Линкольн Чайлд - Реликварий
Краем глаза Смитбек заметил какое-то движение. Он обернулся. На краешке дивана у стены сидела хрупкая, изящная дама с прекрасно уложенными каштановыми волосами и в очень простом темном платье. Ни слова не говоря, она жестом пригласила его сесть. Смитбек выбрал глубокое кресло напротив хозяйки дома. Между ними на крошечном столике стоял чайный сервиз; на тарелках и в вазочках были уложены разнообразные булочки и джемы, а розетки полнились свежим медом и взбитыми сливками. Однако хозяйка ничего не предложила ему: столик с яствами ожидал другого гостя. Смитбек задергался, вспомнив о том, что Джордж – тот, кого ждали к одиннадцати, – может явиться в любой момент.
– Миссис Вишер, – откашлявшись, приступил к делу Смитбек. – Во-первых, я хотел бы выразить свои соболезнования в связи с кончиной вашей дочери.
Он вдруг понял, что действительно испытывает сожаление. Увидев элегантную комнату и осознав, сколь ничтожно все это богатство на фоне трагедии, Смитбек с потрясающей ясностью почувствовал, как страдает эта женщина.
Миссис Вишер все так же молча смотрела на него, сложив руки на коленях. Возможно, она и кивнула, но в полумраке Смитбек этого не заметил. «Пора». Он небрежно сунул руку в карман и тихонько нажал на кнопку.
– Выключите магнитофон, – негромко сказала миссис Вишер.
– Прошу прощения! – Смитбек быстро вынул руку из кармана.
– Достаньте, пожалуйста, магнитофон и положите так, чтобы я могла видеть, что он выключен.
– Да-да, разумеется, – пробормотал Смитбек.
– Неужели вам абсолютно чуждо понятие порядочности? – прошептала женщина.
Смитбек, краснея, положил кассетник на стол.
– Вы выражаете соболезнования в связи со смертью моей дочери, – продолжала она негромко, – и тут же включаете этот грязный аппарат. И это после того, как я пригласила вас в свой дом?
Смитбек заерзал в кресле, всячески избегая смотреть ей в глаза.
– Да-да… Прошу прощения… Извините… Я всего лишь… Это моя работа. – Все слова казались ему сейчас нелепыми и неуклюжими.
– Понимаю. Мистер Смитбек, я только что потеряла своего ребенка, последнее близкое мне существо. Скажите, чьи чувства должны мы щадить в первую очередь?
Смитбек замолчал, пытаясь заставить себя взглянуть в глаза собеседнице. Она смотрела на него, сидя все так же недвижно, сложив руки на коленях. И тут со Смитбеком начали происходить странные вещи. Вещи, настолько противные его натуре, что он даже не сразу смог распознать свои чувства. Он испытывал смущение… Нет, не то… Вот оно! Ему стало стыдно! Возможно, он чувствовал бы себя по-иному, если бы сам наткнулся на сенсацию, сам бы откопал новость. Но притащиться сюда только для того, чтобы понаблюдать за горем женщины… Вся радость, связанная с подготовкой большой статьи, растворилась в этом новом для него чувстве.
Миссис Вишер подняла руку и указала на стоящий рядом с ней журнальный столик:
– Как я полагаю, мистер Смитбек, вы пишете для этой газеты?
Смитбек в ужасе увидел свежий номер «Пост».
– Да, – ответил он.
Миссис Вишер вновь сложила руки на коленях и продолжила:
– Мне хотелось увериться в этом. Итак, какой важной информацией в связи со смертью моей дочери вы пожелали со мной поделиться? Впрочем, не надо. Не говорите. Ведь это был всего лишь профессиональный трюк. Не так ли?
Вновь наступило молчание. Смитбек поймал себя на том, что почти с нетерпением ждет явления одиннадцатичасового визитера. Он был готов на все, лишь бы побыстрее уйти отсюда.
– Как вы это делаете? – спросила она.
– Что?
– Где вы берете все эти помои? Вам недостаточно того, что мою дочь жестоко убили. Вам и подобным вам людям хочется очернить ее память. Почему?
– Миссис Вишер, – сглотнул слюну Смитбек, – я всего лишь…
– Прочитав всю эту мерзость, можно подумать, что Памела была всего-навсего сумасбродной, эгоистичной девчонкой из высшего общества, которая вполне заслуживала то, что получила. Вы заставляете читателя радоваться тому, что моя дочь убита. Поэтому мой вопрос очень прост: как вы это делаете?
– Миссис Вишер, жители этого города не желают ничего видеть, если не сунуть факты им прямо в рожи, – начал он, но тут же умолк. Миссис Вишер верила в его оправдания не больше, чем он сам.
Слегка подавшись вперед, она сказала:
– Ведь вы же совсем ничего не знаете о Памеле, мистер Смитбек. Вы замечаете лишь то, что лежит на поверхности. Ничто другое вас не интересует.
– Все совсем не так! – неожиданно для самого себя взорвался Смитбек. – То есть меня интересует не только это. Я хочу знать, какой была настоящая Памела Вишер.
Миссис Вишер долго молча смотрела на него. Затем она встала, вышла из комнаты и, вернувшись с аккуратно вставленной в рамку фотографией, протянула ее Смитбеку. На качелях, привязанных к толстой ветке дуба, раскачивалась девчушка лет шести и что-то радостно кричала в камеру. У малышки не хватало двух передних зубов, а ее фартучек и смешные косички развевались на ветру.
– Вот та Памела, мистер Смитбек, которую я запомнила навсегда, – ровным голосом сказала миссис Вишер. – Если вас действительно интересует моя дочь, напечатайте этот снимок, а не тот, который вы продолжаете печатать, и где она изображена безмозглой светской девицей. – Она села на диван и разгладила платье на коленях. – А ведь Памела только-только начала улыбаться после смерти отца. И ей хотелось немного отвлечься, прежде чем приступить осенью к работе. Разве это преступление?
– К работе? – спросил Смитбек.
Снова наступило молчание. В этой похоронной тишине полутемной комнаты Смитбек чувствовал на себе взгляд миссис Вишер.
– Да, к работе, – наконец сказала она. – Девочка приступала к работе в хосписе для умирающих от СПИДа. Вы без труда могли бы об этом узнать, если б провели хотя бы минимальное расследование.
Смитбек снова сглотнул слюну.
– И в этом – истинная Памела. – Голос миссис Вишер внезапно дрогнул. – Добрая, щедрая, полная жизни. Я хочу, чтобы вы написали о ней.
– Я сделаю все, что в моих силах, – пробормотал Смитбек.
Миг слабости прошел, и миссис Вишер снова стала очень холодной и очень далекой. Когда она опустила голову и слегка шевельнула рукой, Смитбек понял, что его отпускают. Он пробормотал слова благодарности, взял магнитофон и направился к лифту с максимально возможной в подобных обстоятельствах скоростью.
– И еще, – вдруг сказала миссис Вишер неожиданно жестким тоном. Смитбек замер в дверях. – Они не могут мне сказать, когда она умерла, где она умерла и даже как она умерла. Но Памела умерла не напрасно. Это я вам обещаю.
Миссис Вишер говорила с таким напором, что Смитбек повернулся и внимательно посмотрел ей в лицо.
– Вы сказали нечто очень важное, – продолжала она. – Вы сказали, что жители этого города не желают ничего видеть, пока факт не сунут им в рожу. Именно это я и намерена сделать.
– Каким образом? – спросил Смитбек.
Но миссис Вишер откинулась на спинку дивана, и ее лицо оказалось в глубокой тени. Чувствуя себя совершенно опустошенным, Смитбек прошел через прихожую и нажал кнопку лифта. Лишь оказавшись на улице, он, щурясь от яркого летнего солнца, еще раз взглянул на детскую фотографию Памелы. Только сейчас до него дошло, какая она неординарная личность, эта миссис Вишер.
5Н а стальной двери в конце серого коридора была аккуратная маленькая табличка
СУДЕБНАЯ АНТРОПОЛОГИЯ.
Здесь находились самые совершенные приборы для анализа человеческих останков. Марго попыталась повернуть ручку и с удивлением обнаружила, что дверь заперта. Странно. Она бывала здесь бессчетное количество раз, помогая в исследовании всего, что только можно, начиная с мумий, доставленных из Перу, и кончая обитателями пещерных городов, но дверь не запиралась никогда. Марго уже хотела постучать, и тут дверь перед ней распахнулась.
Войдя внутрь, она замерла. Обычно залитая ярким светом и кишевшая студентами лаборатория была непривычно темна и пуста.
Массивные электронные микроскопы, приборы для просмотра рентгенограмм и аппараты электрофореза, выключенные, стояли вдоль стен. Окно, из которого открывался роскошный вид на Центральный парк, было плотно зашторено. По краям единственного пятна света посреди комнаты стояли в тени несколько мужчин.
Под лампой белел большой стол для образцов. На столе лежало нечто коричневое и узловатое, а рядом с этим коричневым и узловатым виднелся накрытый синим пластиком удлиненный невысокий предмет. Всмотревшись повнимательнее, Марго поняла, что на столе находится человеческий скелет, декорированный бахромой из рассеченных сухожилий и мышечной ткани. В лаборатории витал хотя и слабый, но вполне различимый запах тления.
Дверь за ней закрылась, замок защелкнулся. Из полутьмы к собравшимся шагнул лейтенант д’Агоста. На нем, похоже, был все тот же костюм, который он носил полтора года назад, расследуя дело о Музейном звере. Проходя мимо Марго, лейтенант коротко кивнул, и ей показалось, что за это время д’Агоста сбросил несколько фунтов. Марго машинально отметила, что цвет его костюма прекрасно гармонирует с грязно-коричневым колером скелета.
