Нэнси Коллинз - Ночью в темных очках
Этот дурак попытался блокировать ей путь. Благородно, но бесполезно.
Но надо отдать ему должное, ему почти удалось. Как только она обратилась к имени и адресу девицы, тут же ощутила, как выросло давление. Зебулон вызвал у себя обширное мозговое кровотечение. Она никогда не бывала «внутри» во время удара, и ей совершенно не хотелось узнать, что будет, если она окажется в эпицентре. Она уже наполовину вылезла, когда артерия лопнула, заливая кровью мозговые ткани.
Банки памяти Зебулона мгновенно и одновременно взорвались и опустели, извергнув массу разговоров, старых телепередач, номеров банковских счетов, цитат из Библии, отрывков из учебников Гудини и строчек популярных песенок, составлявших прошлое Зебулона Колесса. Тысячи голосов зазвучали будто с тысяч магнитофонов на разных скоростях и окатили ее волной. Кэтрин с ужасом подумала, что сейчас утонет в подробностях жизни мужа. Но поток информации стал спадать, и затихали голоса один за другим.
Когда Кэтрин обрела контроль над своей физической сущностью, оказалось, что Зебулон лежит на полу и еле жив. Она позвала Эзру, объяснила, что у Зебулона было «что-то вроде припадка», потому что вдруг позвонила его подружка и потребовала, чтобы он развелся с Кэтрин и женился на ней. Эзра был должным образом потрясен и вызвал «скорую».
Зебулон скончался через три дня в больнице, не приходя в сознание. Эзра передал в СМИ коммюнике, где говорилось, что с проповедником случился удар от молитвенного усердия. О смерти Мэри Бет Муллинс (у нее в машине отказали тормоза при выезде на федеральное шоссе) было сообщено на двенадцатой странице.
Глядя на позолоченный гроб и безжизненное тело Зебулона, Кэтрин переживала ту же смесь удовлетворения и радости, какая была, когда она узнала о гибели родителей. Она свободна! Свободна формировать церковь по своему усмотрению. Да, конечно, она изобразит убитую горем вдову. Но когда кончится траур, она всех заставит все забыть о Зебулоне Колессе.
Теперь, не связанная завистью мужа, она даст овцам именно то, чего они хотят: чудес побольше и получше.
Окончательные Исцеления – это был самый дерзкий шаг, когда-либо предпринятый телепроповедником. Традиционная пресса обвинила ее в привнесении балагана в церковь, и даже самые преданные последователи среди журналистов не особенно одобряли ее фокусы с психохирургией.
Но не важно, что думают об Окончательном Исцелении посторонние. В присутствии профессиональных разоблачителей она всегда пользовалась физраствором и кровезаменителями. Пока верные убеждены, что она творит самые неподдельные чудеса, а профессиональные СМИ отметают ее как мошенницу, все нормально.
Она бралась за безнадежных больных без родственников или близких друзей. И кто заметит – или хотя бы поинтересуется, – если они умрут вскоре после лечения? Это будет лишь значить, что вера больного оказалась слаба и болезнь вернулась. Вина здесь пациента, а не целителя.
Пара ее пациентов смогли пережить Окончательное Исцеление, хотя почти все умирали через несколько часов, если не секунд, после выноса со сцены. Ослабленные разрушительным действием рака или лучевой терапии, они редко могли вынести потрясение от нестерильной руки, вторгающейся в их тела. Был случай, когда она полезла внутрь, чтобы удалить опухоль, а вместо этого выдернула желчный пузырь. Но это тоже не ее вина – она ведь не доктор.
И приятно было знать, что Зебулон никогда бы ей такого не позволил. Слишком это было опасно, слишком ненадежно. А хуже всего то, что это отдавало цирковым представлением.
Сюда, леди и джентльмены! Заходите к нам, и всего за двадцать пять центов – всего за четверть доллара – вы увидите смертельный номер: откусывание головы у живой курицы или змеи! Увидите человека, пронзающего иглами свой язык! Человек это или зверь? Спешите видеть!
Окончательное Исцеление было зрелищем отвратительным, возмутительным и оскорбительным. Овцам это нравилось. За шесть недель первых публичных выступлений она вернула себе внимание десяти телевизионных каналов, которые отказались от «Часа Колесниц Господних» после смерти Зеба, и завоевала еще семь.
И только одно отравляло ее счастье: Зебулон торчал на проповедях. Он сидел в первом ряду, одетый в свой кобальтовый костюм, в котором был похоронен, сложив руки на груди и скрестив ноги. Левая сторона лица у него оплыла как восковая маска, поднесенная слишком близко к огню. Когда он улыбался, это было ужасно. И будто одного этого было мало, он сидел вместе с ее семьей. Сидящие в первом ряду пребывали в блаженном неведении призраков, пляшущих у них на коленях. Иногда Зебулон наклонялся и что-то говорил папаше а тот кивал осторожно, потому что мама отлично поработала и он боялся, что голова отвалится. Хорошо хоть не слышно было, о чем они говорят.
Но как бы ни было неприятно постоянное преследование Зебулона, он был всего лишь призраком, и бояться с его стороны было нечего. Нет, настоящая проблема была связана с этой чертовой тварью. Надо было сразу понять, что этот англичанин накличет беду. Как же его звали? Частейн.
Одна мысль об этом ухмыляющемся паразите заставляла напрягаться. Кэтрин всю жизнь воображала, что таких, как она, больше нет, если не считать Зебулона и его недоразвитого дара. И тут появляется этот праздношатающийся фраер и ставит все с ног на голову. И самое противное то, что он, обладая разве что десятой долей ее дара, сумел ее перехитрить.
Он сидел в кресле напротив и вертел в руках пресс-папье.
– Есть одно дельце, ваше святейшество. Такое, что раз в жизни, можно сказать, бывает. Тут, понимаете, штучка, на которую я работаю – шизушка одна, – говорит, что она Дениз Торн. Я и подумал, что вас это может зацепить.
– Дениз Торн мертва.
– Может, да, может, нет. Откуда нам знать? Вы с ней говорили последнее время? Этим старухам, Колесико мое милое, вы можете мозги замылить, но не мне. Я лучше вас знаю, кто вы такая.
Тут она попыталась его схватить, проникнуть мысленно насквозь. К ее удивлению, он отдернулся. Она попыталась поймать его еще раз, но он снова ускользнул. И снова. Казалось, он все время на сантиметр дальше, чем можно достать. Кэтрин была как медведь гризли, ловящий пескаря. Можно было его взять силой, как Зеба, но вполне могло случиться, что он пережжет себе синапсы, и она останется ни с чем.
– Ай-яй-яй! Столько лошадиных сил и всего лишь ученические права! – ухмыльнулся Частейн. – Слушайте, мы договоримся или так и будем бегать вокруг сарая?
У нее загорелись щеки. Будто она снова вернулась в будку зазывалы, и это ей очень не понравилось.
– Десять кусков американских баксов, это и все, что я прошу. Не слишком много за информацию о давно пропавшей дочери миллионера? Я вас отведу к ней – без проблем. Что вы будете делать, когда ее увидите... ну, это уже ведь ваша проблема?
