Елена Усачева - Откровение
— В одной книге я читал откровения, что любовь — это когда ты готов, не раздумывая, отдать жизнь за другого человека. Не умереть из-за любви, как Вертер, а отдать жизнь за любовь. Лео все время твердит, что главное — жизнь, что нельзя отрываться от быстротекущего времени, надо постоянно вливаться в него, пропускать через себя секунды. Они все так цепляются за собственное существование, готовы пойти на все, чтобы сохранить свою вечность! А вчера, в парке, я понял, что, не задумываясь, умру, лишь бы тебе было хорошо.
— Это я готова была за тебя умереть! — Макс снова прочитал мои мысли. Опередил меня.
— Выходит, мы действительно любим, — усмехнулся Макс. — Выяснили опытным путем.
— Я тебя сейчас покусаю! — выдохнула я, откидываясь на спинку кресла.
— Ты прямо как Лео. Я думал, он меня съест вчера, — в голосе Макса послышалась беззаботная веселость.
— Они теперь все напуганы? — Я чувствовала, как из меня уходило напряжение. «Вот, счастье мое, ты и пришло ко мне». Сейчас я была абсолютно счастлива.
— Не то слово! Вокруг только и слышно, что на вампиров начинается большая охота, и надо бежать.
— Они уезжают?
— Пока размышляют, — уклончиво ответил Макс.
Я не выдержала и обняла его за плечи. Прошептала:
— Спасибо! Спасибо, что ты такой, какой есть. Я тебя очень люблю.
— А ты и правда изменилась. — Он склонил голову.
— Еще как! — Сейчас я чувствовала небывалую силу, со мной подобного никогда не было. Вокруг могло происходить, что угодно — рушиться города, взрываться вулканы, — я знала, что преодолею вЬе, лишь бы быть вместе с любимым. — Уж не знаю, как ты там жил до меня, но я жила спокойно. Никому головы не отрывала и ни от кого не бегала. И ни за кого так не переживала, как за тебя!
Машина начала замедляться. Кажется, я задела Макса за живое.
— Почему ты со мной никогда ни о чем не говоришь? Я хочу быть с тобой. Хочу понимать тебя.
— Прости, я, наверное, еще не привык, что ты Ьо мной. — Лицо Макса менялось на глазах — становилось заметно спокойнее и моложе. — Защищать кого-то, драться — для меня нормально, но чтобы мою спину кто-то прикрывал...
— Макс! — взмолилась я.
Он резко затормозил, на заснеженной дороге машина вильнула, встала поперек и заглохла. Ее еще немного повело по инерции, и она уткнулась в обочину.
— Teufel! — выругался Макс, ударив кулаком по рулю. — Russische Schlamperei — резина у автомобиля до сих пор летняя. Знаешь, что такое бегать по кругу?
Он смотрел на меня, и я сгорала под его пристальным взглядом. Протянуть руку, коснуться, почувствовать знакомую прохладу — это все, что я сейчас хотела. А Макс задумчиво продолжал:
— Раз за разом проходить по одной и той же дорожке... Стараться не думать... Стараться убить в себе все человеческое...
— Миф о Сизифе . — Я и не заметила, как подалась к нему. Еще чуть-чуть, и я его поцелую. — Ты разве не понял? Круг разомкнулся.
— Теперь понял. — На меня смотрел мой прежний Макс, и я забыла, что хотела его поцеловать, настолько было здорово раствориться в его глазах. — Я даже знаю, что мы сделаем дальше: для начала отпразднуем твое возвращение.
— Ты с ума сошел! — засмеялась я. — Когда?
— Завтра. Я отремонтирую мастерскую, и ты позовешь всех своих друзей.
-А ты?
— Я тоже найду, кого позвать, — веселился Макс. — Устроим праздник, и все увидят, что бояться больше нечего. Что ты осталась такой же, как была раньше. Что мы с тобой вместе и никто нам больше не помешает. Война закончилась.
— Разве войны заканчиваются? — Какое удовольствие было слушать этот завораживающий голос...
— Не заканчиваются, но в них бывают перерывы.
— А потом?
— А потом ты получишь аттестат, и мы уедем!
— На север? — Почему-то мне вспомнилась «Снежная королева». Снега, льды, торосы и белый замок, айсбергом поднимающийся в морозной дымке...
— Зачем на север? Там холодно, замерзнешь. Поедем куда глаза глядят. И если они будут глядеть на север, то побываем и там. Ты же, наверное, раньше никуда из своего города дальше Москвы не выбиралась? Хватит воображаемых путешествий, мир надо видеть своими глазами.
— Мы увидим, — радостно закивала я. — А когда отсюда уедем, они все локти съедят от зависти. И мы никогда не расстанемся. Правда?
Макс наконец-то оторвал руки от руля, склоняясь ко мне.
— Zusammen?' — прошептал он.
— Fiir immer , — проявила я глубину своих познаний немецкого.
Макс расхохотался, запрокинув голову.
— Fiir immer, — повторил он, привлекая меня к себе. — Du mit mir . — Холодный палец коснулся моего носа.
— Ich mit dir . — В ответ я тоже погладила его по носу. — Навсегда. И дай мне слово больше не исчезать.
Макс поднял на меня чуть посветлевшие глаза, и от накатившей вдруг радости я спрятала лицо у него на груди. Под моей ладонью медленно билось вечное сердце.
Оно билось, и мне хотелось вобрать в себя этот стук, стать его частью.
Пальцы Макса пробежали по моим волосам, опустились по щеке, коснулись скулы, легли на шею. Мое сердце, не в пример его, билось гораздо чаще. И испуганней.
Я подняла голову и из-за плеча Макса увидела, как из заснеженного сумрака на нас выезжает грузовик. Он вынырнул словно из пустоты, в последнее мгновение осветив нас фарами.
Глава XII
ПРОРОЧЕСТВО ЗЛОЙ КОЛДУНЬИ
Говорят, что в глазах умерших можно увидеть последний момент их жизни. Если это так, то свет фар точно запечатлелся у меня в зрачке. Хотя я и не умерла. Потому что было больно. Очень больно.
Вокруг ничего не существовало. Одна боль. Она заполнила собой все, стерла снег, лес, дорогу, город, страну. Пульсом билась внутри планеты, рождая одно желание — разорвать мир пополам, чтобы вынуть ее оттуда.
Первым пришел звук. Еле слышный, тонкий, протяжный, словно поблизости скулил щенок. Потом пришел холод. Пронзительный. Неприятный. Это было удивительно, потому что до того холод вызывал у меня другие воспоминания. Сей- час он смешался с болью, с тягучим завыванием, сплетясь в тугой комок.
Я попыталась вдохнуть, но вокруг был снег, и мне пришлось шевельнуться, чтобы выдернуть себя из ледяного плена. Я перевалилась на спину, секунду смотрела в туманное, тоже наполненное снегом небо — такое спокойное, такое величественное, словно не было ничего важнее на свете, чем сбрасывать эту белую крупу на землю, запорашивая боль, срезанный бордюр, перевернутую машину. Как же Макс теперь будет ее возвращать?
Сердце заколотилось, соединяя разрозненные картинки.
Грузовик и не думал тормозить. Он налетел на нас всей своей многотонной массой, сбрасывая с дороги. Я почувствовала, как меня сдавили ледяные объятия, как что-то выкинуло меня из машины, и моя боль сконцентрировалась в голове. Голова горела, словно в нее сунули головешку из костра, в ней что-то стучало сотней молоточков. В ушах стон — это я тихо скулила, не в силах чем- то другим себе помочь.
