Юрий Бурносов - Все золотистое
Еще шагов десять, и в стене слева появилась дверь. Прямо напротив очередного черного окна. Никаких ручек, никаких петель, просто шов в стене, ровный прямоугольник… Я толкнул ее рукой, потом пнул – полный ноль. А-а, вон оно что! Я вспомнил оранжерею и, закрыв глаза, пошел прямо на дверь.
Пахло пылью.
Я стоял в полной темноте и поэтому сразу не понял, что уже открыл глаза. Очевидно, это оказалась одна из тех дверей, которые «нельзя». Или нет? Ничего, скоро узнаю.
Я пошел вперед ощупью, стараясь идти прямо, чтобы потом без проблем вернуться к двери. Зацепился ногой за что-то легкое, типа картонной коробки, с шорохом отлетевшее во мрак. Наконец вытянутые руки уперлись в холодную шероховатую стену. Только бы на паутину не наткнуться… Черт!
Перед глазами сразу появился карикатурный паук, хоть сейчас в «Муху-цокотуху», перебиравший мохнатыми лапками в центре своей сети.
Не думать про пауков.
Однако паук постепенно вырастал, превращаясь в суставчатого монстра… Логово Шелоб.
Нет, только не думать про пауков.
Я пошел вдоль стены и вскоре очутился в углу. Угол как угол, без пауков и прочей мрази, сухой и чистый. Еще несколько осторожных шагов – опять угол. Значит, справа будет дверь. Ага, вот она, тонкий шов под пальцами… Уходить?
Я постоял в раздумьях и решил обследовать вторую половину комнаты, тем более не такая уж она большая. По дороге я опять наткнулся на коробку, наклонился и поднял ее. Потом рассмотрю.
Через минуту я вновь был у двери. Ничего интересного, просто пустая темная комната. Пора возвращаться. Я закрыл глаза и шагнул сквозь дверь. И услышал дикий визг.
– Успокойся! – заорал я, потому что испугался неменьше Суок.
Она стояла передо мной, прижав ладошки к вискам, и мелко дрожала – это было видно по огромному помпону на ее беретике. Сегодня на пей была некая разновидность спортивного костюма, разумеется, золотистого цвета.
Я бросил свою коробку, схватил ее за плечи и потряс.
– П… Привет, – пробормотала она, глядя на меня полными слез глазами.
– Привет.
Она заулыбалась.
– Я искал тебя.
– А я – тебя. Я знала, что ты пришел.
– Откуда?
– Знала, и все. Ты был там? Она показала пальчиком на дверь.
– Да.
Я посмотрел вокруг – вот она, моя добыча. В самом деле, обычная картонная коробка… Или не совсем обычная?
Я поднял ее. Картон как картон, в таких торты продают, например… Мелкая надпись сбоку: буквы знакомые, но слово складывается абсолютно нечитаемое. Написано вроде как фломастером…
Суок смотрела на коробку со смесью интереса и страха.
– Что это? – спросила она.
– Коробка, – буркнул я. – У вас во всех комнатах такой мусор валяется?
– Не знаю. Я не была в этих комнатах. Нельзя, – честно призналась Суок.
Чего еще было ожидать? Я аккуратно положил коробку у стены – пусть Царапающий изумляется, что за дрянь в его владениях, – и спросил:
– Что нового?
– Что?
– Что нового? Новости какие?
Никаких новостей. Пойдем играть? Прыгать. Она заглядывала мне в глаза, словно щенок, который приглашает хозяина побегать с ним по двору.
– Послушай, я бы хотел разобраться, что тут у тебя происходит, – серьезно сказал я. – Для меня это сон, а для тебя, по-моему, совсем не сон.
– Не сон,– согласилась она.
– Поэтому я и хочу разобраться.
– А прыгать?
– Погоди ты прыгать. Скажи, откуда ты знаешь, что можно, а что нельзя? Тебе кто-то говорит?
Суок смотрела на меня так, как смотрел бы, наверное, Папа Римский, если бы к нему явился некий тип и стал допытываться, кто это ему сказал про заповеди Христовы.
– Ты здесь одна, – продолжал я. – Одна живешь. Если я буду задавать тебе вопросы, на которые нельзя отвечать, что случится? Нас же никто не слышит, мы одни…
– Неправильно, – отрезала она.
– Что?
– Неправильно! – топнула ногой Суок.
– Пойми, здесь все не так! Здесь все не придуманное, но и не настоящее… Вот имя твое – Суок. Это имя из сказки, из книжки. Из простой книжки, которая есть в каждой детской библиотеке. Кто тебя так назвал?
– Меня? – Опять в тупик. Черт! Что ж делать-то? – Я – Суок, меня так зовут.
Я махнул рукой.
– Хорошо. Давай сделаем так. Ты оставайся здесь. Я пойду по коридору в ту сторону. Если хочешь, можешь идти со мной до тех пор, пока тебе можно, а там остановишься и подождешь. Идет?
– Я… Я согласна, Валера, – сказала Суок, хотя видно было, что она жутко боится. Не навредить бы ей. Я уберусь, а она здесь останется…
Я взял ее за руку, и мы пошли.
Ничего интересного я не заметил. Редкие окна, пара уже известных мне царапин на стенах… В одном месте попалось квадратное панно на стене, примерно метр на метр, почти под самым потолком. Сумбурная россыпь мозаики, черной и золотистой, словно вдавленной в стену.
Примерно шагов через десять после панно Суок остановилась. Ее колотило, и я погладил девчонку по руке.
– Нельзя? – спросил я. – Дальше нельзя?
– Нет…
– Тогда стой тут. Я пройду еще немного и вернусь. Она закивала, смаргивая слезы.
Я улыбнулся, чтобы ее подбодрить, и пошел, периодически оглядываясь. Суок стояла, прислонившись к золотистой стене, и смотрела на меня одним глазом сквозь растопыренные пальцы прижатых к лицу ладоней. Оглянувшись в очередной раз, я ее не увидел – скрыл поворот. Ладно, с ней должно быть все в порядке.
Неожиданно по щеке мазнуло ветерком – теплым, словно кто-то быстро открыл духовку. Потом еще раз, еще… Впереди отчетливо послышался мерный рокот приближающейся электрички. Постукивание буферов, скрип проседающих шпал… Я остановился, очередной порыв теплого ветра покачнул меня, и я приготовился встретить Мотыльковый Поезд, успев подумать, что ни вжаться в стену, ни бежать назад уже нет резона.
Из сна меня буквально вышвырнуло. Я стукнулся головой о ножку кресла, забился на полу, путаясь в одеяле, и открыл глаза.
В свете уличного фонаря четко были видны настенные часы. Без двадцати три. Я несколько раз глубоко вздохнул, выбрался из одеяла и вернул его на кровать. Бабушка не проснулась, и слава богу…
Что же это было? Ничего увидеть я не успел, только почувствовал мягкий, словно огромной пыльной подушкой, толчок…
Или я схожу с ума? В самом деле «Кошмар на улице Вязов». Не притащить бы чего этакого из своих снов… Я улыбнулся. Нет, в самом деле пора с этим завязывать, иначе бог знает до чего можно дойти. А через неделю – зачеты.
4
После трех бессонных ночей я не выдержал. В самом деле, я просто не мог уснуть. Лежал, глядя в потолок, пытался считать овец и белых тигров, пил перед сном горячее молоко, но ничего не помогало, хотя спать хотелось зверски. То ли я подсознательно не мог заснуть, то ли… то ли меня что-то не пускало в сны. Наконец я решился и стянул бабушкин рецепт, по которому бдительная аптекарша выдала мне желтенькую коробочку венгерских таблеток, пробормотав:
