Артур Конан Дойль - Перстень Тота. Сборник рассказов
— Но разве это справедливо? — говорила она. — Разве ты не восстал против власти богов? Если бы животворящий Осирис пожелал, чтобы мы жили так долго, разве не даровал бы он людям сам все эти нескончаемые годы?
Я опровергал ее сомнения словами самой пылкой любви, и все-таки она колебалась. Решение, которое она должна принять, слишком важное. Она просит дать ей подумать одну только ночь. Завтра утром она скажет мне, согласна или нет. Одна ночь — ведь это совсем немного. Она будет молиться Исиде, пусть богиня ее вразумит.
Я ушел с тяжелым сердцем, полный мрачных предчувствий, а она осталась в окружении своих прислужниц. Утром, после ранней службы в храме, я поспешил к ее дому. На пороге меня встретила испуганная рабыня. Бе хозяйка заболела, ей очень плохо. Обезумев, я оттолкнул слуг и бросился через зал, потом по коридору в покои моей Атмы. Она лежала на своем ложе, голова высоко в подушках, в лице ни кровинки, пустой безжизненный взгляд. На лбу горело зловещее багровое пятно. Я много раз видел эту зловещую метину, это клеймо чумы, эту печать смерти.
Что можно рассказать о том ужасном времени? Шли месяцы, а я все метался в исступлении, все глубже погружался в безумие, но избавиться от жизни не мог. Ни один умирающий от жажды араб не мечтал так о колодце с живительной прохладной водой, как я мечтал о смерти. Если бы яд или сталь могли прервать мое постылое существование, я соединился бы с моей возлюбленной в царстве, куда ведет такая узкая дверь. Что я только ни делал с собой, и все было напрасно. Проклятый эликсир был непобедим. Однажды ночью, когда я лежал у себя в комнате на ложе, истерзанный мукой, ко мне пришел жрец Тота Пармес. Он встал в круг света, который изливал светильник, и посмотрел на меня глазами, в которых горела сумасшедшая радость.
— Почему ты позволил ей умереть? — спросил он. — Почему не оградил ее от болезней и старости, как оградил меня?
— Я не успел,- ответил я.- Ах да, я и забыл- ты тоже любил ее. У нас общее горе, друг. Какая страшная судьба- знать, что пройдут столетия, прежде чем мы снова увидим ее. Когда-то мы ненавидели смерть- глупцы, какие же мы были глупцы!
— Ты сказал правду, — вскричал он и дико захохотал. — Но глупцом оказался только ты.
— О чем ты? — воскликнул я и приподнялся на локте. — Мне кажется, друг, ты повредился в рассудке от горя.
Его лицо сияло радостью, он корчился и трясся, точно его поразило злое божество.
— Знаешь ли ты, куда я сейчас иду? — спросил он.
— Нет, — ответил я, — откуда же мне знать.
— Я иду к ней,- сказал он.- Она лежит за городской стеной в дальней гробнице возле двух пальм.
— Зачем же ты туда идешь? — спросил я.
— Чтобы умереть!- пронзительно крикнул он.- Слышишь- умереть! Земные путы меня больше не связывают.
— Но ведь в твоей, крови мой эликсир! — воскликнул я.
— Я его победил, — ответил он, — я нашел более сильный состав, который разлагает твой эликсир. Уже сейчас он борется с ним в моей крови, еще час или два — и я умру. Я полечу к ней, а ты останешься здесь, на земле.
Я внимательно вгляделся в Пармеса и понял, что он говорит правду. Его горящие глаза подтвердили, что эликсир больше над ним не властен.
— Но ведь ты дашь и мне этот состав! — воскликнул я.
— Никогда!
— Молю тебя мудростью Тота и величием Анубиса!
— Все твои мольбы напрасны, — жестко проговорил он.
— Так я сам составлю этот раствор!
— Тебе это не удастся; да, я его получил, но по чистой случайности. В него входит один компонент, но тебе никогда не догадаться, что это. То, что осталось от жидкости, я заключил в перстень Тота, но никто никогда больше не сможет ее получить.
— В перстень Тота! — повторил я. — А где же он, перстень Тота?
— Этого ты тоже никогда не узнаешь, — ответил он. — Да, ты победил меня, она подарила свою любовь тебе. Но кому досталась конечная победа? Я ухожу к ней и оставляю тебя здесь — влачи это горькое земное существование. А я разорвал свои цепи! Прощай, мне пора! — Он быстро повернулся и бросился прочь. Утром в городе стало известно, что жрец Тота умер.
После этого я затворился в своей лаборатории. Я должен, должен найти это сложное соединение, сила которого столь велика, что уничтожает действие моего эликсира. С рассвета и до полуночи я проводил опыты среди стеклянных сосудов и горнов. Более того, я взял все папирусы и алхимические сосуды жреца Тота. Увы, они не просветили меня.
Порой мне казалось, что я вот-вот уловлю намек, случайно оброненное им слово вызывало бурные надежды, но ни одна надежда не сбывалась. И все же я месяц за месяцем трудился, как одержимый. Когда я чувствовал, что впадаю в малодушие, я шел к гробнице возле пальм. И там, стоя возле саркофага, в котором покоилась земная оболочка той, чья красота сияла подобно редкой драгоценности и была украдена смертью, я чувствовал, что моя возлюбленная рядом, она успокаивает меня, и я шептал ей, что соединюсь с ней, если только смертный ум сумеет разгадать тайну.
Пармес сказал, что заключил свой состав в перстень Тота. Я помнил это украшение. Массивный обруч, сделанный не из золота, а из более редкого и тяжелого металла, который добывают в копях на горе Харбал. Называется он платина. В платину, помнится, оправлен полый кристалл горного хрусталя, в него можно налить жидкость — довольно много капель. Пармес вряд ли скрыл свою тайну в металле перстня из одной только платины, таких в храме великое множество. Не вернее ли предположить, что эта бесценная жидкость запечатана в полость кристалла? Едва я пришел к этому заключению, как наткнулся в папирусах Пармеса на фразу, которая ясно подтверждала мою догадку: значит, какое-то количество его состава все еще существует на свете.
Но как найти перстень? Когда Пармеса готовили нести к бальзамировщику, на его руках перстня не было. Я специально расспросил тех, кто участвовал в процедуре. Не было его и среди вещей умершего жреца. Тщетно я обыскивал все комнаты и залы, где он работал или молился, тщетно заглядывал во все шкатулки и вазы, которые ему принадлежали, тщетно осматривал все его вещи. Я даже просеивал песок в пустыне в тех местах, где он любил прогуливаться; но как я ни бился, все мои труды были напрасны, перстень Тота исчез без следа. И все же, может быть, мне удалось бы одолеть последние препятствия, не обрушься на нас еще одно неожиданное бедствие.
Я уже говорил, что шла великая война с гиксосами, и эти дикари отрезали войско великого фараона в пустыне — там были военачальники, стрелки из лука, всадники. Гиксосы напали на нас, как саранча на поле пшеницы во время засухи. На огромном пространстве между опустошенным Тиром и безбрежным горько-соленым озером целыми днями лилась кровь, а ночью горели костры. Аварис был главным оплотом Египта, но мы не смогли отразить натиск дикарей. Город пал. Его правителю и воинам отрубили головы, меня же вместе с множеством других жителей города увели в плен.
