роджерс.
Франциск неожиданно хохотнул:
— Я становлюсь добрым дядюшкой, да? И каким же? Уж всяко не Томом. Но что мне еще остается? Нам следует урезонить зарвавшегося новичка, и как можно скорее, иначе все мы — ты, я, Мадлен — окажемся в центре внимания и подвергнемся совершенно ненужному риску. — Он задумчиво посмотрел на мистера Роджерса. — Впрочем, мы видывали и худшее, старина. Я не виню тебя, я изумляюсь, как сам все это проморгал.
Мистер Роджерс позволил себе улыбнуться.
— Благодарю. — Он сделал шаг к двери. — Начинается ужин. Пожалуй, мне надо сойти вниз. Да, — прозвучало уже с порога. — Звонили из «Фокс-Холлоу». Джерри Фитцфаллен приедет к восьми.
— Хорошо, — откликнулся музыкант. — К тому времени, думаю, что-нибудь прояснится.
Ему не суждено было долго пребывать в этой уверенности. Покинув библиотеку, он спустился по лестнице в вестибюль, но не успел дойти до выхода на террасу, как его нагнал болезненно громкий окрик:
— Франциск!
Миссис Эммонс, спешившая к барной стойке, застыла на месте, чета Уайлеров обратилась в слух. Алжирская, отделанная стеклярусом накидка Элеоноры посверкивала как новогодняя елка.
Франциск, иронически подбоченившись, обернулся:
— Миссис Гудмен, если та лягушка все еще сидит в вашей ванной… — Этот казус в прошлом году переполошил весь курорт и стал поводом для неисчерпаемых шуток. Ник Уайлер расхохотался и начал во всеуслышанье припоминать детали забавного происшествия.
Под его раскатистый говорок Гарриет благодарно кивнула:
— Спасибо. А я, лишь открыв рот, поняла, что надо вести себя тише. Вы быстро соображаете, быстрее, чем я. — Она потерла лоб, поморщилась и сказала: — Мне жаль, но Эмили скрылась.
— Скрылась? — повторил тупо Франциск.
— Я услышала крики миссис Харпер и пошла к ним узнать, в чем дело. Та ответила, что покинула спальню дочери совсем ненадолго, чтобы сходить в туалет, а когда возвратилась, там уже не было никого.
Франциск ладонью помял гладко выбритый подбородок.
— Ясно. Благодарю. — Он кивнул Гарриет, толкнул стеклянные двери и, сбежав с террасы, зашагал через парковочную площадку, сокращая таким образом себе путь к девятнадцатому коттеджу, хотя и не очень надеялся, что разговор с Дорис Харпер что-нибудь ему даст.
Джерри Фитцфаллена долго уламывать не пришлось. Ему предоставили один из лучших коттеджей курорта и ужин, приготовленный лично Кэти. Случай очень неординарный, сказал он, а гости «Фокс-Холлоу» как-нибудь в эту ночь обойдутся и без врача. Абориген-эскулап внимательно выслушал и родителей девочки, и Гарриет Гудмен, и всех, кто видел Эмили в ее «ужаснейшем состоянии», и всех, кто ничего не видел, но имел свое мнение о случившемся. Узнав от Джима Саттона о связи девочки с Мастерсом, он горестно покачал головой и отпустил в адрес преподобного пару крепких словечек, как чуть позднее и в адрес доктора Мюллера, решительно отказавшегося с ним говорить. Тот заявил, что никогда прежде не видел таких странных травм и не желает влезать в это дело.
