Брайан Ламли - Беспощадная война
— Титус! Что такое?.. Вы выглядите так, словно целую неделю не смыкали глаз. А в этой комнате!.. — Я снова осмотрел кабинет — очевидное свидетельство того, что привычный порядок вещей нарушен.
— Я сплю, де Мариньи, — неуверенно ответил Титус Кроу, — хотя, должен отметить, не так много, как обычно. Боюсь, моя усталость большее умственного, чем физического характера. Но, если бы вы знали, что за интереснейшая загадка оказалась передо мной. Она непременно должна быть разгадана!
Он налил себе бренди усталым движением, полностью опровергавшим его энергичную и напористую речь.
— Вы ведь знаете, я всегда готов предложить вам помощь, — сказал я, давая Кроу возможность просветить меня. — Я не знаю, о чем идет речь. У меня нет ни малейшего намека, что это за «загадка» появилась у вас. Но поверьте мне, за многие недели я в первый раз чувствую себя так, словно могу своротить горы! Последнее время я жил под каким-то черным облаком, впал в депрессию и странную тоску, а тут вдруг появилась ваше послание, пробудившее меня из сна.
Кроу смотрел на меня, наклонив голову и печально улыбаясь.
— Тогда я сожалею, де Мариньи, что обратился за помощью именно к вам. Если только я не ошибаюсь, то связавшись со мной, вы рискуете тем, что ваша депрессия очень скоро может повториться! — Его улыбка почти мгновенно исчезла. — Увы, Анри, в моей загадке, без сомнения нет ничего светлого и отрадного.
Костяшки пальцев Титуса Кроу побелели, когда он схватился за ручки своего высокого кресла и подался вперед, посмотрев мне прямо в глаза.
— Де Мариньи, если мои подозрения подтвердятся, то окажется, что в этот самый момент мир стоит на пороге немыслимого, невероятного ужаса. Только я знаю это… Но до меня были и другие, которые знали!
— «Были» другие, Титус? — Я заметил особый вес, который он придавал этому слову. — Выходит, теперь вы один?
— Да. По крайней мере я думаю, что это так. Те, о которых я говорил… давно погибли! Я попытаюсь объяснить.
Мой изможденный приятель опустился в кресле с видимым облегчением. На мгновение он закрыл глаза, и я понял, что он обдумывает, как лучше изложить мне свою историю. Помолчав немного, Титус Кроу тихим и ровным голосом начал свой рассказ:
— Де Мариньи, я рад, что между нами очень много общего. Будь я проклят, если б знал, кому еще мог бы довериться. Хотя есть и другие люди, разделяющие нашу любовь и восхищение запретными знаниями, если уж говорить точно, но я не знаю никого из них так хорошо, как вас, и нет никого, с кем я столь охотно делился бы своими познаниями. Словно тонкая нить соединила нас еще в тот день, когда вы, мальчиком, сошли с парохода, доставившего вас из Америки в Лондон. Почему? Мы связаны вместе даже этими часами, которыми когда-то владел ваш отец! — Он показал на странное чудовище с четырьмя стрелками тикающее в углу. — К тому же мы с вами одного рода. Как я могу объяснить незнакомцу те фантастические вещи, которые порою открываются мне. И даже если бы я это сделал, не оказавшись потом в палате, обитой мягкими подушками, кто бы мне поверил? Даже вы, друг мой, можете посчитать мой рассказ слишком фантастическим.
— Пожалуйста, продолжайте, Титус. — Я почувствовал, что обязан прервать его. — Неужели существует что-то еще более необъяснимое, чем тот случай с Камнем Викингов, в который вы втянули меня! А как насчет Зеркала Нитокриса? Помнится, я о нем вам рассказывал раньше? Незабываемый кошмар! Знаете, просто нечестно сомневаться в верности уже не раз проверенного компаньона, друг мой.
— Я и не сомневался в вас, Анри — наоборот — но даже если так, то вещь, которой я занимаюсь… фантастическая! Это не просто нечто связанное с оккультизмом — если здесь вообще уместно о нем говорить — это миф и легенда, иначе не скажешь, порождения древних эпох!
— Древних эпох?
— Да, я так считаю. Но позвольте мне рассказать все по-порядку, и не прерывайте меня. Когда я закончу, вы сможете задать мне все вопросы. Согласны?
Я неохотно кивнул.
— Я назвал их порождением древних эпох, — продолжал Титус Кроу. — Но скорее это призраки темных безымянных эпох. Посмотрите сюда, на эту окаменелость, — он потянулся к ящику в столе и вынул аммонит. — Это создание, обитало в теплых морях, когда на Земле уже появились предки человека. Это было задолго до первого допотопного Адама, который ходил, а может быть ползал по сухой земле! Но за миллионы лет до него, предок этого раннего ископаемого, мюнстероцерас — ранний аммонит, обитал в морях нижнего каменноугольного периода… Если говорить о порождениях древних эпох, то мюнстероцерас имел более подвижного и более высокоразвитого современника в этом древнем океане, рыбу целакантус. И вот, живой целакант, которого мы считали вымершим в Триасский период, был выловлен неподалеку от Мадагаскара в 1938 году! Мы знаем о существовании чудовища Лох-Несса и читали сообщения о гигантском ящере в озере Тасек Бера, в Малайе. Впрочем, почему бы подобным созданиям не жить в мире, где сохранились драконы Комодо, даже если они, по мнению многих, чисто мифические — вроде йети и западно-германских «Лесных Страхов». Благоденствуют и поныне меньшие, примитивные животные формы. Их множество. И все они прошли сквозь столетия без изменений, не тронутые эволюцией… Так вот, эти реальные и нереальные создания, которых вы, де Мариньи, можете назвать «порождением древних эпох», в том числе целакантус, «Несси», и все прочие — просто дети, с точки зрения геологии, по сравнению с заинтересовавшими меня существами!
Здесь Кроу сделал паузу, поднявшись с места, чтобы усталой походкой пройти по покрытому книгами и бумагами полу и налить мне еще бренди. Потом, вернувшись к своему столу, он продолжил свой рассказ.
— Впервые я увидел этих тварей во сне и счел их плодом своего воображения. Теперь я полагаю, что мои сновидения были навеяны этими существами. Давным-давно я обнаружил у себя паранормальные способности… Вы, конечно, знаете об этом, потому что сами обладаете чем-то подобным, — это, по мнению Титуса Кроу, означало высокую похвалу! — Однако лишь совсем недавно я понял, что мои паронормальные способности проявляются особенно эффективно когда я сплю. Но, де Мариньи, в отличие от вашего отца, Рендольфа Картера — моего друга, пропавшего много лет назад, я никогда не считал себя великим мечтателем. Обычно мои сны, которые я видел далеко не каждую ночь, были очень туманными и обрывистыми. Раньше я считал, что они — результат поздних ужинов и усталости. Но некоторые сновидения были… другими! Вначале я не задумывался об истинных причинах, вызывающих столь странные и яркие образы, но я обладаю хорошей памятью, которая — к худу ли, к добру ли — с годами становится все острее. Я же усердно дополнял ее тем, что всегда тщательно записывал все сны с необычным или живым содержанием, которые в состоянии вспомнить. Не спрашивайте меня, почему! Пожалуй, склонность записывать события — это общая черта у всех оккультистов. Но какая бы ни была тому причина, я старался записывать почти все, даже ничтожные, происшествия, когда-либо случавшиеся со мной. Ну а сны всегда будоражили меня. — Он помахал рукой, показывая на заваленный книгами пол. — Под этими папками вы найдете книги Фрейда, Шраха, Юнга и полдюжины других. Особенно на меня произвел впечатление тот факт, что все мои наиболее необычные сны — добрых лет тридцать или более — происходили одновременно с весьма серьезными и имеющими далеко идущие последствия событиями в реальном мире!.. Позвольте мне привести несколько примеров. — Тут Титус Кроу вытащил старый потрепанный дневник, сшитый из дюжины толстых тетрадей, и тот раскрылся на странице, которую по-видимому неоднократно открывали. — В ноябре и декабре 1965 года я видел повторяющиеся сны о неких скрытных существах, крылатых и безликих, наподобие летучих мышей, переносивших меня ночью через фантастические горные пики, острые как игла. Все это происходило в каком-то невообразимом измерении, прежде недоступном мне. В этом месте я слышал странные песнопения, которые я потом нашел в «Ктхаат Аквадинген» и которые, я думаю, должны входить в «Некрономикона». Смертельно опасная книга этот «Некрономикон», де Мариньи! Там на поляне был огромный неровный круг гнилой земли, посередине которого… Тварь, в желчно-зеленой мантии, крутилась на одном месте. Его мантия жила своей чудовищной жизнью. Воздух там казался пропитан безумием, миазмами душевной болезни! Я до сих пор не смог расшифровать многие из зашифрованных разделов в «Ктхаат Аквадинген» — и, благодаря Богу, не собираюсь это делать. Но песнопения, которые я слышал в своих снах, описаны в нем, и только небеса знают, в чем их смысл!
