С. Сомтоу - Валентайн
Она полезла в сумочку за адвилом. Но в пузырьке ничего не осталось. Откуда-то издалека донесся гул вертолета. Сегодня здесь собираются и другие гости? И они будут присутствовать на сеансе и подслушивать ее горе? Она очень надеялась, что нет.
— Голова болит, милая? Сейчас тебе будет легче.
Симона Арлета положила ладони Петре на лоб. Принялась бормотать что-то нечленораздельное. Потом повторила несколько раз:
— Уходи... исчезай... уходи... исчезай.
«В какую еще психодурость, балаган в стиле New Age я ввязалась?» — подумала Петра. А потом боль прошла — резко, как будто ее отключили. А вместо нее пришло... ничего не пришло. Пустое пространство. Забвение.
— Э... спасибо, — сказала она. — Она весь день меня донимала, боль.
— Это моя работа, — сказала Симона, — облегчать боль. Воспринимай меня именно так — как будто я врач.
* * *• наплыв •
Ужин был сплошной болью. За столом сидели тринадцать человек, еду разносили элегантно одетые официанты — красивые, загорелые молодые люди, как будто только что с пляжей Малибу. Блюда были экзотические: черепаховый суп, суфле из лосося и оленина по-веллингтонски, три сорта кофе и горящий фламбе на десерт, — ужин совсем не простой.
Петра сидела между молодой женщиной азиатской наружности в костюме от Диора и бородатым дородным мужчиной, который выглядел смутно знакомым — как будто она его где-то видела — и говорил с легким кентуккским акцентом. Подумав как следует, Петра сообразила, что она его видела по телевизору, причем даже не раз, когда переключала программы на кабельном в поисках чего посмотреть... это был какой-то телепроповедник. Интересно, подумала она, а он что здесь делает; разве такие, как он, не считают, что все это — сатанизм?
За столом говорили мало. В основном все молчали, неловко поглядывая на соседей; у Петры возникло стойкое ощущение, что все они приехали сюда в полной уверенности, что он или она будет единственным гостем у королевы медиумов.
Ближе к концу ужина девушка-азиатка вдруг обратилась к Петре:
— Я что-то нервничаю, а вы? Я в первый раз на таком мероприятии.
Несмотря на строгий костюм — который не то чтобы ее старил, но совершенно не подходил к ее юному возрасту — и на почти полное отсутствие косметики, она обладала той самой тонкой изысканной и как бы хрупкой красотой, которая заставляет мужчин оборачиваться на улице — да и женщин тоже. Ее голос звучал очень тихо, это был почти шепот.
— Меня зовут Премкхитра, — сказала она. — Называйте меня просто Хит, меня так все называют. Я учусь в Миллс-Колледж на втором курсе.
— Вы из Таиланда? — спросила Петра, очень надеясь, что девушка не обидится, если ее догадка будет неправильной. Она знала — еще со времен Беркли, — как трепетно азиаты относятся к своей национальности.
Хит тихонечко рассмеялась, прикрыв рот ладонью.
— Вы, наверное, писательница. Писатели всегда все знают.
— Ну, если можно назвать писательством репортажи для «Мира развлечений».
— Не надо себя недооценивать, — сказала Хит и опять рассмеялась.
— А эти сеансы... нас каждого пригласят отдельно? — спросила Петра. — Или это будет групповой спектакль?
— Ой, я не знаю. Я здесь только по просьбе мамы. Она ходила к нашему семейному шаману, — она произнесла это очень серьезно, без тени улыбки, — а потом прислала мне факс из Бангкока, и вот я здесь. Пришлось даже сбежать с экзаменов. — Она пожала плечами. Очевидно, экзамены ее не особенно волновали.
— Иногда отдельно, иногда вместе, — сказал предполагаемый телепроповедник. — Все зависит от ее настроения. Как ей Бог на душу положит. Хотя в ее случае я бы сказал, что скорее не Бог, а черт. — Он допил свое «Шатонеф дю Пап», которое подали к оленине.
Симона, сидевшая во главе стола, ударила молоточком в крошечный гонг, призывая всех ко вниманию.
— Сейчас мы пройдем в гостиную, где вам будут предложены бренди, кофе, а тем, кто абсолютно не может прожить без дурных голливудских привычек, — красные, белые и голубые пилюльки. Что же, мои дорогие, мы все сидим за одним столом, мы поедаем роскошный ужин, а лед еще даже не то что не начал ломаться, а даже не треснул. Я знаю, многие из вас приехали сюда втайне и не хотят раскрывать свое имя.
В этот момент каждому гостю подали белую карточку на серебряном блюдце. Каждый перевернул свою карточку. На них были написаны имена, как на бэджах на каком-нибудь съезде коммивояжеров. Петре досталась карточка с надписью: «Привет, я ТИНКЕРБЕЛЛ»[8].
— Да, друзья, чтобы сохранить ваше инкогнито. — Симона Арлета поднялась из-за стола, и ей помогли облачиться в широкий плащ, расшитый звездами, солнцами, лунами и знаками Зодиака — вроде того, который, наверное, был у волшебника Мерлина.
На бэдже Премкхитры было написано: «ПРИНЦЕССА». На бэдже телепроповедника: «МАММОН»[9]. Петра оглядела собравшихся — они поспешно пристегивали бэджи к нагрудным карманам и лацканам пиджаков. У нее было стойкое подозрение, что имена даны каждому неспроста, что они содержат в себе скрытый смысл, зашифрованное сообщение — вот только знать бы еще, как его расшифровать.
Снова прозвучал гонг. Гости настороженно поднялись и прошли в соседнюю комнату.
* * *• музыка ночи •
Весь вечер леди Хит просидела как на иголках и к концу ужина разнервничалась окончательно. Конечно, она послушалась семейного фуйа и приехала к этой женщине, весьма нетрадиционному духовному доктору; ее хорошо воспитали, и ей даже в голову не приходило перечить старшим. Десять лет в американских школах не превратили ее в дикую варварку, вопреки опасениям матери, которая волновалась, что на Западе дочка забудет о своих корнях.
Они расположились в гостиной — ждать, когда их пригласят, каждого по отдельности, на беседу с Симоной Арлета. Нервозность не проходила. Леди Хит удалось пообщаться только с одним человеком — Петрой Шилох, журналисткой, которая не стала скрывать свое имя за глупой шарадой из бэджиков с псевдонимами. Судя по всему, она сейчас работала над статьей, как-то связанной с Тимми Валентайном. Хит вспомнила, как — в середине восьмидесятых, когда она училась в школе-интернате в Новой Англии — она сходила с ума по Тимми и даже хранила в подушке значок с его портретом. Она написала деду длинное письмо про Тимми Валентайна. А потом дедушка тронулся головой.
Гостиная — смех да и только! — была обставлена в помпезно-кичливом викторианском стиле: пухлые диванчики «для двоих», кофейные столики с гнутыми ножками, на стенах — гравюры с изображением охотничьих сцен. Хит знала в лицо примерно половину гостей — знала, кто они такие, — но, согласно причудливому этикету в доме Симоны, нельзя было даже и виду подать, что ты кого-то узнала. Смотрите... вот Бенито Пископо, герой-любовник из мыльных опер... а этот мужчина в углу, который так сосредоточенно нюхает кокаин... разве это не Али Ислами, иранский диссидент? А этот толстяк... это же Дамиан Питерс, телепроповедник, которого сняли с эфира из-за какого-то там сексуального скандала.
![Ксения Лазорева - Ненужный принц. История Сая Валентайна [СИ]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
