Митрофан Лодыженский - Невидимые волны
И так шла вся литургия. В каждом возгласе Василий Алексеевич находил свои красоты и глубокий смысл. В таком раскрывшемся понимании церковной службы отстоял сегодня он обедню и вечерню. Были, впрочем, непонятные для него места, но он отныне начнет изучать значение их; он все себе уяснит. Он будет читать духовные книги. И все это сделается ему вполне понятным при его дальнейшей духовной работе.
Вечером в шесть часов Василий Алексеевич пришел в церковку к старцу. Посетителей у старца оставалось немного. Отец Иларион скоро их отпустил. После их ухода Василий Алексеевич пошел на клирос. Вошел он к старцу с легким сердцем, как к близкому человеку. Он чувствовал уже связь со своим отцом духовным.
Старец был с Сухоруковым ласков. Он опять его поцеловал, усаживал его рядом с собой на табуретку, но Василий Алексеевич продолжал стоять. – У вас ноги слабы, – заметил старец, – вы все с палочкой ходите. Вам трудно стоять. Зачем вы стоите? Разрешаю вам и во время церковной службы посиживать. Службы наши длинные… Не очень вы горячитесь, это лишнее…
Старец наконец усадил Сухорукова рядом с собой. Стал расспрашивать об обстоятельствах его жизни, о том, что привело его в Огнищанскую пустынь.
Василий Алексеевич был рад высказаться и во всем открыться старцу. Он сообщил ему о своей болезни, как она возникла и как был он чудесно исцелен у мощей св. Митрофания; как у него слагалась своя особая религия, и как он был далек от христианства; сообщил он и о том, какое влияние имела на него мать во времена его детства и отрочества, и как она потом чудесным образом остановила его от преступления…
– Вам нельзя жаловаться на вашу судьбу, – сказал старец, когда выслушал его историю. – Судя по тому, как ваша жизнь складывается, вы великий еще счастливец, над вами особая милость Божия… Все то, что вы испытали, привело вас к бесповоротному признанию, что существует надмирная Сила, приносящая человеку спасение… Вы только не понимали, что это такое; вы назвали эту Силу невидимыми волнами из неведомого океана, а это была благодать Божия, благодать, идущая от Христа Спасителя через избранников Его. Они, эти избранники, словно небесные планеты, освещенные Солнцем и от Него загоревшиеся, – они дали вам свет… показали вам зорьку, к которой вас потянуло… Планеты эти восприняли от Солнца свою силу духовную. Как ваша матушка, эта праведница, так и святой Митрофаний Воронежский были для вас проводниками высшей Божественной силы… Ведь откуда же они почерпнули силу своих влияний?.. Ведь это же все от Солнца духовного…
– Теперь вы добрались до истины… Горизонт ваш, милостью Господа Бога, расширился. Кроме видимого солнца, вы знаете теперь, что есть еще другое Солнце, очами незримое, с неизмеримо высшей энергией, которая животворит мир духовный, животворит сердца людей…
– Батюшка! – сказал вдруг в горячем порыве Василий Алексеевич, – я хочу себя посвятить этому духовному миру… Он так ярко раскрылся предо мной… Хочу ему отдаться всем существом моим. Меня исцелил Митрофаний… Я дорого бы дал жить и умереть у его останков… Я жажду приготовиться для жизни вечной!.. И чтобы ничто мирское не отвлекало меня от моей работы отречения… Благословите меня на путь отречения от жизни в миру. Отсюда, из Огнищанской пустыни, я вернусь в Воронеж к Митрофанию, поступлю там в монастырь…
Хотя слова эти сказаны были Сухоруковым с большим чувством, но старец не отозвался сейчас же своим решением на этот порыв. Он отвел от Сухорукова свое лицо и смотрел на образ Спасителя, висевший перед ним. Казалось, он молился на икону.
– Что же вы молчите, батюшка? – сказал, наконец, Василий Алексеевич.
– Идти теперь тебе в монастырь, – твердо сказал вдруг старец, как бы очнувшись от молитвы, – нет тебе на это моего благословения… Ты будешь жить в миру. Так надо, и так будет для тебя полезнее. Ты не поспел еще для монастыря. Монастырскую жизнь ты теперь не выдержишь. Не ищи прежде времени того, что будет в свое время. И это придет… но позже, когда ты совершишь свой мирской жизненный путь. Ты очень еще молод и страстен. Ты не изжил еще счастья в семье. Ты полон скрытых стремлений. Не знаешь ты, как велика жертва – отрешиться от женского обаяния, и этой жертвы ты не снесешь. Такие порывистые уходы в монастырь натур страстных, как твоя, чреваты опасностями горших падений. Еще раз говорю тебе: нет на это моего благословения.
Василий Алексеевич стоял, словно пришибленный решением старца, протеста у него не было. Старец подчинил его волю.
– Не обещался ли ты жениться? – вдруг спросил он Сухорукова. – Ведь вы, испорченные злом мира люди, в особенности из круга людей богатых, мало того, что живете греховно и в разврате, вы для своей забавы готовы иной раз загубить жизнь невинной, чистой девушки…
Вопрос этот ударил Сухорукова прямо в сердце.
– Батюшка! – воскликнул он, глядя со страданием на старца. – Вы – истинный прозорливец! Вы все знаете… Простите меня… Я каюсь перед вами. Снимите с меня мой грех. Это было: я давал надежды девушке, я ее обманывал и все это я делал ради своей забавы… Я вызвал в ней чувство, любя только себя и наслаждаясь ее порывами. Делал я это сознательно и обдуманно. Как ястреб, я готов был когтить ее душу. Великое счастье еще, что я не посягнул на честь ее…
– Она теперь замужем? – спросил старец.
– Нет, она, как я слышал, хотела даже в монастырь идти.
– Женитесь на ней, – сказал отец Иларион. – Вот вам ваше искупление и ваше счастье… Она пойдет за вас. Дело еще не потеряно. Ваш жизненный путь – с ней. Она, как и все девушки вашего круга, надо полагать, верующая…
– Да, она религиозна… и я тогда смеялся над этим.
– Женитесь на ней и живите с ней по-христиански, и это ваш путь и ваше счастье, – твердо повторил старец. – Ведь чувство у вас к ней было, и оно осталось. Хоть в малой-то дозе… иначе бы вы не увлекали ее. И чувство это может в вас возрасти в истинную любовь, если вы будете жить с ней в таинстве христианского брака. А знаете ли вы, что такое христианский брак? – сказал вдруг старец. – Это совсем не то, что совершают под видом брака испорченные светские люди, ставящие в отношениях к женщине впереди всего поклонение плоти, поклонение внешней красоте или превратившие брак в сделку, основанную на выгодах… Так знайте же вы, проснувшийся для духовной жизни христианин, что в браке выше всего христианское чувство любви и целомудрие, оберегающее чистоту этой любви… Только тогда плотское общение становится в свое надлежащее место, только тогда оно делается великим таинством воссоздания рода человеческого, становится в гармонию подчинения духу, а не во главу угла само по себе, не в поклонение плоти и ее страстей, как это болезненно сложилось у многих. Эти многие не знают истинного христианского чувства. Они творят лишь подобие любви, каковое подобие тотчас же гаснет вслед за удовлетворением страсти…
