Кларк Смит - Затерянные миры
Прошло насколько часов, и через окно в западной стене коридора, где они несли свою стражу, проник свет восходящей луны. Зобал и так чувствовал себя немного бодрее Кушары, а внезапное смятение среди животных во дворе заставило его окончательно прийти в себя. Через окно его ушей достигала оглушающая какофония — к неистовому ржанию лошадей присоединялся низкий и грубый рев ослов. Казалось, страх переполнял животных. Кушара тоже проснулся.
— Смотри, не засни снова, — предупредил Зобал копейщика. — Я схожу туда и посмотрю, что могло поднять такой переполох.
— Это хорошая мысль, — согласился Кушара. — И, раз уж ты все равно идешь туда, посмотри, не попортил ли кто наш провиант. И захвати несколько абрикосов, пирогов с кунжутом и бурдюк вина.
Зобал мягко ступал по плитам коридора своими высокими сапогами на шнуровке, и звук его шагов разносился в глухой тишине, охватившей монастырь. В конце зала он увидел открытую дверь и прошел через нее во двор. Когда он появился на улице, животные успокоились. Все факелы, кроме одного, догорели или были потушены, а молодая луна еще не поднялась над монастырской стеной, и Зобал мог различать только неясные очертания предметов. Во дворе он не заметил ничего странного: два осла спокойно стояли рядом с горами провизии и другой клади, которую везли днем, а сбившиеся в плотную группку лошади, казалось, тоже спали. Зобал решил, что, возможно, его жеребец и кобыла Кушары просто что-то не поделили.
Он прошелся немного по двору, чтобы еще раз проверить, не могло ли что-нибудь вызвать этот шум. Затем вернулся к бурдюкам, намереваясь перед тем, как вернуться к Кушаре с грузом провизии и питья, сначала освежиться, но не успел первый долгий глоток вина смыть дорожную пыль Издрели с его губ, как воин услышал неестественный резкий шепот. Зобал поначалу не смог определить, откуда он доносился. Временами казалось, что кто-то шепчет прямо на ухо, потом вдруг голос удалялся, как будто погружаясь в непостижимо глубокие подземелья. Однако, изменяясь таким образом, шепот не прекращался ни на минуту, и в нем слышались слова, которые уже почти можно было разобрать — слова, наполненные безнадежной печалью и отчаянием мертвеца, согрешившего много лет назад и веками кающегося во мраке склепа.
Зобал вслушивался в безграничную боль, сквозившую в этом увядшем голосе, и волосы его вставали дыбом от страха, подобного он не испытывал даже в гуще самой жестокой схватки. И в то же время Зобал понимал, что печаль, охватывающая сейчас его сердце, была глубже и сильнее, чем боль от потери боевых товарищей. Голос умолял его о сочувствии, просил о помощи, пробуждая необычное стремление к действию, которому Зобал не смел противиться. Он не мог полностью понять все, о чем просил его голос, но знал, что должен хоть как-нибудь облегчить эту одинокую безграничную боль.
Шепот слышался то тише, то громче, а Зобал совсем забыл о Кушаре, которого он оставил в одиночестве на посту, окруженного всеми опасностями ада, забыл о том, что и сам голос мог быть дьявольской ловушкой — способом отвлечь его. Он насторожился, его зоркие глаза обшаривали двор в поисках источника звука, и после некоторого раздумья он решил, что шепот доносился из-под земли в противоположном от ворот углу двора. Здесь, в углублении стены, в брусчатке он обнаружил большую плиту с ржавым металлическим кольцом в центре. Его догадка быстро подтвердилась: шепот стал громче и разборчивей, и Зобалу показалось, что тот произнес: «Подними плиту».
Лучник обеими руками ухватился за кольцо и неимоверным усилием, от которого, как ему показалось, хребет чуть не переломился пополам, смог немного сдвинуть назад и наклонить плиту. Под ней открылось темное отверстие, и Зобала накрыла волна такого невыносимого могильного зловония, что он должен был отпрянуть в сторону, чтобы его не вырвало. Но преисполненный печали голос из темноты внизу сказал Зобалу. «Спускайся».
Зобал вырвал все еще горевший факел из его гнезда. В свете мечущегося багрового пламени он увидел под собой пролет истертых каменных ступеней, ведущих в зловонный мрак склепа. Он решительно сошел по лестнице и оказался в вырубленной в земле камере. По обе стороны от него вдоль стен в темноту уходили ряды глубоких каменных полок, на которых грудами были навалены человеческие кости и мумифицированные тела. Очевидно, раньше это место было подземным монастырским кладбищем.
Шепот прекратился, и Зобал начал в страхе и замешательстве вглядываться в темноту.
— Я здесь, — зазвучал снова сухой шелестящий шепот. На этот раз он доносился из горы беспорядочно наваленных останков на полке прямо рядом с ним. Зобал вздрогнул и почувствовал, как волосы снова поднимаются на его спине. Он поднес факел к полке и взглянул на говорившего: в узкой нише среди множества беспорядочно разбросанных костей он увидел полуразложившиеся останки. Это был черный, как эбеновое дерево, труп негра гигантского роста. Его вытянутые члены и иссохшее тело были прикрыты несколькими почти истлевшими лоскутами желтой ткани. Увидев их, Зобал сразу вспомнил желтые накидки монахов Патуума. Он просунул факел немного дальше в углубление и увидел иссушенную голову мумии. Над ней кучей праха и плесени лежало то, что раньше было рогатой шапкой аббата. Видно было, что он лежал в склепе с незапамятных времен, однако от него исходил тяжелый запах разлагающейся плоти, от которого и стало плохо Зобалу, когда он приподнял «плиту над входом в подземелье.
Воин стоял и смотрел на эти останки, и ему вдруг привиделось, что труп пошевелился, как будто не в силах привстать на своем ложе. Он уловил блеск сидящих глубоко в темных глазницах глаз, болезненно изогнутые губы обнажали два ряда зубов: из них-то и исходил тот леденящий шепот, который привел Зобала в подземелье.
— Слушай внимательно, — зазвучал голос мертвеца. — Я должен много тебе рассказать, а ты должен будешь много сделать, когда я закончу.
Я Альдор, аббат Патуума, больше тысячи лет назад я пришел со своими монахами в Йорос из Илькара — черной империи на севере. Император Илькара изгнал нас потому, что наши обеты безбрачия и культ девы-богини Оджал были ненавистны ему. Здесь, среди песков Издрели, нашли мы тихое прибежище и построили монастырь.
Сначала нас было много, но шли годы, и одного за другим клали мы наших братьев в склеп, который вырыли под землей. Они уходили, и некому было заменить их. В конце концов остался я один. Святость, которой я сподобился, удлинила дни моей жизни. Я стал могущественным волшебником, и самый страшный демон — время так и не одолело меня — я как будто стоял в магическом круге. Силы не покидали меня, и могущество не уменьшалось, пока я жил отшельником в монастыре.
