Сергей Пономаренко - Кассандра
— Может, я и тупой, но неужели этого никто не видит?
— Для этого надо знать столько, сколько знаю я. Восемьдесят процентов здесь шатающихся нахватали по верхам, а вглубь и не заглядывали. Кроме наличия знаний надо быть еще немного авантюристом и не бояться рисковать. Вон идет Матюша — он точно не пройдет мимо этой картины, а если он ее уже видел, то специально сделал паузу, чтобы сбить цену до предела. Он…
— Стас, с меня сегодня угощение, но отвлеки минут на десять Матюшу. Мы с тобой после сочтемся… — И Леонид ринулся к старичку.
Торговаться Леонид тоже умел, и когда Матюша подошел к ним, то старичок прятал в портмоне четыреста долларов.
— Даю шестьсот, — выдохнул Матюша, невзрачный пожилой человечек в старом потертом костюме.
— Хоть тысячу, — торжествовал Леонид, — теперь я хозяин. — Увидев, как у старичка дернулась к картине рука, прошел мимо него, как ледокол, откинув в сторону плечом.
— Даю восемьсот. — Матюша прилепился сзади и чуть не плакал.
— За Кустодиева — восемьсот?! Хамите, парниша! — бросил остолбеневшему Матюше Леонид, но зря думал, что от него отвязался, — когда садился в машину, Матюша снова появился:
— Даю две тысячи — картина с браком, большего не стоит, а мне… — голос его уже срывался на плач.
— Мне она для коллекции нужна — и с браком пойдет, — и Леонид, захлопнув дверцу машины, сразу выехал со стоянки.
«Чудеса, за пять минут я мог заработать полторы штуки!» Внутри у него все пело и ликовало — он понял, чем теперь займется. С этого времени Стас Новицкий стал его лучшим другом, и, не выходя из полупьяного состояния, проводил для него ликбез: рассказывал о художниках, картинах, учил, на что обращать внимание. У Леонида была цепкая память и, самое главное, огромное желание преуспеть в новом деле. Он обзавелся альбомами живописи, читал статьи, книги, висел часами на искусствоведческих сайтах, но основную информацию ему давал вечно полупьяный приятель. Результаты первой операции превзошли все его ожидания: затратив тысячу на реставрацию картины и получение акта экспертизы, он на аукционе при стартовых десяти тысячах продал ее за шестнадцать. В спешном порядке он распродал свой бизнес, а полученные деньги использовал для закупки картин. Вместе с Новицким сделал рейд по областным центрам, размещал объявления в газетах, иногда даже на местных телеканалах. Ему приносили картины, одни он покупал, другие брал на реализацию, отвозил в столицу и размещал в многочисленных художественных галереях- магазинах. Были сделки удачные, даже очень удачные, но по результатам они не могли превзойти первую. Иногда терпел неудачи, но это были единичные случаи, экономически неощутимые.
Сегодняшняя сделка приятно будоражила и обещала затмить ту, первую, и самое главное, была задумана им одним, без Стаса. «Я вырос из коротких штанишек, а это будет мой экзамен на аттестат зрелости».
— Эльвира, вы предлагали коньяк, и теперь, когда с деловыми вопросами покончено, я от него не откажусь, — произнес Леонид, сверля молодую женщину взглядом. «И от тебя тоже», — мысленно добавил он.
«Такой жмот, как ты, заслуживает не коньяк, а подносом по голове, но это я отложу на потом. Не в моем безденежном положении гнать гонор, и, похоже, сегодняшний вечер затянется надолго. Надо будет отключить звук в мобильном телефоне, чтобы не помешали».
Эльвира, мило улыбаясь, быстро выставила на журнальный столик бутылку коньяка и тарелку с тонко нарезанным лимоном, посреди которой высилась небольшая горка сахара.
Они пили коньяк из красивых бокалов, но разговор не клеился, как будто, перейдя к неделовой части, они потеряли общую тему, несмотря на то что хотели одного и того же. Леонид много говорил, рассказывая о творчестве художников и их судьбах, не всегда счастливых. Но ему было ясно, что хозяйку живопись сама по себе не интересует, возможно, благодаря покойному мужу она пресытилась ею.
За окном все больше темнело, и стали томными изумрудные глаза рыжеволосой хозяйки квартиры. Женщина то и дело поглядывала на этого громкоголосого, высокого, крепкого мужчину. Уверенный в себе, с броской внешностью, по-мужски красивый, он был прямой противоположностью упокоившемуся мужу, и Эльвира ощутила, как заныл низ живота от острого желания — ей захотелось ощутить себя маленькой и хрупкой в объятиях этого здоровяка…
Леонид почувствовал ее состояние. Его также влекло к этой красивой, явно очень сексуальной женщине, но что-то его сдерживало; возможно, так яркая окраска некоторых насекомых предупреждает: красиво, но невкусно, а возможно, и ядовито. Поэтому он, как мог, сдерживался, хотя ему ничто не мешало в любой момент подняться и распрощаться. Он словно проверял свою стойкость, ведь женщин он любил, многократно попадал в подобные ситуации и был при этом весьма настойчив.
— Ваш муж, наверное, много рассказывал об Индии, стране чудес, факиров и обманщиков? Во многих его картинах присутствуют индийские мотивы, хотя сюжеты спорные, несмотря на оригинальность, так что работы не для массового покупателя. Скажу даже больше: они скорее отталкивают, чем привлекают. Они явно рассчитаны на эксклюзивного покупателя, — разоткровенничался он, — а значит, весьма денежного.
— Бака не так много рассказывал — по натуре он был молчун. Знаю, что в Индии он какое-то время провел в ашраме, расположенном в глубине джунглей, где приобщился к местным верованиям, и они наложили на него отпечаток на всю оставшуюся жизнь. Он привез оттуда много вещей, на первый взгляд обычных, но, по его мнению, имеющих магическую силу. — Эльвира, загадочно улыбаясь, стреляла глазками.
«Я все расскажу, если это тебе интересно. А должно быть интересно. Каждый ответ — приманка, в итоге подводящая глупую рыбку к крючку».
— Ашрам — это что-то вроде монастыря? — поинтересовался Леонид.
— Не совсем, но похоже. Монастыри, церкви — это прежде всего сооружения, монументальные, подавляющие размерами и убранством, а человек — как приложение. В ашраме же наоборот. Главное там — это учитель, вокруг него собираются ученики, а здания может и не быть вообще.
— Особой разницы не вижу, тем более что в Индии очень жарко и крыша над головой необязательна, хотя слышал, что зимой там наступает сезон дождей… Вы меня извините, но у вашего покойного мужа была болезненная фантазия. Вот посмотрите на эту картину. — Леонид вышел из-за стола и взял полотно.
На нем на фоне безлунной ночи, под развесистым, с узловатым ветвями деревом, был изображен обнаженный лысый мужчина с разрисованным лицом, словно ирокез. В правой руке он держал бубен, при этом сидел прямо на груди юной девушки с кожей бледно-красного цвета. У девушки были закрыты глаза и раскрыт рот, из которого вырывались языки синеватого пламени. И к этому пламени была протянута левая рука мужчины, а с ладони сыпались черные точки.
