Пауль Локамп - Память о будущем
Включив настольную лампу, украшенную зелёным абажуром, Игорь Яковлевич открыл форточку и по привычке оглянулся на дверь. Жена, особенно в последние годы, яростно боролась за его здоровье и выговаривала за каждую выкуренную сигарету. Усевшись в глубокое кресло, он медленно закурил, тихоновским жестом потушил спичку и подвинул поближе хрустальную пепельницу. Из конверта, который ему вручил друг, достал дневник, обнаруженный среди вещей пропавшего пациента. Если бы не засаленная обложка – ничем не примечательный ежедневник. Через несколько минут он затушил в пепельнице окурок и открыл первую страницу…
Апрель, 2009 год.
Не знаю, зачем я всё это пишу. Смысла в этих записях нет. Вылить на бумагу то, что стало невыносимо держать в себе? Зачем? Точнее – для кого? Для себя, чтобы окончательно не сойти с ума? Разве что так. Всё началось полгода назад. Кризис, про который так много говорили, добрался и до наших мест. А может, он совсем и не виноват, просто так карта легла. Для меня. Последние полгода были не просто трудными – они были ужасными. Всё, чтобы я ни делал, шло наперекосяк. Ситуация вышла из-под контроля – потеря за потерей! Как выжил? Не знаю, можно ли назвать это существование жизнью? Вместе с финансовыми неудачами начались проблемы в семье. С небольших претензий, которые превратились в скандалы. Без всякой причины – надо было сорвать злость. Умом понимал, что ввязываясь в эти бессмысленные споры, совершаю ошибку, но ничего сделать не мог. Это трудно объяснить, но и мои вспышки ярости были вызваны любовью к семье. Парадокс. Да, это так, как бы глупо ни звучало. Я их любил, при этом осознавал, что благополучию приходит конец, причём по моей вине – всё это и вызывало неконтролируемую ярость. Потом – как ножом отрезало. Во-первых – ушёл в себя. Замолчал. Во-вторых – пропало желание. Работать, жить, любить. После неудачных попыток обсудить проблему – отдалилась жена. Сначала этого не заметил, а когда понял – было уже поздно. Я потерял её. Навсегда. Со временем у неё появился любовник, и мир рухнул окончательно. Скандалы плавно сошли на нет – наступила эра безразличия.
Новый 2009 год начался… Никак. Иначе не скажешь. Через несколько месяцев дела пошли так плохо, что судебные иски посыпались как из рога изобилия. Вчера заявились первые стервятники – судебные исполнители – и описали имущество. К ним претензий нет – они слепые исполнители, не больше, но всё равно зло берёт. Рабочие тихо ворчат, бухгалтер изображает железную маску, но что толку? Знаю, знаю это старое выражение про два выхода, но оно здесь не поможет. Не тот расклад. Итак, что мы имеем на сегодняшний день? Долги и ещё раз долги. Кредиторы обрывают телефон, грозя и запугивая всевозможными карами. Должники? Да, их тоже хватает, но они исчезли с горизонта и в моём положении найти их довольно проблематично. Что делать? Сдаться сразу? Объявить банкротство? Не поможет. Есть несколько финансовых обязательств, завязанных лично на меня, так что простым закрытием фирмы не отделаешься. По миру пустят. Голым. Нищим. А семья? Жене и детям не объяснишь, что в стране бушует кризис, и каждая мразь этим пользуется, чтобы подмять под себя слабого.
Чёрт побери, как же я дошёл до такой жизни? Ведь никогда таким не был. А сейчас? Слаб человек. Слаб и немощен, ибо человечен? Ничего подобного – это отговорки слабых! Тьфу, противно. Жить противно, на себя смотреть противно. Всё бытие убого и однотипно, словно сигареты из одной пачки. Мне тридцать пять лет, а что я видел? Работа – дом, работа – дом. И так год за годом. Если бы не этот чёртов кризис, мог бы с уверенностью сказать, что буду делать завтра, послезавтра, через неделю или через год. Где смысл? Где эти идеалы, которые нам вдалбливали в детстве? Нету их. Ничего нет. Смысл жизни превратился в сравнительный анализ толщины кошелька. Но это не самое ужасное. Страшнее осознавать, что некоторые вещи в этой жизни тебе уже никогда не совершить и не сделать. Как там Жванецкий писал – «и никогда корабль под моим командованием не войдет в нейтральные воды. И из наших не выйдет». Страшное это слово – никогда.
Дверь в кабинет приоткрылась, и в проёме возникла фигура бухгалтера.
– Алексей, можно к вам на минуточку?
– Чего надобно, старче? – говорить с ним не хотелось, смотреть на его непроницаемую физиономию – тем более.
– Есть несколько документов, которые надо завизировать.
– Не сейчас. Что-нибудь ещё?
– Завтра пятница, – он немного помолчал, – десятое апреля, день выплаты жалованья, а у нас в кассе, как вы сами знаете, денег нет. Наши банковские счета, по решению суда, арестованы.
Смотри, как загнул – зарплата, видите ли, уже не годится, им жалованье подавай. На блюдечке с голубой каёмочкой. Или в белоснежном конвертике. Вежливо, с полупоклоном. Мол, не откажите в любезности, извольте принять. Нет денег. Нет и не будет.
– Зарплаты завтра не будет. Скажите рабочим, что в понедельник.
– А в понедельник у нас появятся деньги? – бухгалтер, упрямый старик, не уходил.
– Про понедельник подумаю завтра, – отрезал я. – Не мешай работать.
Он посмотрел на меня, покачал головой и ушёл, тихо прикрыв за собой дверь. Вот и правильно, нечего меня злить. Хотя какая тут злость? Никакой. Вообще эмоций нет. Ну нет денег, что теперь делать? Ещё месяц назад телефоны бы обрывал, разыскивая должников и выбивая деньги, чтобы вовремя рабочим заплатить. А теперь… Даже думать неохота. На сегодня отстали – и ладно. Завтра? Будет день, будет и пища.
Посидев ещё несколько часов, я поднялся из-за стола и, выключив компьютер, вышел из офиса. В мастерской, где ещё полгода назад кипела жизнь, было пусто. У задней стенки аккуратными кубами лежали ламинированные плиты, из которой фирма изготавливала кухонную мебель. То-то и оно, что изготавливала. Заказов нет, продаж нет, а долги растут, как на дрожжах. За аренду уже три месяца не платил, скоро возьмут и выселят к чёртовой матери. Хозяин этих помещений – черноусый армянин Ашот Аристакесович ещё терпел, обещая подождать, но и этому скоро придёт конец. Он и так уже не кричит при встрече своё обычное «барев дзез», а хмуро смотрит в мою сторону, ожидая очередной порции обещаний, что заплачу в ближайшее время. Городок у нас небольшой, новости разлетаются быстро, а уж плохие – и вовсе со скоростью света. Несколько поставщиков, которым надоели мои ежедневные «завтра», подали иск. Самый крупный покупатель, торговый центр с красивым названием, приказал долго жить, оставив после себя лишь рекламные щиты, развешанные по всему городу, и кучу неоплаченных счетов. Да, в суд мы, конечно, на них подали, но что толку? Их главный кредитор – банк. А что это означает? То и означает, что мелкие кредиторы вроде меня получат дырку от бублика, а не компенсацию. Это, конечно, не самые главные проблемы, были и другие. Несколько скоропалительно затеянных проектов, обещавших хорошую прибыль, неожиданно провалились, унося в своём жадном клюве приличную сумму денег. Чужих денег, взятых под проценты. Лучше сразу повеситься, если не верну. Всё потеряю. Мелькнула заезженная фраза из старой кинокомедии – «всё, всё, что нажито непосильным трудом». В кармане сиротливо лежали последние пятьсот рублей и полупустая пачка сигарет. Домой ехать не хотелось, в ресторан – не на что. Плюнуть бы на всё и рвануть в Москву, благо, до неё ехать меньше трёхсот километров. Неожиданно нахлынуло почти забытое детское чувство – захотелось свернуться в комочек и накрыться тёплым шерстяным пледом. Забыть про все проблемы. И чтобы про мне забыли. Заснуть. Хрен тут заснёшь! Уже забыл, когда я нормально спал. Лежишь, смотришь в потолок, пока под утро не забудешься в коротком тревожном сне, больше похожем на бред, чем на отдых. Домой. Как бы мне не хотелось, но придётся ехать. В офисе делать нечего, разве что бесцельно сидеть, вздрагивая каждый раз, когда раздаётся очередной телефонный звонок. К чёрту, всё к чёрту! Загнав машину на стоянку, расположенную неподалеку от дома, купил в ларьке бутылку пива и не спеша побрёл домой. Впереди, метрах в ста, притормозил какой-то ухарь на серебристом Мерседесе с московскими номерами, и через несколько минут открылась пассажирская дверь. На мокрый асфальт выпорхнула изящная женщина. Обернувшись, она нагнулась к водителю, что-то весело ему сказала и, стуча каблучками по тротуару, вошла в наш двор. Меня словно мешком по голове шарахнули. Пустым и пыльным. Нет, не оглушили – так, слегка ополоушили. Да, вы правы: эта женщина, выскочившая из Мерседеса – моя законная супруга. Значит, я в своих подозрениях оказался прав – любовника она всё же завела. Ну и чёрт с ней! Даже ревности нет…
