Клайв Баркер - Страх
Теперь Куэйд уже явно смутился.
— Да понимаешь…
— Похоже, каникулы у тебя выдались и в самом деле неплохими.
Неловкость сменилась чем-то другим.
— У меня есть несколько великолепных фотографий, — сказал Куэйд. — Хочешь, покажу?
— А на какую тему?
— На тему каникул…
Жуткая догадка озарила Стива: неужели Черил Фромм стала миссис Куэйд?!
— От некоторых снимков, Стивен, просто обалдеешь.
Да что же, черт возьми, за фотографии такие? Порнуха с Черил, что ли, или он ее подкараулил за чтением Канта?
— Не знал, что ты увлекаешься фотографией.
— Теперь это моя страсть.
При слове «страсть» Куэйд так и засиял. Улыбка его стала какой-то плотоядной.
— И не вздумай отказываться, — сказал он. — Давай-ка, заходи ко мне, посмотришь.
— Видишь ли…
— Сегодня вечером, о'кей? Заодно и Бентама прихватишь.
— Что ж, спасибо.
— У меня теперь свой дом, понял? На Пилгрим-стрит, тридцать шесть, это от роддома сразу за углом. Где-то после девяти годится?
— Вполне. Еще раз спасибо. Значит, Пилгрим-стрит?
Куэйд кивнул.
— А мне казалось, что на Пилгрим-стрит жилых домов вообще нет…
— Дом номер тридцать шесть, запомнишь?
Пилгрим-стрит давным-давно пришла в упадок: большинство расположенных здесь домов превратились в руины, а остальные подлежали сносу. Те, что уже начали сносить, напоминали пациента под ножом хирурга: их внутренности противоестественно зияли, со стен клочьями свисали розовые или светло-зеленые обои, камины будто повисли на дымоходных трубах, лестницы вели в никуда.
Дом номер тридцать шесть был пока цел, в отличие от двух своих соседей: их не только снесли, но и сровняли остатки с землей при помощи бульдозера, оставив толстый слой кирпичной пыли, сквозь который пыталась прорасти сорная трава.
Территорию вокруг тридцать шестого дома патрулировала грязно-белая псина на трех ногах, одну из которых псина то и дело поднимала, чтобы оставить знак того, что это место — ее собственность.
Дворцом дом Куэйда назвать было трудно, и все же он выгодно контрастировал на столь безрадостном фоне.
Стив захватил бутылку скверного красного вина, которую они выпили, после чего покурили немного «травки», и Куэйд как-то быстро и сильно опьянел. Таким Стиву до сих пор не доводилось его видеть: вместо своих извечных рассуждений о страхе он то и дело беспричинно хохотал и даже рассказал пару скабрезных анекдотов. Обстановка у него была более чем спартанской: никаких там картинок на стенах, да и вообще никаких украшений, книги — сотни, книг — валялись на полу в полнейшем беспорядке, на кухне и в ванной имелось лишь самое необходимое, в общем, жилище Куэйда чем-то напоминало монастырскую келью.
Через пару часов столь легкомысленного времяпрепровождения любопытство Стива взяло верх.
— Ну, и где же твои знаменитые снимки? — осведомился он. Язык у него немного заплетался, но Стиву было наплевать.
— Ах, да, — проговорил Куэйд, — мой эксперимент…
— Какой-такой эксперимент?
— Откровенно говоря, Стив, я уже засомневался, стоит ли эти фотографии тебе показывать.
— А почему бы и нет?
— Послушай, Стивен, я серьезно.
— А я не в состоянии воспринимать серьезные вещи, так? Ты это хочешь сказать?
Стив в глубине души чувствовал, что, настаивая, совершает ошибку, но остановиться он уже не мог.
— Я и не говорю, что ты не в состоянии воспринимать, — возразил ему Куэйд.
— Да что там у тебя на этих фотографиях?!
— Ты помнишь Черил?
Помнил ли Стив Черил? Еще бы!
— Она в этом году в университет не вернется, — огорошил его Куэйд.
— Что-о-о?!
— Видишь ли, ее посетило озарение.
Взгляд Куэйда был теперь как у василиска.
— О чем ты?
— Она отличалась поразительным самообладанием… — Куэйд говорил о Черил в прошедшем времени, как о покойнике. — Самообладанием, хладнокровием, собранностью…
— Да, это так, но что с ней, черт возьми…
— Сучкой она была, вот что. Обыкновенной сучкой, которой нужно лишь одно: подходящий кобель, чтобы потрахаться.
Стив шмыгнул носом, как ребенок. Грязное замечание Куэйда шокировало его так, как первоклассника шокировал бы член, торчащий из штанов учителя.
— Часть каникул она провела здесь, — продолжал Куэйд.
— Как это?
— Да, именно здесь, в этом доме.
— Ты любил ее?
— Любил ли я ее? Эту тупую корову, эту дуру с претензиями?! Эту сучку, которая никак не желала расстаться со своей… Да ладно, что там говорить.
— Расстаться с девственностью? Ты это хочешь сказать?
— Девственностью?! Ха! Да она была всегда готова раздвинуть ноги, лишь почуяв кобеля. Нет, я говорю о ее навязчивой идее, о ее страхе… Опять старая песня!
— Но мне все-таки удалось ее переубедить, черт побери!
С этими словами Куэйд из-за стопки книг по философии вытащил ящичек, внутри которого оказались черно-белые фотографии размером вдвое больше почтовой карточки. Он взял верхний снимок и протянул Стиву.
— Видишь ли, я задался целью показать ей, что такое страх. — Голос Куэйда, как у теледиктора, был лишен интонаций. — Для этого мне пришлось ее запереть.
— Запереть? Где?
— Здесь, наверху.
У Стива возникло нехорошее ощущение: в ушах раздался легкий звон. Впрочем, такое случалось с ним нередко после мерзкого вина.
— Я запер ее наверху, — повторил Куэйд, — чтобы провести эксперимент. Для этого я и занял этот дом. Тут нет соседей, а значит, и лишних ушей.
Которые услышали бы ЧТО?
Стив посмотрел на фотографию: качество изображения было неважным.
— Снимок сделан скрытой камерой, — пояснил Куэйд. — Она и не знала, что я ее фотографировал.
На фото номер один была изображена маленькая, ничем не примечательная комната с минимумом непритязательной мебели.
— Та самая комната наверху, — заметил Куэйд. — Там тепло, даже душновато, а плавное — никакого шума.
Никакого шума?
Куэйд протянул Стиву фото номер два. Та же комната, но теперь уже почти совсем без мебели. Прямо на полу возле стены лежал спальный мешок. Стол. Единственный стул. Лампочка без абажура…
— В такой вот обстановке она и жила.
— Смахивает на тюремную камеру.
Куэйд усмехнулся, протягивая третью фотографию. Снова та же комната. Графин с водой на столе. В углу что-то вроде кувшина, прикрытого полотенцем.
— Кувшин-то для чего?
— Надо же ей было ходить по нужде?
— Да, действительно…
— Короче, все удобства, — с удовлетворением отметил Куэйд. — В мои планы не входило низвести ее до состояния животного.
