Наташа Мостерт - Хранитель света и праха
Она поспешно написала ответ: Кто это?
Несколько секунд ожидания. Она почувствовала, как сердце замерло у нее в груди. Рядом с ней Лэнис громко кричала одному из дерущихся:
— Давай, Джеймс! Выбей из него дух!
Мы виделись прошлой ночью в пристанище, припоминаешь?
Это просто смешно. Она не будет переписываться с этим маньяком. Она просто позвонит ему. Но здесь это невозможно — слишком шумно. Просигнализировав Лэнис, что идет в туалет, Миа встала со своего места. Стараясь ужаться со всех сторон, она протискивалась между столами по направлению к выходу.
В дамской комнате на полу лежал ковер апельсинового цвета и пахло разлитым пивом и сигаретным дымом. Перед зеркалом прихорашивалась какая-то девица в кожаной юбке и топе с глубоким вырезом. Она взглянула на Миа.
— Миа? Помнишь меня?
Вообще-то Миа не помнила, и это был как раз тот момент в ее жизни, когда она меньше всего хотела вступать в разговоры с кем бы то ни было.
— Да, — девица восторженно кивнула, — ты татуировщица. Мы встречались на поединке Маквинни.
— Ах да. Извини…
Но девица словно не слышала ее. Она схватила Миа за руку.
— Слышишь, я хотела спросить у тебя. Я хочу вытатуировать у себя на груди голову Аполлона.
— Аполлона?
— Это мой бойфренд. — Девица оттянула край топа. — У меня уже есть несколько татушек, но я надеялась, что, может быть, ты бы нашла местечко.
Да, местечко найти было трудно. Грудь, которую девица подставила Миа под нос для обозрения, была довольно объемистой, но сплошь испещренной всевозможными изображениями. Аполлону можно было только посочувствовать, ему пришлось бы конкурировать с инициалами «ГС», капающими крест-накрест слезинками, и ангелом, который подмигивал одним глазом на удивление похотливо. Миа почувствовала, что ее одолевает истерический хохот.
— Слушай, извини, но мне надо идти.
— Нет, подожди, я хотела спросить тебя…
Телефон на бедре Миа снова завибрировал. Взяв себя в руки, она зашла в одну из кабинок и закрыла дверь. Девица с другой стороны бормотала что-то типа «сучка высокомерная». Затем вращающаяся дверь дважды скрипнула и в комнате наступила мертвая тишина.
Ты подвела Оки.
Миа выбрала функцию «Перезвонить» и поднесла телефон к уху. Но никто не ответил. Она ждала почти минуту, а потом телефон издал долгий гудок и замолчал. Оставалось только вернуться к переписке. Она чувствовала, как ее охватывает гнев.
Что вы имеете в виду — я подвела Оки?
Ты проиграла мне поединок. Оки выйдет сегодня на ринг в последний раз.
Миа похолодела. Но не успела она написать ответ, как телефон снова завибрировал и на экране высветилось новое сообщение.
Когда мы сойдемся в следующий раз, тебе придется постараться. Если победишь ты, с твоим подопечным ничего не случится. Если нет, я заберу его жизнь. Мы еще потягаемся силой — хранительница и похититель. Но для Оки это не имеет никакого значения. Для него все кончено.
ГЛАВА СОРОКОВАЯ
— Раздвинь пальцы, Оки, — Джей Си постучал Оки по правой руке. — Вот, хорошо.
Джей Си закончил бинтовать суставы Оки и закрепил бинты, используя хирургический скотч. Оки сжал руку и кивнул.
Ник наблюдал, как Джей Си начал бинтовать левую руку Оки. Каждый раз при виде этой церемонии его охватывало ощущение благоговейного трепета. Тот момент, когда боец готовит руки к поединку, казался ему мгновением магического действа. Шутка ли сказать, самая обыкновенная человеческая рука после этой процедуры становилась смертоносным оружием. А сам человек превращался в воина.
Но в этот же момент Ник отчетливо понимал, насколько тело бойца хрупко и уязвимо. Ведь, если говорить по правде, обычная человеческая рука не может выдержать удар, в который вложена вся мощь стоящего за ним тела. Пястные кости ломаются, подобно сухим прутикам. Запястье рвется и перекашивается. Кожа лопается. Руку забинтовывают, чтобы защитить суставы и укрепить запястье. Но даже при всем при этом боец может закончить поединок с искалеченными кулаками.
Оки соскочил со своего места и начал трусить взад-вперед, разминая плечи и нанося удары в воздухе. Джей Си снял шелковый халат Оки с крючка и ждал, пока тот приблизится и сунет руки в его широкие рукава.
— Ник.
Ник вопросительно обернулся.
Роач Харпер, катмен,[58] просунул голову в раздевалку.
— Что?
— Там кое-кто хочет с тобой поговорить.
— Скажи ему, что я сейчас не могу, — Ник нахмурился.
— Она говорит, это срочно. Просила сказать тебе, что ее зовут Миа и что ей просто необходимо тебя увидеть.
Ник колебался. Но это же Миа, в конце концов. Она не будет отвлекать его по пустякам.
Пока он шел по коридору к двери, ведущей на ринг, та открылась. Бойцы, только что закончившие поединок, вошли в сопровождении своих секундантов. У одного парня была разбита бровь и все лицо в крови.
«Скорее всего, рефери остановил поединок, — подумал Ник, — а это значит, что теперь очередь Оки.
Надо сказать Миа, что, какая бы причина ни вынудила ее оторвать его от дела, все нужно отложить на потом».
Она ждала его прямо под дверью и не дала ему возможности сказать ни слова. Как только он вышел, она схватила его за рукав.
— Ник. Ты должен остановить Оки. Он не может драться сегодня.
Он слышал, как она изо всех сил старается, чтобы голос ее звучал ровно.
— Но что случилось? Почему?
— Вполне вероятно, что он получит серьезную травму. А то и хуже. Ты просто обязан его остановить.
— Миа, я уверен, все обойдется. Это короткий поединок. Оки справится.
— Послушай меня. — Она буквально встряхнула его. — Останови его немедленно. Он в опасности.
Он видел красные пятна у нее на щеках и отчаяние в ее глазах.
— Миа. Успокойся.
Он скорее пытался успокоить себя. Нужно признаться, ей удалось вывести его из равновесия.
— Что, черт возьми, происходит?
— У меня нет времени объяснять тебе сейчас все, Ник. Просто доверься тому, что я говорю. Он не должен выйти на ринг.
Он в полной растерянности смотрел на нее. Но прежде чем он успел что-то ответить, огни в зале снова потухли, а из динамиков загрохотала музыка. На этот раз звучала песня «Larger Than Life» в исполнении «Бэкстрит бойз». Это была боевая песня Оки, и это означало, что он уже направляется на ринг.
— Мне надо идти. — Он снял руку Миа со своего рукава и пожал ее пальцы, как ему казалось, успокаивающе. — Не волнуйся, ладно? Я буду рядом с ним, в углу. Все обойдется, я уверен.
