Челси Ярбро - Дорога затмения
«По прошествии половины месяца от Великой Жары. Год Крысы, тринадцатый год шестьдесят пятого цикла. Министерству имперской армии от генерала Куей И-Та.
Генерал Куей И-Та полагает, что и он сам, и его люди находятся в отчаянном положении.
Презренный враг вновь перекрыл ущелье Ша-Минг в горной гряде Цин-Линг близ деревни Нан-Пи. Монголы убили 327 наших солдат и 860 ранили. Кроме того, 212 бойцов больны. У нас кончается провиант, и, если монголы, засядут в ущелье на всю зиму, наш гарнизон попросту вымрет. Впрочем, скорей нас изрубят вражеские мечи.
Мне стало известно, что не более чем в восьмидесяти ли от нас, в долине Ma-Мей, находятся два больших боевых отряда имперских лучников. Даже одного из них было бы достаточно, чтобы сокрушить неприятеля.
Считаю своим печальным долгом известить министерство, что опорный пункт Пей-Йо пал. Все его защитники, а также находившиеся при них женщины, дети, рабы изрублены на куски. Мы, со своей стороны, пытались прорваться в Пей-Йо, однако без лучников и достаточного числа всадников откатились назад. Мы предприняли шесть таких вылазок, но безуспешно. После захвата Пекина монголы уверовали в собственную неуязвимость, они считают, что призваны небесами покорить нашу страну.
Два дня назад младший офицер Сья Ган под покровом тьмы снова повел сотню бойцов к Пей-Йо, чтобы, спасти тех, кто там еще оставался… Сегодня утром головы, этих героев монголы насадили на пики, а кожу, снятую с их тел, принялись с хохотам перебрасывать через возведенные нами завалы. Пей-Йо находится всею в двадцати ли от Нан-Пи, скоро монголы, вплотную нами займутся. Захваченный пункт дает им возможность атаковать нас на свежих конях.
Генерал Куей И-Та почтительно просит о безотлагательной помощи и уверяет, что защитники ущелья Ша-Минг готовы, стоять до конца. Гибель на поле брани почетна для воина, каждый из нас с честью выполнит свой долг.
Посыльный двинется в путь за два часа до заката. Надеемся, что к полуночи он прибудет в долину Ma-Мей, откуда стоящие там имперские лучники отправят депешу в Ло-Янг. Если не случится заминки, приказ министерства о выступлении дойдет до них уже через две недели, и они сумеют достойно за нас отомстить.
Генерал Куей И-Та надеется, что высокопоставленные чиновники министерства отнесутся к его депеше как к последним словам умирающего, каковые не должно воспринимать без приязни и уважения.
Начертано писцом Вен Сюнгом за три часа до заката близ деревни Нан-Пи».
ГЛАВА 2
Протекавший через сад ручеек причудливо извивался, его струи, окатывая мелкие камешки, вызванивали бесконечный печальный мотив. Невидимый в ночной тьме, он местами посверкивал – там, где кроны деревьев давали дорогу звездному свету. Ветер, блуждавший по саду, доносил острое дыхание осени, раскачивал ветки и уже срывал первые листья, предсказывая приход холодов. Бледная предутренняя луна, клонясь к западу, заглядывала в раскрытую дверь спальни, матовый прямоугольник, очерченный ее лучами, уже подползал к широкой постели, на которой, укрытая шелковым покрывалом, лежала Чуань-Тинг.
Сен-Жермен сидел в дальнем углу комнаты с раскрытой книгой в руке. Он пошевелился, отложил томик Ли По в сторону и поднялся с кресла. Его черный китайский халат еле слышно зашелестел. Ему хватило пяти шагов, чтобы достичь кровати, там он остановился, устремив взор на спокойное лицо спящей.
Сен-Жермену не хотелось тревожить ее, и потому он опускался на ложе с большой осторожностью. Согнул колени, наклонился, опираясь на локти, потом вытянулся рядом с молодой китаянкой и вновь отдался волшебству созерцания.
Он любовался выпуклыми недвижными веками, обрамленными крошечными серпами темных ресниц, гладким покатым лбом и ореолом разметанных по подушке волос. Чуань-Тинг вздохнула, ее прелестные губки слегка приоткрылись. Движение было едва уловимым, но покрывало скользнуло вниз, обнажив маленькие высокие груди и плавный изгиб подреберья. Лунный свет наделил кожу красавицы молочной прозрачностью тончайшей рисовой бумаги, по которой чередой легких мазков словно бы прошлась чья-то искусная кисть.
Пальцы мужчины коснулись лица, шеи, груди спящей с той бережной легкостью, с какой тонкий ценитель прикасается к изделиям из фарфора. Касания никак не были сильными или порывистыми, однако они вызвали в Чуань-Тинг чувственный отклик, который незамедлительно поверг бы ее в смятение, если бы она не спала. Сен-Жермен усмехнулся, заметив, как исказилось лицо молодой китаянки.
Чуань-Тинг повернулась на бок – плавно, замедленно, словно двигаясь под водой. Одна половина липа ее оказалась в тени, вторая, напротив, вдруг засияла, как лепесток большого цветка. Голова женщины запрокинулась, дыхание участилось, по телу волнами пробегала сладкая дрожь.
Хотя искушение было сильным, Сен-Жермен подавил в себе желание ее разбудить: однажды, три года назад, он сделал подобную глупость. Чуань-Тинг, возможно впервые в жизни ощутившая чувственное возбуждение и традиционно видевшая свое назначение
только в том, чтобы ублажать господина, пришла в неописуемый ужас. Заверения в том, что господину для удовлетворения собственной страсти необходима ответная страсть, не возымели действия. Китаянку трясло от омерзения к себе. С тех пор Сен-Жермен брал ее лишь в состоянии глубокого сна, когда разрешение томления плоти не поддается контролю сознания и может быть принято за вулканический выброс из горнила подспудных грез.
В дыхании женщины появились хриплые нотки. Сен-Жермен покрывал ее грудь поцелуями, нагнетая мучительный жар. Его руки ласкали горячие бедра, уверенно продвигаясь к полураскрытому увлажненному лону. Чуань-Тинг застонала, освобождаясь от напряжения, и первые ее содрогания позволили взмыть на гребень волны и ему. Ритм упоительных спазмов достиг пика, потом плавно пошел на спад. Чуань-Тинг прошептала что-то бессвязное и вновь погрузилась в сонное оцепенение. Сен-Жермен встал с постели, накинул на спящую покрывало, затем направился к распахнутой двери. Утро несло холод. Он плотно ее притворил.
Смежная со спальней комната поражала простотой обстановки, которую составляли лишь узкое жесткое ложе, письменный стол да небольшой итальянской работы комод. Проемы двух узких высоких окон закрывали бумажные ширмы, и потому тут всегда царил полумрак. Сен-Жермен подошел к столу и остановился в раздумье. Грядущий день не обещал ничего, кроме уныния. В последнее время тоскливое настроение практически не покидало его.
