Питер Джеймс - В плену снов
– Вы имеете в виду, что она направляется обратно, в лоно своей матери? – спросила девушка-американка.
Таня трижды резко мотнула головой, словно пытаясь вытряхнуть воду из своих волос.
– Она направляется вниз, в своего рода туннель, а потом внезапно ее втягивают в эту темную комнату. А при рождении это было бы наоборот. – Таня пристально смотрела на Сэм. – При рождении вы сначала находитесь внутри лона, а потом движетесь по туннелю, ну а потом врач или кто там… принимает роды, вытаскивает вас наружу. – Она хлопнула себя по груди. – У меня сильное ощущение, что вам снятся сны о возвращении обратно, в материнское лоно. Там, внутри, замечательное и безопасное место, вы не должны там ничего делать. Там приятно, тепло и уютно. Это хорошее место, чтобы сбежать туда. Никаких травм там, внутри. Никаких предвидений. Вы улавливаете связь, Сэм?
– Я не уверена, – ответила она нерешительно.
– Каким было ваше рождение, Сэм? Травматическое? Кесарево сечение или что-то в этом роде? Или же оно было нормальным?
Сэм пожала плечами:
– Я не знаю. Я никогда… – Она умолкла, и Таня ободряюще улыбнулась.
– Это сильный шок – рождаться на свет, – заметила Таня. – Он никогда не оставляет нас и продолжает постоянно возвращаться к нам в наших снах.
«Далеко, – подумала Сэм. – Слишком далеко от мишени».
– Нет, – извиняющимся тоном сказала она.
– Вы знаете этого мужчину? – спросил Барри. Его глаза все еще были закрыты.
Знаю ли я Слайдера? Да Слайдер ли это был? Лук? Бог мой, неужели я и в самом деле хочу влезть во все это? Так поэтому ты и находишься здесь. Я знаю. Однако…
– Нет. Не знаю, – вслух сказала Сэм.
– Он мог быть вашим предубеждением, – предположила девушка-американка.
– А вы знаете что-нибудь о предубеждениях? – спросила Таня.
– Нет, – ответила Сэм.
– Юнг считал, что в нас существует противоположное начало «я», которое порой проявляется в наших снах. Если вы мужчина, то видите незнакомую женщину, которая и есть ваше «я» во сне, если же женщина, тогда вы видите незнакомого мужчину. Он мог быть вашим предубеждением. Вы испытываете ярость к кому-нибудь? В отношении, скажем, себя самой?
Сэм покачала головой. Последовало довольно продолжительное молчание. Таня Якобсон откинулась назад с закрытыми глазами, потом открыла их снова.
– Давайте попытаемся поискать свободные ассоциации чуточку подальше. Этот человек пытался изнасиловать вас во сне. Подумайте об изнасиловании. Ищите свободные ассоциации. Просто скажите все, что вам придет в голову.
Сэм осмотрелась по сторонам, еще раз взглянула на картину. Почувствовала тяжесть на сердце. Нагреватель продолжал назойливо гудеть, откуда-то сверху донесся приглушенный визг дверного звонка.
– Слайдер, – произнесла Сэм.
Мужчина в мешковатом джемпере повернул к Сэм голову, глубокомысленно изучая ее, а девушка-американка улыбнулась.
– А кто такой Слайдер, Сэм? – спросила Таня Якобсон. – Не хотите ли вы рассказать нам о Слайдере?
И она рассказала им о том, как узнала Слайдера, о том, как он умер и даже после смерти все снился и снился ей – до тех пор, пока не погибли ее родители. Когда она кончила говорить, вокруг стояла тишина, которая, казалось, воцарилась тут навсегда.
– Ужасно, – сказала девушка-американка. – Это действительно ужасно. У меня прямо по всему телу мурашки поползли.
Потом опять надолго все замолчали.
– Ну и что же вы чувствовали в связи с этим, Сэм? – заговорила Таня Якобсон.
Эти слова прозвучали будто издали, как эхо. Сэм осмотрелась, озадаченная, не поняв, к ней ли они были обращены. Ее взгляд наткнулся на Сади, сидящую на своем пуфике, как на горном выступе.
– Я не могу припомнить, правда. Пожалуй, оцепенение, и довольно долгое время. Я чувствовала, что это сделал он, он убил их. Потом он мне не снился довольно долго.
– А почему, по-вашему, так произошло? – спросила Таня.
– Потому, что смерть моих родителей – самое страшное из всего случившегося. Хуже он уже ничего не мог бы сделать.
Таня кивнула.
– И кто же растил и воспитывал вас потом, Сэм? – поинтересовалась она.
– Дядя с тетей.
– Они к вам хорошо относились?
– Нет. Они обижали меня. Они были очень холодными людьми.
– Вы когда-нибудь рассказывали им о Слайдере?
– Нет.
– А вообще кому-нибудь когда-то рассказывали, Сэм? – спросила Таня.
– Нет, – ответила она, немного поколебавшись, поскольку вспомнила, что рассказала Бэмфорду О'Коннелу.
– А как насчет вашего мужа?
– Нет. Ему – нет.
– А что произошло, когда он приснился вам снова? – спросила Гэйл. – Через какое время это случилось?
Сэм внимательно посмотрела на нее:
– Спустя двадцать пять лет. Две недели назад.
– Блеск! – восхитилась Таня Якобсон. – Вы ведь многое держите внутри себя, не так ли? Варитесь в собственном соку. Не могли рассказать дяде и тете. Не могли рассказать мужу. Но это прорывается наружу в ваших снах. Сэм, это всегда так будет. – Она наклонилась вперед. – Понимаете ли, Сэм, не имеет значения, что именно мы пытаемся спрятать от мира, ведь мы не можем спрятать это от самих себя. Все обнаруживается в наших снах и будет продолжать обнаруживаться, пока мы не разберемся в себе и не разделаемся с этим. Но так лучше, Сэм. Хорошо, что все выходит на поверхность, потому что теперь вы сможете бороться. Вам предстоит встретиться с этим лицом к лицу, рассказать об этом подробно, – и тогда он уберется прочь. – Таня театральным жестом сцепила руки. – Вы должны встретиться со своим монстром, Сэм. У всех у нас есть личные монстры, которые являются нам в наших снах. Одно из того, что мы пытаемся проделать здесь, – это встретиться с ними и понять их. И тогда они уберутся прочь.
Сэм уставилась на нее, потом мельком взглянула на свои часы. «Не проявляют ли и остальные нетерпение?» – поинтересовалась она. И увидела, что и Сади со свирепым видом посмотрела на свои часы, а потом – снова на Сэм, сердито попыхивая сигаретой.
– А не хочет ли кто-нибудь еще рассказать о… Я отняла у всех довольно много времени.
– Не беспокойтесь пока об остальных, Сэм. Это же ваш сон. Так что давайте-ка побеспокоимся о вас. Я думаю, что пока мы не готовы двигаться дальше. Верно?
Внезапно Сэм страшно разволновалась, рыдания подступили к горлу. Она оглянулась и увидела, что на нее смотрят друзья. Даже враждебность пристального взгляда Сади, казалось, немного смягчилась. Безопасность. Здесь она находилась в безопасности.
– У вас есть еще какие-нибудь другие ассоциации?