Ирина Щеглова - Большая книга ужасов – 62 (сборник)
Наташа отшатнулась и, прикрыв ладонью покрасневшее ухо, начала упрашивать Хаврониху:
– Теть Лиз, отпустите Ксению, она не виновата, ну, пожалуйста!
Ксюха молча боролась с ведьмой, пытаясь высвободиться из ее цепкой хватки. Ей было непереносимо больно, по щекам текли слезы, но она не сдавалась. Злобная тетка вывела ее из себя, и вместо страха в ее душе проснулось обычное Ксюхино упрямство.
– Мы на вас в суд подадим! – пообещала она Хавронихе.
Женщина подняла голову и расхохоталась.
– Ксюха, молчи! – взмолилась Наташа.
– Я не собираюсь молчать! – завопила Ксюха и изо всех сил ударила ведьму по руке.
Наверное, Хавронья оторвала бы Ксюхино ухо напрочь, но вдруг кусты раздвинулись, и показался мужчина, обычный такой деревенский мужик, небритый, в кургузом пиджаке, брюки в сапоги заправлены, а на плече – коса.
Хаврониха нехотя отпустила Ксюхино ухо и уставилась на неожиданного свидетеля.
– Доброе утро, Игнат Палыч, – пискнула заплаканная Наташа.
Мужчина кивнул, буркнул что-то неразборчивое, метнул на них косой взгляд из-под густых бровей. Наташа схватила Ксюху за руку и потащила прочь. Ксюха едва поспевала за ней, да еще и ухо! О, как болело ее многострадальное ухо!
Наташа тащила ее по задам, огородами. Запыхавшиеся, они наконец добрались до Наташиного забора.
– Все! Я тебя не видела, ты меня – тоже, – распорядилась девчонка.
– А как же… – Ксюха потрогала распухшее ухо.
– Считай, повезло, – ответила Наташа, – теперь ты все видела, так что мой тебе совет – уезжай!
– Но…
– Без «но»! – Наташа была так испугана, как будто только что избежала смертельной опасности.
– Почему ты ее так боишься? Достаточно заявление в милицию отнести, и ей сразу хвост прижмут.
– Ага, самая умная, да? – со злостью спросила Наташа. – Без тебя бы тут никто об этом не догадался?
– Не понимаю, – опешила Ксюха, – на нее уже подавали?
– Подавали, – угрюмо ответила Наташа, – да потом обратно бумагу забирали и еще и извиняться к ней ходили, кланялись. Поклонишься тут, когда она моего папку чуть со свету не сжила, а Мотылев вообще сгорел, вместе с трактором, – она обреченно махнула рукой. – А у Славки она невесту уморила…
– Убила, что ли?! – ужаснулась Ксюха.
– Убила… Не знает никто, что с ней стало. Но Хаврониха на свадьбу заявилась и с невесты фату сорвала, та и хлопнулась замертво. Врача вызвали, туда-сюда – а она уж отошла.
– Кто? – не поняла Ксюха.
– Да невеста Славкина, – с досадой бросила Наташа, – а потом она из гроба пропала…
– Как пропала?! – Ксюха даже про ухо забыла.
– А так! Никто не знает, как! Только с той поры Славка запил и все время на реку ходит, когда в одиночку, когда с товарищами.
Ксюха вспомнила компанию угрюмых пьющих парней на берегу реки. Может, там и был этот Славка?
– Так что с Хавронихой у нас никто не связывается, себе дороже, – добавила Наташа.
– Да, но там же с ней остался этот, Игнат Палыч, – напомнила Ксюха, – значит, не все ее боятся?
– Палыч – это совсем другое дело, – вздохнула Наташа, – он сам по себе. И еще неизвестно, кто из них кого посильнее будет.
– Что ж, выходит, он нас спас?
– Нужны мы ему! – невесело усмехнулась Наташа. – Так, случай…
– Наташ, ты все время говоришь загадками, объясни мне все наконец! – взмолилась Ксюха.
Наташа открыла было рот – и тут же вновь закрыла, уставившись на краешек солнца, поднимавшегося из-за горизонта.
– Блин, мать скоро проснется! Я побегу, а? Ты иди домой, лед к уху приложи, может, все обойдется…
И Наташа быстро перемахнула через забор и побежала к своему дому.
Расстроенная Ксюха постояла, держась за ухо, и поплелась к себе.
Глава 5
Порча, сглаз и другие неприятности
Из зеркала на Ксюху смотрела заплаканная растрепанная девчонка. Правое ее ухо опухло и покраснело, причем краснота распространилась уже на висок и щеку. Девочка осторожно ощупала его. Многострадальное ухо горело, кое-где на нем остались следы запекшейся крови. Ничего хорошего. С таким ухом невозможно показаться ни бабушке, ни родителям.
Хорошо, что еще очень рано и бабушка спит.
Ксюха, стараясь не шуметь, нашла в аптечке перекись водорода и промыла глубокие царапины на коже. Наскребла в морозильнике льда, приложила к уху, тихонько заскулила от боли. Лед быстро таял, а запасов его не было. Ксюха налила воды в формочку для льда, поставила ее в морозилку и туда же положила мокрое полотенце.
В ухе дергало и стреляло, боль отдавала в голову. Лед, как назло, не замерзал. Пришлось ей удовлетвориться холодным полотенцем. Ксюха обвязала голову и решила пока полежать, авось все пройдет, а бабушке она что-нибудь соврет – мол, упала, ударилась…
Едва ее голова прикоснулась к подушке, как Ксюха провалилась в сон. Она шла сквозь пламя, было очень жарко, языки огня лизали ее кожу, трещали волосы, было нечем дышать. Ксюха попыталась кричать, но дым набился в горло, и она поняла, что умирает…
А пламя безжалостно наступало, оно хватало Ксюху раскаленными руками, перекидывало ее с ладони на ладонь, играло ее сожженным телом, как мячиком… Вот языки пламени всколыхнулись, сплелись, вспучились огненным пузырем, и приблизилось к умирающей Ксюхе гигантское лицо: тонкогубое, ухмыляющееся, глаза – искры, волосы огненными змеями вьются, и не лицо это вовсе – рыло, свиное рыло! Распахнулась пылающая пасть, оскалилась, захохотала, смех прозвучал зловещими раскатами. Подкинула Ксюху-уголек на ладони, а на другой ладони – оплывающей свечой стоит девушка в белом платье, только оно не белое давно, пожухло, пожелтело, тлеет, рассыпается ткань, и обрывки кружев рассыпаются пеплом. А девушка словно не замечает ничего, стоит, вытянувшись стрункой, руки на груди сложила, глаза – два провала, неживые.
Краем ускользающего сознания Ксюха успела зацепить что-то, силуэт или тень, а потом на нее обрушился поток холодной воды, невыносимо запахло гарью, и Ксюха упала, хватая ртом воздух. Жуткий звериный визг пронзил ее всю, от макушки до пяток, лишил последних капель рассудка…
Чья-то рука тронула ее за плечо, и женский голос сказал:
– Вставай, вставай, милая, здесь нельзя оставаться!
Ксюха приподняла голову и увидела старушку в темной одежде, а на плече у нее сидел пушистый серый зверек – не зверек, непонятно кто. Зверек сцепил лапки перед грудью и смотрел на Ксюху с состраданием.
– А я знаю, кто вы, – сказала Ксюха.
Старушка улыбнулась.
– Вы – баба Люба, а это ваш домовой. Здравствуйте, – поздоровалась с ними Ксюха.
– Идем-ка, – велела баба Люба. И Ксюха самостоятельно поднялась и пошла за ней. Домовой все крутился на старушкином плече, оглядывался и махал лапкой.
