Олеся Перепелица - Почти мертвые трупы
— Никогда не слышала, — ответила я, надевая черные джинсы и чисто черную кофту: все-таки моя сопровождающая была одета именно в этом цвете.
Учитывая окраску моих волос, выглядела я действительно мрачно, правда светло-бежевая ветровка немного скрасила мой образ.
— Пойдем? — повернулась ко мне Натали, прекратив рассматривать мою фотографию, на которой я вместе с Алексом и еще одним санитаром оккупировали операционный стол.
Невольно я вспомнила тот день, а точнее новогоднюю ночь… На губы скользнула улыбка: как давно это было.
— Поехали, — согласилась я, выходя из квартиры. — А во сколько начало?
— В двенадцать, конечно, — усмехнулась Натали, мечтательно закатив глаза.
— А что там будет происходить? — спускаясь по темным ступенькам, спросила я.
Все-таки участвовать в жертвоприношении мне не хотелось. Представление же о том, как проходят черные мессы у меня было не то что смутное, а вообще никакое.
— Увидишь, — таинственно ответила Натали. — У нас с тобой будут лучшие места.
Да уж, что-то эта фраза не внушала мне должного оптимизма. Подумав, я отключила звук на телефоне. Думаю, если раздаться звонок во время мессы, то ничего хорошего мне ждать не стоит.
Когда мы сели в машину, я все-таки отправила смс Алексу, которому обещала позвонить: "Не звони сегодня. Я завтра к тебе заеду". Невольно захотелось дописать: "Я на черной мессе", но, боюсь, Алекс бы не оценил.
Подбадривая себя таким образом, я, тем не менее, очень нервничала, то и дело сжимая сидение. Захотелось закурить, но в машине я не стала этого делать.
Натали ехала в полном молчании, учитывая, что на город уже опустились сумерки, это выглядело довольно зловеще.
Заметив, что мы выезжаем за пределы города, я окончательно насторожилась.
— Куда мы едем?
— Не волнуйся. Это место загородом, подальше от посторонних глаз, — пояснила девушка, с губ которой не пропадала мечтательная и при этом жесткая усмешка.
— А именно?
— Заброшенная церквушка, там рядом давно нет населенных пунктов. Только деревня одна, но и она далековато, — спокойно пояснила девушка. — Можешь, подремать. Ехать нам еще долго. Хорошо, что времени с запасом. Успеем.
Но я старалась запоминать дорогу. Черт его знает, как мне придется оттуда убираться. Может, даже спасаться бегством… Замечательно.
Кроме машины в мой список глобальных покупок теперь добавился пистолет. С ним бы я точно чувствовала себя безопаснее.
Небоскребы сменились деревьями, но трасса все еще была оживленной. Только еще через несколько минут мы свернули с главной дороги и начали углубляться в совсем уж незнакомые мне земли. После шестого поворота мои попытки запомнить дорогу закончились полным крахом. Машину крутило как могло, дороги, которые скорее напоминали тропы, сменяли одна другую, а по сторонам был только лес да поля. Шум трассы все отдалялся.
Натали безмолвствовала.
"Господи, куда меня занесло?!", — невольно подумала я.
Хотя в данном случае эта фраза напоминала богохульство.
А ведь это только начало.
Я все-таки задремала, провалившись в на редкость крепкий сон. Да только сновидения были не самым приятными. Разговор с Ведуном не прошел зря, всколыхнув в душе те воспоминания, которые я хотела забыть.
Седьмая глава. Черная месса
Наверное, это был сон, хотя скорее напоминало слайд-шоу, где я единственный зритель, который вынужден замирать на каждом кадре. В памяти смешивались куски воспоминаний, превращаясь в какой-то кошмар.
Вот я неуверенно подхожу к зеркалу, всматриваясь в свое отражение: не слишком красивая, угловатая девчонка, которой недавно исполнилось пятнадцать. Одежда виднелась непонятным смазанным пятном, но до нее мне не было дела. Я подходила к полураскрытой двери кабинета, за которой слышались голоса родителей.
Я стояла, не скрываясь, но они, казалось, не замечали меня, продолжая свой спор. Мать почти кричала, в ее голосе слышались слезы.
В память врезались отдельные фразы: "Моя дочь наркоманка?!", "Нужно лечить прямо сейчас", "Какой позор!".
Сухие фразы отца, что пытался защитить меня, говорил, что не верит в это, просто тонули в женской истерике.
Я чувствую, что, как и тогда, много лет назад, в душе назревает обида. Слезы от такой несправедливости и лжи подкатывают к глазам. Кажется, я хочу кричать, что это неправда, что это ложь. Но перед глазами все как-то странно плывет, мое горло как будто обхватывает когтистая рука.
Мои колени подгибаются, и я падаю на паркет. Мне вновь невероятно душно, по потолку извиваются непонятные тени, скаля свои морды…
"Я схожу с ума", — отчетливо понимаю я.
Я прекрасно помню, что будет дальше, помню больницу, Анатолия Игоревича. Но при этом теперь я уже понимаю, что со мной тогда произошло. В те дни у меня начал просыпаться мой дар, вызывая самые настоящие галлюцинации. Я начала видеть то, что обычные люди не могли, а потому попала в психбольницу с ее бесконечными капельницами, слезами и детскими страхами.
Как наяву я вновь почувствовала горечь обиды и безумный страх одиночества.
Меня резко кинуло в следующий кадр, перенося далеко вперед.
Вот меня везут на какой-то каталке, виднеется белый потолок, как сквозь вату, пробиваются крики врачей. Мне очень-очень жарко. Не понимаю, почему?
Все так странно кружится.
Потом мне скажут, что у меня подскочила температура до сорока одного градуса. Какая-то инфекция, что пропала бесследно через несколько часов.
Остался только липкий страх смерти, которая прошла очень близко.
Это был день, когда я впервые столкнулась с духом, и он чуть не утащил меня за собой. Спаслась я только чудом.
Следующий кадр заставил меня даже во сне дернуться: я узнала эту аудиторию, я помнила все эти парты, помнила этот вечер, но боялась повернуть голову вправо… Потому что знала, что там увижу. Я не хотела это вспоминать.
Машина резко подскочила на каком-то ухабе, а после остановилась. С бешено стучащим сердцем я открыла глаза.
— Выходи, соня, — затормошила меня Натали. — Приехали.
Нельзя описать словами, как я была рада слышать ее голос, как была рада проснуться здесь, в этой машине, пусть даже посреди ночного леса.
Реальность заставила меня встрепенуться и вылезти из машины. Я насторожено осмотрелась. Прямо впереди, окруженная машинами, стояла небольшая, старенькая, явно заброшенная церковь, лишенная креста. Окна были выбиты, так что внутри можно было разглядеть людей и свет пламени.
Ночь уже полностью вступила в свои права.
