Мария Чурсина - Проклятье
Капитан прикрыл глаза. Похожий на заведённого болванчика, сказал:
— Обломок от крышки телефона. Он завалился под водительское сиденье. Знаете, такие, чтобы можно было снять и вынуть аккумулятор, к примеру, чтобы человек не смог позвонить…
— Знаю. — Миф оборвал его медленную речь. — Это её. Ну, выронила телефон, а потом не заметила, что кусок откололся.
— Слабовато выглядят эти ваши оправдания. Вы бы лучше сознались. — Он зажал папку подмышкой и понёс осколок экспертам. Те тут же слетелись на него, как птицы на раскрошенный батон.
Миф сунул замёрзшие руки в карманы.
— Ну и? Я встретил её на Восстания, подвёз до перекрёстка с Кленовой, там высадил. Больше ничего не знаю. Что дальше?
— Предлагаю съездить к вам домой прямо сейчас. Так сказать, раньше начнём — раньше закончим, — пожал плечами следователь.
У главного входа в институт их ждала служебная машина и фургон экспертизы. К тонкой колонне жалась девушка в куцей куртке и перчатках без пальцев. Куртка была наброшена на плечи — от библиотеки тут было пять минут быстрого шага, — но трясло её уже так, будто прождала не меньше часа.
— А вот и наш свидетель, — сказал капитан обыденно. Отчески похлопал Этту по плечу.
Она подалась к Мифу, пытаясь схватить его за руки. Миф отшатнулся.
— Ну прости меня. Я же видела, что ты с ней. Ты был с ней. Ты с ней встречался, а мне врал!
Зарыдала. Вот курица.
Не оглядываясь, Миф обошёл её по широкой дуге и забрался в машину. На заднем сидении ему было непривычно, но за рулём скучал водитель, а рядом с ним сел капитан. Поправил на коленях кожаную папку.
— Поехали.
Этта сбежала по ступенькам и замерла, глядя им вслед. Миф решил — хорошо, что он оставил телефон в кабинете. Сейчас она бы забросала его сообщениями. Плохо, что придётся впускать этих в свой дом. Ничего они, конечно, не найдут, но истерик потом будет дня на три.
— До одиннадцати справитесь? У меня лекция, — сказал он.
Следователь качнул головой — вправо-влево. Коротко стриженый затылок исчез из поля зрения Мифа — возникло лицо. У капитана был такой особый рисунок губ, уголками вниз. Оттого всё время казалось, что ему неимоверно противен собеседник. А голос звучал тускло. «Как же я устал», — слышалось в этом голосе через фразу.
— Отмените лекцию. Вы не попадёте сегодня в институт. Завтра тоже. И ещё десять лет. Я забыл вам сказать одну интересную вещь: вашу машину зафиксировали дорожные камеры на трассе номер тридцать два. На фотографиях видно, что с вами в машине кто-то есть. Предположительно пропавшая девушка.
«Забыл ты, как же. Небось приберёг на сладкое».
— Остановите машину, — сказал Миф хрипло. — Я всё расскажу.
Двор был глухой — решётка с одной стороны — ещё свежие следы сварки, стена заводского склада, бетонный забор. Единственный вход — через дом, отведённый под снос. Сунув руки в карманы, следователь обошёл весь двор по периметру, заглянул в каждый угол, за ржавую коробку гаража, раздвинул ногой сухой кустарник. Остановился и глянул на окна дома.
— Это вам зачтётся, — сказал капитан. — Так старательно меня ещё никто за нос не водил. Куда она, по-вашему, могла сбежать из запертой квартиры на пятом этаже? Замок целый. Окна запечатаны.
— Я же сказал — она исчезла, — упрямо повторил Миф.
Уже темнело. Над Полянском разливалась синева, подсвеченная снизу фонарями. Миф закрыл глаза и полной грудью вдохнул прохладный ветер.
— Придётся вас арестовать, — произнёс капитан со вздохом. Так, словно он только что на это решился. — Посидите, подумаете, может, чего ещё вспомните. А то плохо у вас с памятью, как я посмотрю. Или с фантазией.
Вечером Миф не вернулся, но два раза звонил телефон. Он стоял в прихожей, на тумбе, на кружевной салфетке из пластика. Тут же на стене висело овальное зеркало. Глядя из зеркала в лицо женщине, Маша чуяла, о чём идет беседа. Ей не нужен был смысл. Она и так поняла — всё очень плохо.
Ночью девочка плакала. Женщина неприкаянно бродила по комнатам, то принимаясь перебирать вещи, то всё бросала и садилась. Всю ночь на кухне горел свет.
Когда над городом занялся ржавый рассвет, Маше стало совсем паршиво. Она трижды пробовала выбраться из квартиры, чтобы найти Мифа, но терпела неудачу за неудачей. Ей хотелось взвыть — но не было голоса. Хотелось заплакать — не было слёз.
Она снова смотрела из зеркала: женщина стояла на пороге, дёргая молнию на сапогах. Она подняла голову. Маша всё поняла — она собиралась идти к Мифу. Взвыть захотелось ещё сильнее, но она не могла взвыть.
Маша ударила — изнутри по зеркалу, изо всех сил. Побежала паутина трещин. Новый удар — и осколки посыпались на ковёр. В каждом из них Маша видела бледную женщину, которая прижималась спиной к двери и медленно сползала по ней на пол. Летели осколки. Кривился её рот в крике.
Маша выбралась из зеркала и оказалась на кухне. Там были стеклянные дверцы в шкафах. В осколки их все, в мелкое крошево! В мелком крошеве плавал ржавый рассвет.
Боль не уходила, боль оставалась внутри. Маша забилась в угол под вентиляцией и свернулась в комок пыли. Теперь ей не хотелось никого видеть.
— Что с тобой? — Миф не ожидал, что разговор начнётся с этого вопроса. Он ожидал, что объясняться заставят его, но увидел её и не сдержался.
Амина села напротив него, устроив сумку на коленях. В комнате с голыми стенами, было одно единственное окно, но света хватило, чтобы Миф увидел порезы на её лице и руках. Мелкие, но свежие.
— Зеркало разбилось. Это сейчас не самое важное. Скажи лучше, за что тебя сюда. Следователь сказал мне, подозрение в убийстве.
Он поморщился. Как же он устал от этой истории — рассказывать, раз за разом всё больше увязая в подробностях.
— Подозрение в похищении. И то, от своих показаний я откажусь, а ничего больше у них на меня нет, и вряд ли будет. Трупа нет — нет убийства. Тем более что я её не убивал.
Она не знала, что говорить дальше. Потом попросила жалобно:
— Скажи честно.
Горло сжалось судорогой злости.
— Я её не убивал! Если ты мне не веришь, можешь уходить.
Амина сидела перед ним, белая, как стены этой комнаты. Даже зеленоватая.
— Все твои командировки… что мне теперь думать? Ты каждый раз врал мне, что уезжаешь по работе, а сам девчонок возил в старую квартиру, да?
Ещё одна истеричка. Первая шлет тысячи сообщений на выключенный телефон, трётся у колонны, глядя, как его под конвоем ведут в служебную машину, вторая сбегает в непонятном направлении, третья решает утроить сцену ревности в комнате для допросов.