Дарья Беляева - Крысиный волк
Она шла по всему этому одновременно и сразу, скорее это была идея дороги, нежели сама дорога. Когда они с Мескете ближе подошли к стелам, Амти увидела рисунки, выбитые на них.
Она видела скот, которому пускали кровь, части людей, отделенные друг от друга, женщин и мужчин, занимающихся любовью не только с людьми, но и с животными или обезглавленными трупами.
Сюжеты были самые жуткие: жертвоприношения, ритуальные соития, осквернение мертвых. Страшное содержание сглаживала техника рисунков, нарочито примитивная и в то же время неповторимая, доступная человечеству лишь на заре его существования.
Особенное внимание Амти привлек рисунок, изображавший мужчину и женщину, наносивших друг другу раны там, где располагались их сердца. Из надрезов под грудью сочилась кровь — несколько красных линий.
Стелы были покрыты и буквами неизвестного Амти алфавита, некоторые из них повторяли знаки на пальцах Шацара.
— Древний язык, — прошептала Амти.
— Древнее некуда, — сказала Мескете, а потом присвистнула. — Кажется, нашла!
Мескете ушла довольно далеко, и Амти поспешила к ней, кинув последний взгляд на мужчину и женщину, калечащих друг друга. Ей казалось, будто она знает, что за обряд они проводят. Шацар ведь был здесь, он точно знал. Но именно эти его воспоминания вертелись на языке, однако не находили стойкой формы и растворялись в мареве прошедшего, забытого сна.
Амти встала рядом с Мескете. На стеле, которую они рассматривали, были изображены юные девочки с серпами в руках. Все они стояли вокруг девушки, лежавшей на каменной плите. Девушка будто спала, а девочки вокруг нее готовились перерезать собственные глотки, судя по движению, которое запечатлел художник.
— Похоже на наш случай, — сказала Амти.
— Вероятно, это он и есть.
— Но мы ведь не можем прочитать, что здесь написано…
Но Мескете резко оборвала ее, сказав:
— Я - могу. Я изучала этот язык. Здесь описан ритуал — ритуал призвания Матери Тьмы, вселения ее в человеческое тело. Пусть ограниченно, но тело ее Дочери способно ее воплотить. Для этого нужно, чтобы восемь девушек, дочерей двух Инкарни, пока не познавших тьму, пошли на самоубийство. Они должны быть…тут написано слово «жатва», видимо, это означает собраны на местах больших сражений. Их смерть откроет путь Матери Тьме. Девушка, лежащая на алтаре — обязательно Инкарни, единственное требование к ней, она не должна быть беременной, потому что Мать Тьма не может занять тело, где есть две души. Ее вселение ведет какие-то физиологические изменения…
Но Амти уже не слушала, все перед глазами поблекло. Мескете еще некоторое время машинально продолжала читать, а потом они с Амти абсолютно одновременно выдохнули:
— Эли!
10 глава
Шацар мог провести без движения пять или шесть часов, как в детстве. Для него не существовало времени, для него не существовало даже его самого, собственные мысли растворялись в бесконечном ожидании, холод тоже уходил. Оставались только зрение и слух. Шацар улавливал мельчайшие звуки леса, ни одна тень не ускользала от него.
Наверное, эти часы, проведенные в ожидании были одними из самых счастливых в его жизни. Весь мир сужался до прицела снайперской винтовки.
Война шла уже три года, если не считать Времени Крови — революции. Шацар знал, что так просто ее не остановить. Он знал своих братьев и сестер и знал их слишком хорошо. Игры кончились, и в хаосе, который творился в мире Шацар больше ничего не понимал.
Сначала старое правительство воевало с революционерами, потом революционеры победили и, неожиданно для Инкарни, принялись вычищать их из своих рядов. Кто-то наверху или, лучше сказать, внизу, в темноте недооценил силу духа тех, кто зубами решился вырвать для себя лучшую жизнь.
Революция победила, аристократия проиграла, а Инкарни — проигрывали. И Шацар оказался вовсе не на той стороне, на которой должен быть. Шацар думал сбежать во Двор, как только все началось, но ему не хотелось оставлять Мелама.
А потом Митанни попросила его присмотреть за Меламом, и ей Шацар уж точно не мог отказать. Шацар стал снайпером, он хорошо стрелял еще во Дворе, и ему пришлось доказывать это на своих братьях и сестрах.
Шацар был хорошим снайпером, но других путей у него и не было. Снайпер невидим или мертв. Шацар вел свою войну так, чтобы другие Инкарни не узнали, кто он, чтобы его не выдали пленные и не приняли за шпиона свои же. Его война была одинокой войной, неподвижной войной.
Сначала Мелама распределили в пехотные войска, но когда Шацара впервые наградили, он смог добиться, чтобы Мелама приставили к нему в качестве напарника, обеспечивающего огневое прикрытие и убежище.
Шацар обещал Митанни его защитить и должен был выполнить свое обещание. Ему и самому не хотелось бы, чтобы Мелам погиб.
Сначала Шацар видел себя в качестве диверсанта на стороне противника, однако ему пришлось выслужиться, чтобы заполучить Мелама, поэтому он убивал Инкарни первое время. Затем ему пришлось убивать Инкарни, потому что начались чистки и велик был риск, что его раскроют. Это означало смерть, достойную для Инкарни. Но теперь не только для него, но и для Мелама.
Куда ни кинь везде был клин. Шацар продолжал стрелять. Он и не думал о том, что будет делать после войны. Он надеялся, что она никогда не закончится. Он мог бы вечность провести лежа на холодной земле, укрытый маскировочным костюмом, присыпанным листьями или снегом.
Нужно было быть незаметным не только для людей, но и для зверей и птиц. Местоположение снайпера можно было вычислить по тишине, которая остается после покинувших человеческое владение птиц и зверьков.
Шацар не шевелился, чтобы не спугнуть даже их. Он должен был быть невидим, он так поверил в собственное несуществование, что иногда ему и вправду казалось, что его нет.
Впрочем, он появлялся, когда видел цель.
На расстоянии около пятисот метров от холма, где он устроился, было озеро. Шацар разведал все источники воды в радиусе доступа, этот был чистейшим и ближайшим. Значит, скоро они придут.
Место было для него новое. Нельзя было долго задерживаться на одном, поэтому они с Меламом вдвоем курсировали по территории, захваченной врагом.
Врагом? Шацар приучил себя думать фразами с агитплакатов, чтобы сердце его казалось горячее, чем у самых отъявленных патриотов. Даже наедине с собой он старался думать о других Инкарни только как о врагах.
Они появились около полудня. Пришли за водой, разумеется. Молодые парень и девушка, смешливые и громкие. Маленькие птички, крохотные зверьки. Еще чуть-чуть беззащитности и неловкой злости — и в них стало бы стыдно стрелять.
