Жан Рэ - Город великого страха
– Разрешите войти? – спросил я.
Голова исчезла, но дверь осталась открытой.
Дождь полил с новой силой, и я, волоча за собой велосипед, вбежал в коридор.
Через открытую дверь комнаты я видел, как на стенах плясали красные отсветы пламени.
Стены были в запущенном состоянии – широкие трещины разбегались по отслоившейся штукатурке, испещренной серебристыми следами улиток. Я прислонил велосипед к стене и решительно вошел в комнату.
Она была грязна и пуста, но рядом с камином стояло великолепное кресло, обтянутое испанской кожей. Оно манило к себе, и я устроился в нем, поставив ноги на изъеденную ржавчиной решетку и протянув озябшие руки к огню.
Я не услышал, как появился хозяин дома.
Рядом со мной стояло самое странное существо, которое мне когда-либо доводилось видеть – тощий старик, в котором непонятно как теплилась жизнь. На нем был ниспадавший до пола длинный сюртук, а его узловатые прозрачные руки сложились словно для молитвы.
Но самой странной частью его облика была голова совершенно лысая и с необычайно бледным лицом. Я боялся заглянуть ему в глаза, ибо на таком лице они должны были внушать ужас.
Но глаза оставались сомкнутыми, и я понял, что человек слеп.
– Отсюда до Дублина далеко, – тихо произнес он, и по его тону я угадал хорошо воспитанного человека.
– Я направляюсь в Лимерик, а не в Дублин, – ответил я недоумевая.
Мой ответ, казалось, удивил его.
– Прошу простить меня.
Он расцепил запястья, и длинная рука мелькнула у меня перед лицом. Я почувствовал его пальцы у себя на шее, он ощупал ее и с ужасом отдернул руку. Странное и тягостное прикосновение! Словно меня коснулось ледяное дыхание ветра, а не живая плоть.
– Вы сели в кресло.
– Может, мне встать?
– Нет, нет, но, когда наступит ночь, будет разумнее пересесть на одну из скамеек.
Он повернулся, подошел к шкафчику с неплотно закрытыми дверцами, достал оттуда бутылку и поставил ее на стол.
– Угощайтесь.
Затем направился к двери, открыл ее, и я больше его не видел.
Содержимое бутылки манило меня, и я с удовольствием осушил добрую половину.
Затем, сморенный хмельным напитком, теплом огня и усталостью, заснул в уютном кресле.
Среди ночи я проснулся.
Огонь еще город, и, хотя пламя угасало, света было достаточно, чтобы видеть комнату. Она была пуста, однако сон мой прервался от сильного удара и боли.
Я вспомнил о бутылке и протянул к ней руку, но она без всяких видимых причин отлетела в сторону и с грохотом разлетелась на куски, ударившись об пол.
Я вжался в кресло, но меня схватили за шею и вышвырнули на середину комнаты, словно я весил не больше кролика.
Кресло заскрипело, послышался глубокий довольный вздох.
Я чувствовал себя оскорбленным и направился к креслу, намереваясь вновь занять его.
Но в кресле уже кто-то сидел. И этот кто-то, хотя и оставался невидимым, тут же доказал мне свое присутствие.
Меня схватили, встряхнули и отбросили прямо к двери.
Я не стал ждать продолжения. Охваченный безотчетным ужасом, я ринулся в коридор, схватил велосипед и выскочил на улицу.
На рассвете я был уже в Лимерике и поведал обо всем своему другу доктору О'Нейлу.
– Я знаю этот дом, – промолвил доктор. – Он принадлежал семейству Керне и покинут уже добрых пять лет.
– А огонь, кресло, вино и бледный человек!
– Слепец, которого вы описали, мне известен. Это старый слуга Кернсов, Джозеф Сумброэ, но он умер пять лет тому назад. Последний из Кернсов свернул на дурную дорожку. Этот громила двухметрового роста и медвежьей силы отяготил свою совесть ужасными убийствами. Вчера его повесили.
Я молчал, онемев от ужаса, а доктор продолжал:
– Кажется, я понимаю ваше странное ночное приключение. «Отсюда до Дублина далеко», – сказал вам старый слуга. Он принял вас за Джеймса Кернса, последнего из его хозяев.
– Разве это объяснение! – возмутился я.
– Конечно, нет, но я не могу предложить иного. Можете смеяться и считать меня болтливым стариком – тень старого слуги поджидает тень своего хозяина в его доме. Вернувшись в дом, сия свирепая тень находит вас в своем любимом кресле – и поступает с вами, как вы этого заслуживаете.
Мистер Дув помолчал и закончил:
– Вот, собственно говоря, вся моя история.
Триггса охватило возмущение.
– Послушайте, мистер Дув, вы, несомненно, докопались до истины и узнали, что призрачный слуга оказался обманщиком, который опоил вас вином с наркотиками, и вам приснился ужасный кошмар.
Старец отрицательно покачал головой.
– Увы, мой друг, в вас сидит детектив! Я ничего не нашел, я все, что сказал доктор О'Нейл, мне кажется истиной.
Однако я поступил, как разумный человек, следующий здравым законам логики. Запасшись рекомендацией доктора, я в тот же день съездил в Дублин, и мне показали труп преступника.
Это было ужасное создание, и служители морга с отвращением отворачивались от него.
– А, дом? – с трудом выдавил из себя Триггс.
– Здесь передо мной возник непреодолимый барьер. В ту ужасную ночь молния ударила в дом и дотла спалила его.
– Черт подери! – проворчал Триггс.
Мистер Дув допил грог и вновь набил трубку.
– Могу только повторить слова нашего великого Вилли:
«И в небе, и в земле сокрыто больше…»
Предмет разговора был на некоторое время забыт; к нему вернулся Сигма Триггс, хотя в душе поклялся никогда этого не делать.
– Повешенные любят возвращаться на землю, – сказал он, усаживаясь за стол.
Мистер Дув ответил с привычной серьезностью.
– Я считаю себя книголюбом. О! Не столь серьезным, ибо у меня не хватает средств, но у одного лавочника с Патерностер Роу я как-то наткнулся на прелюбопытнейший трактат, напечатанный у Ривза и написанный анонимным автором, который подписался Адельберт с тремя звездочками. Не окажись на его полях свидетельств и цитат, я счел бы книжицу гнусной литературной подделкой.
Свидетельства заслуживали доверия, а примечания показались мне правдивыми.
Изложив множество мрачных примеров о более или менее злостных призраках мучеников, а особенно висельников, автор писал:
«Можно сказать, что после виселицы эти жертвы правосудия продолжают вести некое подобие жизни, посвящая свои силы делу мести лицам, отправившим их на эшафот.
Они являются во сне своим судьям и полицейским, изловившим их. Они могут появиться даже днем, когда их жертвы бодрствуют.
И многие сошли с ума или предпочли самоубийство, расставшись с наполненной кошмарами жизнью.
Некоторые из них умерли таинственной смертью, и там действовала преступная рука из потустороннего мира».
