Анастасия Павлик - Харизма
Подайте в суд на того чтеца! Вы брали у него кровь на анализ и - вот ведь какая ерунда! - стали жертвой ментального насилия.
Перчатки, если подумать, отличная мера предосторожности; они защищают меня от этого я-подам-на-тебя-в-суд мира. Верно и обратное утверждение. Я могу позволить себе снять перчатки дома, но в общественных местах ни-ни.
Люблю перчатки также за то, что они создают иллюзию присутствия на моих руках всех десяти пальцев. В действительности их у меня девять. На левой руке не хватает мизинца. Разумеется, приятного мало: печатая, приходится довольствоваться девятью пальцами, к тому же не избежать ослиных взглядов на улице. Клешня еще та, скажу я вам. Хорошо, что я правша и отсутствие левого мизинца означает всего лишь отсутствие левого гребаного мизинца. В конце концов, я все также без проблем могу надрезать пакетик дешевого три-в-одном кофе и высыпать его содержимое в чашку. В таких делах мизинец погоды не делает. Он делает погоду в других, скажем, более волнительных делах. Однако не будем забегать вперед. Надеюсь - в этом вопросе вообще не будем.
3
К девяти утра я одолела вторую стометровку, коснулась стенки бассейна и подняла очки на резиновую шапочку. Само собой, плавать тоже приходится в перчатках - латексных, прозрачных. Ничего лучше я пока не придумала. Перчатку на месте отсутствующего мизинца я завязываю в узел. Обладатели тонкого вкуса могут вздохнуть с облегчением: я не стану утверждать, будто это выглядит эстетично.
Тренер Клуба, учтивец с медовым загаром, в белых хлопковых шортах и футболке с эмблемой клуба, улыбнулся, когда я рывком выбралась из воды. Я сделала вид, что не заметила, куда секунду назад был направлен его взгляд.
Старики из Дома престарелых, однако, были чуть менее воспитанными - их взгляды впивались в меня, словно дротики, как если бы пенсионеры зависали на состязании в дартс. А я была мишенью, разумеется. Нежась в пузырьках джакузи и потягивая витаминизированные коктейли, они походили на рыхлых белых моржей. Их так и называли - Моржами. У некоторых серебристые побеги перламутра едва различимы под кожей, у других змеились по рукам, животу, ногам вздутыми канатами, точно призрачные лианы. Особенно ценился перламутр, выращенный именно в органических теплицах. Чтобы обеспечить перламутру оптимальные условия для роста, эти злыдни днями напролет торчат в воде. Они нашли свое призвание: напивались и растили на себе перламутр.
Самара помахал мне. Одряхлевший бицепс и парочка белесых побегов качнулись в такт этому движению. Золотой перстень-печатка на мизинце. Видите, все как надо.
- Уже уходишь, Харизма? - спросил он. - Так скоро. Не задержишься на коктейль?
Дома престарелых занимают особое место в иерархии Зеро. Их обитатели между игрой в бинго и тихим часом проворачивают весьма прибыльное дельце, используя свои тела в качестве теплиц для выращивания перламутра. Форменные дилеры, держащие весь перламутровый рынок в своем трясущемся, покрытым пигментными пятнами кулаке. Тонкие побеги цвета акульего брюха, достигнув нужной длины, подрезаются, высушиваются и поставляются на прилавки. Перламутр одновременно лекарство, сильный наркотик и деликатес. Лично я не заметила за собой желания потреблять то, что выросло на чьих-то жировых прослойках. Многие со мной не согласятся.
- К сожалению, не могу. Хорошего вам дня, господа, - сказала я, сопроводив слова вежливой улыбкой.
Самара отличался внушительными габаритами и, судя по позе, чувствовал себя гармонично и естественно. Его не смущал свой неприлично огромный живот и тесные зеленые плавки. Удивительно, но ему до сих пор никто не сделал замечание. Местным перламутровым баронам не перечат.
- Ты бы хорошенько подумала над моим предложением, Харизма. - Пузырьки обволакивали его тело подобно сотням полупрозрачных жемчужин. - Как надумаешь, дай мне знать.
Я вдруг нашла идею впечатать кулак ему под дых весьма привлекательной. Вопрос в том, повредит ли это хоть как-то Самаре. То, что это повредит моему кулаку, спору нет.
- Всенепременно, - кивнула я, не расставаясь с вежливой улыбкой.
В раздевалке, кроме хрупкой седоволосой старушки в красном купальнике, не было никого. Подслеповато щурясь, она улыбнулась мне.
- Рада видеть тебя, деточка. Как поживаешь?
Готова нацепить на себя костюм гориллы и станцевать под джаз Бенни Гудмена, а она просто забыла, как меня зовут.
- Все хорошо, спасибо, Элеонора. А вы? Как ваше здоровье?
- О, сладенькая, и не спрашивай. Вчера была у доктора, так этот плешивый болтун строго-настрого запретил мне курить. Говорит, если я не брошу, то в самом ближайшем будущем от меня будет пахнуть не табаком, а землей. Представляешь, какой нахал! А сам выпивоха, каких поискать надо. Я-то знаю, потому что мой второй муж смерть как любил пропустить стаканчик-другой...
- И как он сейчас?
- Кто? Доктор?
- Нет, ваш муж.
Старушка скривила морщинистое личико в брезгливой гримасе и накинула на плечи махровое полотенце. Дряблые ляжки при ходьбе напоминали подтаявший холодец.
- Надеюсь, жарится в аду. Хорошего тебе дня, деточка.
- И вам хорошего дня, Элеонора.
Приняв душ, я накрасила глаза, оделась и сложила сумку: мокрый купальник, полотенце, вьетнамки. Волосы я расчесала и собрала в 'конский хвост'. У меня длинные прямые каштановые волосы, которые я собираю либо в 'конский хвост', либо в тугой узел на затылке, или же распускаю. Это и есть мое представление о прическах.
Я не самый модный человек в Зеро. Вот три слона, на которых я стою: все оттенки коричневого, серый, черный. Вы можете сказать, что у меня проблемы: частичная цветослепота, протанотопия, тританопия и что там еще. Но мне просто нравятся мои три слона. Черная футболка, черные джинсы и коричневая кожанка, на ногах - замшевые ботинки на шнуровке. Цветовая гамма моего гардероба консервативна не в зависимости от того, куда я собираюсь: в офис или в Спортивный Клуб. Что также неизменно, так это кожанка.
Я подхватила сумку и вышла из раздевалки.
Тренер Клуба сопровождал меня до дверей. В приемной, уставленной кожаными диванами на металлических ножках, и кофейными столиками с разбросанными по ним журналами типа 'Долгожитель' или 'Седое здоровье', было тихо как в библиотеке. Лишь в отдалении гремели зажигательные мотивы сальсы - многие игривые жмурики были не прочь встряхнуть тем, что осталось от их пятых точек. А кому еще танцевать в девять утра? В это время люди либо работают, либо умирают. Мир наполовину состоит из смертей; вторая его половина - работа. Ни первое, ни второе не входило в планы стариков. Они не считали перламутровый бизнес работой. В самом деле, разве это работа? Бизнес - это... просто бизнес, блин. Знаете, в каком-то смысле я завидовала их беззаботности, в которой они болтались, как котики в корзине.
