Мэнли Веллман - Честель
– Вы так много знаете об этом, о том, что мы пытаемся здесь изобразить, – произнесла она своим бархатистым голосом.
Драмм наблюдал за ними с жалобным выражением лица.
– Многому меня научил судья Персивант, мисс Честель, – ответил Коббет. – Он, кстати говоря, знал вашу мать.
– Я помню ее, хоть и не очень ясно, – отозвалась Гонда. – Она умерла, когда я была совсем малышкой, тридцать лет назад. Я приехала сюда вслед за ней, и теперь здесь мой дом.
– Вы очень на нее похожи, – сказал Персивант.
– Я горжусь любым сходством с ней, – улыбнулась актриса.
«Перед ней невозможно устоять», – подумал Коббет.
– Мисс Парчер, – продолжала Гонда, поворачиваясь к Лорел, – вы такая миниатюрная. Вы должны участвовать в нашем шоу – не знаю, в какой роли, но вы просто обязаны. – И снова эта головокружительная улыбка. – Мне пора, Фил хочет, чтобы я поднялась на сцену.
– Эпизод со стуком в дверь, Гонда, – сообщил Драмм. Актриса грациозно взлетела по ступенькам. Зазвучало фортепиано, Гонда запела. Коббет понял, что это лучшая песня из всех, что он когда-либо слышал.
– «Ищут ли они прибежище в ночи?» – пела Честель глубоким голосом.
Каспер Меррит появился на сцене, чтобы присоединиться к ней на речитативе. Затем вступил хор, голоса певцов звучали пронзительно и резко.
Персивант и Лорел расположились в зале. Коббет покинул их и снова оказался на улице, залитой серебристо-голубым лунным сиянием.
Он направился к кладбищу. Деревья, которые днем манили приятной прохладой, теперь отбрасывали неясные тени. Когда Ли подходил к могиле в центре погоста, ветви над его головой, казалось, опускались ниже, склонялись, словно распростертые крылья.
Зарешеченная дверь, раньше запертая на огромный замок, была распахнута настежь. Коббет всмотрелся в царивший внутри мрак и спустя мгновение шагнул через порог на вымощенный плитами пол.
Ему пришлось идти на ощупь, касаясь одной рукой шершавой стены, пока наконец он не натолкнулся на огромный каменный саркофаг в глубине, тоже раскрытый: откинутая крышка прислонена к стене.
Внутри, конечно, было совершенно темно. Ли щелкнул зажигалкой. Язычок пламени осветил высеченный из цельного камня саркофаг длиной почти в десять футов. Точно подогнанные стенки из серого мрамора скрывали гроб: роскошное темное дерево, серебряная отделка и снова – открытая крышка.
Низко склонившись к испещренной пятнами шелковой обивке, Коббет уловил резкий душный запах, похожий на аромат сухих трав. Он погасил зажигалку и нахмурился в темноте, затем на ощупь пробрался обратно к двери, вышел наружу и направился назад к театру.
– Мистер Коббет, – послышался прекрасный голос Гонды.
Актриса стояла на краю кладбища, около поникшей ивы. Она была почти одного с ним роста, ее глаза сияли в лунном свете.
– Вы пришли, чтобы узнать правду о моей матери, – почти виновато сказала Честель.
– Я был обязан попытаться, – отозвался Ли. – С того самого момента, как увидел известное вам лицо в окне одного нью-йоркского отеля.
Красавица отодвинулась от него.
– Вы знаете, что она…
– Вампир, – закончил за нее Коббет. – Да, я знаю.
– Умоляю вас, помогите, будьте милосердны! – воскликнула Гонда, однако в ее голосе не было мольбы. – Я поняла это уже много лет назад. Именно поэтому и живу здесь, в маленьком Деслоу. Я хочу найти какой-нибудь способ подарить ей покой. Ночь за ночью размышляю, как это сделать.
– Я вас понимаю, – отозвался Коббет. Гонда глубоко вздохнула:
– Вы знаете об этом все. Мне кажется, в вас есть что-то такое, что может устрашить даже вампира.
– Если и так, я не знаю, что это, – правдиво ответил Коббет.
– Дайте мне клятву, поклянитесь, что не будете возвращаться к ее могиле, что не расскажете остальным о том, что знаем вы и я. Я… мне хочется надеяться, что вдвоем нам удастся что-нибудь для нее сделать.
– Если таково ваше желание, я ничего никому не скажу, – пообещал Ли.
Честель стиснула его руку.
– У нас был пятиминутный перерыв, наверное, уже пора возвращаться на репетицию, – сказала она неожиданно веселым голосом. – Пойдемте.
Они покинули кладбище.
Актеры собирались на сцене. Драмм с несчастным видом наблюдал за тем, как Гонда и Коббет вдвоем идут по проходу. Ли сел рядом с Лорел и Персивантом и досмотрел представление до конца.
Это была весьма своеобразная (если не сказать больше) версия романа Брэма Стокера. Осуществлению зловещих планов Дракулы очень мешало наличие графини, мертвой красавицы, которая прилагала все усилия, чтобы сделаться воплощением доброты. Артисты исполнили несколько песен в интересных минорных тонах, затем танец, в котором мужчины и женщины прыгали, как кенгуру. Наконец Драмм объявил об окончании репетиции, и усталые исполнители столпились за кулисами.
Мисс Честель задержалась, чтобы поговорить с Лорел.
– Дорогая, скажите мне, есть ли у вас какой-нибудь театральный опыт? – спросила она.
– Я участвовала в школьных постановках у себя на родине, на Юге, когда была маленькой.
– Фил, – сказала Гонда, – мисс Парчер… у нее такой прекрасный типаж, такая внешность. Для нее просто должна найтись роль в нашем шоу.
– Вы очень добры, но боюсь, это невозможно, – улыбаясь, ответила Лорел.
– Может быть, вы еще передумаете, мисс Парчер. Зайдете с друзьями ко мне на стаканчик вина перед сном?
– Спасибо, – включился в разговор Персивант, – но нам нужно сделать кое-какие записи, для этого необходимо присутствие всех троих.
– Тогда увидимся завтра вечером. Мистер Коббет, не забудьте про наше соглашение.
И она ушла за кулисы. Друзья направились к выходу. Драмм поспешил за Коббетом и схватил его за локоть.
– Я видел вас, – резко проговорил он, – видел, как вы вдвоем вошли в театр.
– А мы видели вас, Фил. И что с того?
– Вы ей нравитесь. – Это было почти обвинение. – Она перед вами чуть ли не заискивает.
Коббет ухмыльнулся и высвободил свою руку.
– В чем дело, Фил, вы в нее влюблены?
– Да, будь я проклят, влюблен. Я в нее влюблен. Она знает об этом, но ни разу еще не звала меня к себе. А вы… вы встречаетесь с ней первый раз и уже получили приглашение.
– Полегче, Фил, – сказал Ли. – Если это вас хоть как-то утешит, я люблю совсем другого человека, и ни на что другое у меня просто нет времени.
Он поспешил выйти из театра, чтобы нагнать своих компаньонов.
Дорогу заливал лунный свет. Пока они шли обратно в мотель, Персивант с почти беспечным видом размахивал своей тросточкой.
– О каких записях вы говорили, судья? – спросил его Коббет.
– Я все расскажу в своем номере. Как вам шоу?
