Виктория Борисова - Именины каменного сердца
Это время Павел до сих пор вспоминает с ужасом. Как только выдержал – просто уму непостижимо. Наверное, помогло крепкое здоровье да природное упрямство, с каким когда-то сибирские мужики валили лес, строили просторные теплые избы, распахивали пустоши и обустраивались надежно и основательно в самых, казалось бы, гиблых местах, среди болот и непроходимой тайги.
Все было бы ничего, если бы Юлька не наведывалась так часто к родителям. Бывало, и ночевать не приходила… «Ты понимаешь, мама плохо себя чувствует, не хочу оставлять ее одну надолго!» – оправдывалась она, и Павел вздыхал, но терпел. Каждый раз после таких отлучек она становилась какая-то чужая, и не один день проходил, прежде чем все снова налаживалось.
Однажды, вернувшись домой, она села на постель и, пряча глаза, предложила развестись. Для Павла это было как гром среди ясного неба, и минуты две он стоял совершенно остолбеневший. Увидев его глаза, Юлька тут же принялась объяснять, уговаривать, тормошить, как маленького:
– Да ты не понял, дурачок! Развестись – фиктивно, а так будем жить как жили…
Она долго еще что-то путано объясняла о какой-то квартире, доставшейся после смерти дальней родственницы, и о том, что теперь ей срочно нужно там прописаться. Из потока слов Павел уяснил только одно: теща ужас как боится, что вновь обретенное имущество придется с кем-то делить, а уж с ним – и подавно. Но Юлька смотрела так грустно, умоляюще…
– Ну, в конце концов, это же просто бумажка, формальность! А маме так будет спокойнее. И потом – квартира своя! Не государству же дарить. Когда-нибудь мы сможем там жить, а не мотаться по съемным. Только подумай об этом…
В конце концов он сдался – вынести Юлькин взгляд было бы слишком тяжело. Уж пускай, раз ей так хочется. В конце концов, это и правда формальность.
Развод прошел на удивление просто – пошли в ЗАГС, заявили усталой тетеньке с выражением вечного недовольства на лице и вытравленными волосами, уложенными в замысловатую прическу, о «несходстве характеров» и через месяц вместо свидетельства о браке получили другую бумажку – о разводе. Помнится, в тот день они с Юлькой очень веселились – шутили друг над другом, шли по улице, держась за руки, даже целовались! Со стороны казалось, наверное, что не разводиться они пришли, а заявление подавать. Потом, после ЗАГСа, пошли в кафе – отметить столь знаменательное событие – и пили шампанское, бравируя своим презрением к условностям…
Дураки-то!
Поначалу и правда все было как прежде – Юлька приходила по вечерам домой, тарахтела что-то о своих делах, о каких-то дедлайнах и верстках, о том, что главный цепляется попусту, а Машка новый плащ купила, и ложилась на продавленный диван рядом с ним, так что даже во сне можно было дотянуться рукой или прижаться всем телом. Но какая-то трещина уже пролегла между ними, и Павел чувствовал, что с каждым днем она становится все глубже и глубже. Словно проклятая бумажка и вправду обладала какой-то мистической силой…
Разговоры о той квартире, ставшей камнем преткновения, мало-помалу сошли на нет – сначала Ада Степановна затеяла там грандиозный ремонт, а потом, когда цены на недвижимость улетели в космические пределы, предпочла с выгодой продать жилплощадь, чтобы обзавестись домом в ближнем Подмосковье. Даже Юлька охотно ездила туда летом, возвращалась посвежевшая, загорелая – и совсем чужая.
– Дача – просто рай! – говорила она. – Лес, река совсем близко… Мама настурции на участке посадила. Может, махнем как-нибудь вместе?
Павел мрачнел и угрюмо отнекивался. Встречаться с Адой Степановной ему совершенно не хотелось. Даже странно было, как Юлька, такая чуткая и умная, не понимает самых простых вещей? Он чувствовал, что с каждым днем они все больше отдаляются друг от друга. В какой-то момент ему стало казаться, что они – вовсе не семья, а просто два человека, которые проводят вместе по два-три часа в день и мало что знают друг о друге. У каждого – своя жизнь.
Может, все было бы по-другому, если бы у них был ребенок… Но Юлька детей не хотела, по крайней мере в обозримом будущем. Стоило только заговорить об этом, как на ее лице сразу появлялась недовольная гримаска и разговор шел по раз и навсегда укатанным рельсам: да-конечно-когда-нибудь-но-не сейчас. Надо сначала достичь чего-то, чтоб ребенку дать все самое лучшее, пожить для себя, и тогда… Говорила она вполне убедительно и разумно. Павел пытался было спорить поначалу, – ведь не только миллионеры детей рожают! – но скоро сникал и каждый раз с горечью соглашался, что Юлька совершенно права. В самом деле, какие дети в съемной квартире? В конце концов, у них вся жизнь впереди, будет время и для детей, а пока… Куда их – нищету плодить?
Зато было для чего жить и работать! Казалось, что стоит поднажать еще немного – и откроется волшебная дверь в счастливое и обеспеченное будущее. Павел закончил университет, устроился юрисконсультом сразу в две конторы, сдал адвокатский экзамен… Когда они с приятелями открыли собственное бюро и он впервые вошел в офис, сердце радостно екнуло. Ну вот оно, свершилось! И пусть предприятие их помещалось в небольшой комнатушке, арендуемой в здании бывшего НИИ, где чего только не было – и турфирма, и издательство, и даже магазин инструментов на первом этаже, – зато свое дело!
А потом оказалось, что новоиспеченных адвокатов за эти годы развелось как собак нерезаных, и никто не ждет их с распростертыми объятиями. Если есть у тебя опыт и клиентура, имя наработано в громких делах – тогда, конечно, ты в шоколаде, а если нет… Волка ноги кормят! Приходилось хвататься за что ни попадя, вплоть до споров о неправильной меже на дачных участках, ходить в суды «назначенным защитником», часами просиживать в следственном изоляторе, защищать каких-то воришек, хулиганов и нарушителей правил дорожного движения – всех, кому адвоката нанять не по средствам, а по закону положено. Денег такая работа приносила не слишком много, но все равно – была перспектива, а это уже немало!
Павел работал денно и нощно, без праздников и выходных. Юлька все чаще и чаще исчезала из дома, путано объясняя что-то про мамины бесконечные болезни, командировки, тусовки, на которых она должна появляться не просто так, а по долгу службы, а он все явственней и явственней ощущал присутствие рядом с ней другого мужчины. Когда однажды Юлька явилась за полночь с очередного светского мероприятия и он случайно увидел из окна, как она выпорхнула у подъезда из огромного джипа, Павел даже не слишком удивился. Только почувствовал тяжелый комок слева за ребрами, там, где у человека помещается сердце.
Потом Юлька оправдывалась: «Это просто коллега по работе!», возмущалась его глупой ревностью и даже плакала. Павел очень хотел бы ей верить, но все равно не мог. В каждом слове, каждом движении виделась ложь. К тому же и на работе дела пошли хуже и хуже… Адвокатское бюро «Шустов и партнеры» просуществовало всего полгода – не по силам стало платить аренду. Павел лихорадочно искал работу, но, как назло, подходящих предложений не поступало. Он все больше мрачнел и замыкался в себе. Юлька это чувствовала. Были ночи, что проводили они в одной постели спиной друг к другу, а любая попытка поговорить как раньше выливалась в тяжелые, нескончаемые споры. В конце концов они так измучили друг друга, что она сказала:
