Ирина Щеглова - Большая книга ужасов – 29
– Привет, это я, – отвечаю на ее вопрос.
– Кто там? – слышу из-за прикрытых дверей веранды бабушкин голос.
– Машка, – повернув голову, кричит тетя Надя.
Я иду на нее, на свет, на голос, повторяя: «Что вы здесь делаете? Ведь вы же не?..» Я не решаюсь произнести «умерли». Я знаю, что они живы, и вот прямо сейчас бабушка спит в соседней комнате, а тетя Надя – на диване…
Бабушка сидит на диване у стены и, щурясь, пытается рассмотреть меня. Она хорошо выглядит и совсем не похожа на умирающую. Свесив босые ноги с дивана, помахивает ими в воздухе. На ней новое пурпурное платье с множеством рюшей и оборок. Я оглядываюсь на Надежду; та орудует у плиты, гремит посудой, и на мой вопрошающий взгляд подмигивает и крутит пальцем у виска.
– Теть Надь, почему ты здесь? Что за гроб во дворе? – не выдерживаю я.
Надя делает серьезное лицо и тихо сообщает:
– Недолго осталось…
– Кому осталось? Что ты несешь?! – Я перехожу на крик, но она останавливает меня вопросом:
– Правда, красивое платье? – и указывает на бабушку.
– Красивое… Я тоже привезла для нее рубашку, подумала: зимой ночи холодные, пожилому человеку надо что-то теплое, удобное…
Я полезла в свою сумку и достала оттуда пакет с байковой рубахой: длинной, просторной, белой, в мелкий голубой цветочек.
– Вот, бабушка, по-моему, тебе в самый раз будет.
Бабушка оживилась, соскочила с дивана, подхватила подарок и прижала к груди шелестящий пакет.
– Пойду примерю, а вы тут без меня пока, – и убежала, как девочка, топая босыми пятками и громко хлопая дверьми. Мы проводили ее взглядами.
– Что ты готовишь? – спросила я у тетки.
– Поминальный обед, – просто ответила она.
– Ты опять? Прекратите немедленно! И гроб уберите!
Я рванулась к выходу, она пошла за мной.
– Кто это? – спросила я, увидев с крыльца мужскую спину, согнувшуюся над гробом, установленным на двух табуретках.
– Сосед, Василий Павлович, – с готовностью объяснила тетка, – он нам сильно помог, гроб сделал…
– Пусть уходит, слышишь, – я повернулась к ней и громко сказала: – Немедленно! Вместе со своим ящиком!
– Никак невозможно, – ответил мужчина, не прекращая своей работы. Он заканчивал обивать гроб изнутри.
– Что?!
– Ты не понимаешь, – мягко сказала Надежда, – все уже решено, ты не можешь…
Бабушка протиснулась на крыльцо и встала, красуясь в новой рубахе, рядом со мной.
– А вот и покойница пожаловала, – мужчина выпрямился и смотрел прямо на нас.
– Где покойница? – ужаснулась я.
Но рядом со мной уже не было никого. Гроб с табуретками, тетка, сосед и бабушка непостижимым образом оказались на крыше сарайчика, где неугомонная парочка, уложив бабушку в гроб, о чем-то горячо спорила. Я разобрала только, что нельзя хоронить в этой рубахе, надо платье, то, пурпурное…
Я недолго находилась в замешательстве. Уже бежала к лестнице, а в голове звучали обрывки: «…ты не можешь…не понимаешь».
– Уйди! – крикнула тетка.
– Мне плевать! – Я толкнула соседа, и он кубарем скатился с крыши – глухой удар, тело упало на землю.
– Бабушка, вставай! Как не стыдно! – Она лежала, как колода, замерев и зажмурившись. А на месте тетки стояло нечто омерзительное, с кожистыми крыльями и голой черной кожей. Летучая тварь встала на задние лапы и, сжав длинные суставчатые пальцы в кулаки, с ненавистью уставилась на меня красными глазками.
– Ах ты так! – И я подняла руки, выставив ладони вперед. Тварь задрожала и, отступив к самому краю крыши, полыхнула в меня огнем из раскрытой пасти. Я шла на нее, скороговоркой читая «Отче наш». Она не выдержала, распахнула крылья и метнулась вниз, скользнула в провал в стене, и только я хотела рвануть следом, как в сарае рвануло, и мне пришлось отскочить, чтобы не попасть во внезапно вырвавшееся пламя. Меня обдало жаром, но через секунду все стихло.
– Ушла! – Мне было досадно.
Соседа нигде не было видно. Я поднялась по лестнице к бабушке. Она сидела в гробу и с ужасом оглядывалась. С трудом мне удалось вытащить ее оттуда. У нее не гнулись ни руки, ни ноги, видимо, от страха. Кое-как мы спустились по лестнице, мне приходилось поддерживать ее снизу и уговаривать опускать ногу на следующую перекладину. Наконец мы достигли земли. Бабушка плакала молча. Я перестала спрашивать, все равно она ничего не знала и не могла объяснить. «Как эта нечисть попала в дом? Была ли тетка? Куда подевалось тело соседа?» – вопросы оставались без ответа.
– Иди в дом, замерзнешь, – мы поднялись на крыльцо, но зайти так и не смогли. Дом загорелся изнутри. В клубах дыма показался мой двоюродный брат с узлами в руках, он швырнул их подальше и крикнул:
– Не подходите! – потом снова кинулся в разгорающийся пожар. Бабушка заголосила и повалилась на груду тряпья, вынесенную внуком.
– Куда же я теперь? Куда?
Брат снова показался со спасенными вещами.
– Хватит, – сказала я.
– Дом, наш дом! – рыдала бабушка. – Спаси его!
Я посмотрела на тусклое низкое небо и мысленно попросила дождя. Первые капли упали на нас, застучали по дорожке, крыше дома, крыльцу, вишневым веткам…
Я подставила лицо дождю, вспоминая картинки из раннего детства: яркие, изумрудно-солнечные, с каплями бордовых вишен, с запахом антоновки и меда. Я восстанавливала дом своего детства.
– Ба, возвращайся в свои сны, тебе нельзя здесь оставаться, – приказала я. Бабушка удивленно оглянулась на быстро меняющийся мир и исчезла. Егора тоже не видно. Как он тут оказался? Это тоже загадка. Теперь что же, все семейство будет посещать мои сны?
Что ни ночь, то приключение!
И куда подевались самозванцы?
С крыши сарая с грохотом обрушился гроб. Я подошла и увидела на дне его притаившуюся кляксу.
– Так вот кто тут хозяйничает! Фу, пакость!
Клякса выпрыгнула и рванула от меня через огород, в сторону луга. Я – за ней. Когда-то маленькая девочка-японка сказала мне, что только я могу распоряжаться в своих снах. «Догнать», – приказала я самой себе.
Как мало у меня опыта!
Завертело. Окружающее свернулось в цветную спираль, а я неслась по липкому черному следу.
Зыбкая картинка снова восстановилась. Сосны, песок, пляж, река…
Клякса прыгнула на грудь черноволосой женщине, сидящей в лодке, причалившей у берега. На веслах – тусклый мужик, сгорбленный и испуганный.
Он сразу же оттолкнулся веслом от берега. Женщина повернулась ко мне, распрямилась и, торжествующе скалясь, подняла руки. Но я успела первой.
Лодку тряхнуло, мужика выбросило на мелководье, я прыгнула, но лодка обрела свободу и умчалась в туман со скоростью военного катера.
Я обернулась, мужик лихорадочно барахтался, стараясь выбраться на берег. Выбрался, побежал на четвереньках по песку. Я без труда догнала его.
