Виктор Точинов - Пасть
Он торопливо срезал ветви, стараясь выбирать потолще, и делил на равные, в ладонь длиной части. Когда набралась приличная кучка, стал запихивать их в капкан, между основанием и подошвой ботинка.
…Обрубки входили все более туго, последние он заколачивал валявшейся без дела рукоятью ножа. Затем осторожно встал и попробовал наступить на захваченную капканом ногу. Ветки слегка промялись, Олег сел на землю и вбил еще несколько палочек.
Теперь он мог ходить – медленно, сильно хромая, увенчанная нелепым сооружением левая нога стала значительно длиннее правой. Но боли не было, он вообще не ощущал ногу ниже колена…
Олег стал примериваться к плахе.
Тащить ее за собой волоком, как он хотел поначалу, оказалось невозможно – тяжеленный чурбак словно прирос к земле. Катить мешал торчащий в сторону сук, да и через один с небольшим оборот цепь окажется полностью смотанной. Остается одно – поднять и нести.
Он обхватил сырые, поросшие мхом бока плахи осторожней, чем плечи любимой женщины, попробовал поднять – и понял, как мало у него осталось сил. Чурбак оторвался от земли – медленно и неохотно, но оторвался. Олег опустил его и опустился сам, руки дрожали, тело тряслось в ознобе.
Тяжел, зараза… но ничего, полсотни метров как-нибудь протащу… потихоньку, полегоньку, с остановками…
Он закашлялся – долго, сухо, надрывно…
Простудился… как пить дать простудился… и темпера – тура наверняка вверх пошла… надо скорей в тепло, пока не схватил пневмонию… Ну ладно, пора… Раз-два, взяли!., взяли и пошли – медленно, осторожно, не спеша…
Взвалить плаху на плечо не позволяла цепь.
Он тащил ее, облапив на уровне живота, осторожно ковыляя – намокшая кора выскальзывала из пальцев. Куда ступать, Олег не видел, чурбак не давал глянуть под ноги.
Окружающие кусты и деревья занимались странным делом – вспыхивали на мгновение кроваво-красным цветом, затем медленно приобретали прежнюю окраску, чтобы при следующем шаге снова вспыхнуть…
Он считал шаги, но после десятого сбился. Решил опустить чурбак и передохнуть, дойдя до елочки, росшей примерно посередине пути.
Не дошел.
…Нога с вцепившимся капканом ухнула вниз, в незамеченную под полегшей травой ямку. Он пошатнулся, не удержал равновесия, упал набок, выпустив из рук плаху. Она рухнула на зажатую в капкане ногу…
Боль вспыхнула сверхновой звездой – окружающий мир мгновенно почернел, обуглился… Все кончилось.
Он тонул, он захлебывался – ледяная вода рвалась в легкие.
Вынырнув из забытья, из темного бездонного провала, Олег скорчился в рвотной судороге, извергая обратно дождевую воду и сгустки слизи подозрительно красного цвета.
По ушам били неприятные и оглушающие звуки – немного спустя, когда рвота перешла в надрывный, рвущий грудь кашель, он понял, что это воронье карканье: нахохлившаяся мокрая ворона сидела недалеко и низко, на тонких, прогибающихся под ее весом ветвях, и ее хриплые крики звучали в ушах близкими взрывами, отдаваясь в мозгу гулко-болезненным эхом.
Вороны чуют падаль, подумал он, с трудом восстанавливая дыхание и не решаясь взглянуть туда, где была придавленная плахой больная нога. Впрочем, там боли он не чувствовал. Но она, боль, никуда не делась, она притаилась под чурбаком, как свернувшаяся в клубок гадюка, и когда Олег, сдвигая плаху, чуть пошевелил ногой – тут же запустила в нее ядовитые зубы. Но застонал он не от того, что почувствовал, а от того, что увидел, своротив плаху на сторону.
От вида согнутой под неестественным углом голени.
Нога была сломана.
Глава VII
Деточкин наклонился над чемоданчиком из лакированной фанеры, весьма напоминавшим те, с какими ходят по квартирам слесари-сантехники, разве чуть поновее…
– Сейчас… сейчас все сделаю… контакт барахлит… всю ночь паял… сами ведь говорили: быстрей, быстрей… Так ведь? Сейчас…
Он закончил копаться в нутре своего детища, закрыл крышку и подключил к разъему тянущийся откуда-то издалека кабель. Пятеро зрителей этой сцены стояли рядом молча, не комментируя и ни словом не попрекая за задержку.
Моросящий дождь притих, но порывы ветра срывали капли воды с деревьев, растущих во внутреннем дворике Вивария, и в одинаковых синтетических плащах с поднятыми капюшонами пятерка казалась вынырнувшей откуда-то из глубины веков – не то капитул мрачного древнего ордена, не то судьи-инквизиторы, собравшиеся на сожжение очередной ведьмы…
Шестой зритель, по сути, зрителем не был – скорчился косматым клубком в углу клетки, не касаясь покрытых серебром прутьев, обманчиво-неподвижный и спокойный. Хотя и мина на боевом взводе тоже выглядит достаточно мирно… Пока не взорвется.
– Готово… Включаю! Не произошло ничего.
– Сейчас, сейчас… частоту вручную надо подстраивать…
Тварь забеспокоилась: вскочила, затем присела на полусогнутых лапах, повела заросшей (глаз не видно) мордой из стороны в сторону… Деточкин продолжал колдовать над прибором. Тварь взвыла, покатилась по полу клетки, коснулась прутьев, тут же отдернулась обратно – и замерла, распластавшись в неестественной позе, судорожно подергивая конечностями.
– Интересно… – пробасил Эскулап. Неторопливо подошел к клетке, поднял лежавшую рядом палку с железным наконечником и просунул между прутьями. Сейчас зверь должен был вскочить и броситься на прутья в безнадежной попытке достать врага. Не вскочил. Не бросился. Лежал и никак не реагировал на тычки Эскулапа.
– Сейчас, сейчас… Добавим мощность… Ведь надо с запасом, да? Ведь правильно?
Объект уже не дергался – всю тушу била крупная дрожь; из глотки вырывались слабые сиплые звуки – гортань и связки, судя по всему, тоже были парализованы.
– Все! Можно теперь это… голыми руками… – Деточкин говорил с гордым видом Ньютона, схлопотавшего по макушке яблоком.
– Какой радиус действия? – спросил Капитан. Спросил внешне спокойно, но с внутренним ликованием: ну наконец-то наука выдала что-то стоящее.
– Сейчас проверим… По расчетам – метров двадцать… или тридцать… отойдем немного… надо будет накинуть – прутья слегка экранируют…
До клетки было метров восемь, и он стал отступать назад, подбирая волочащийся провод. Десять шагов, пятнадцать – дрожь перешла в подергивания; отступил еще – тварь попыталась подняться и вновь рухнула. На восемнадцати с половиной метрах действие аппарата визуально уже не определялось.
– Все ясно. Заканчивайте. Пойдем под крышу – там все и обсудим. – Генерал, как всегда, был спокоен и холоден, лишь несколько мрачнее обычного – никаких следов энтузиазма от увиденного. Утром поступила очередная недельная сводка. С очередными жертвами…