Джо Хилл - Коробка в форме сердца
В груди Джуда разливался сухой, колючий холод. Он отлично понимал, что хочет сказать Крэддок – что она трахалась с техниками «Мотли крю», что спать со звездой всегда было ее пунктиком, что если бы она жила сейчас не с ним, то жила бы с Винсом Нилом[31] или Слэшем[32].
И он понимал, почему Крэддок говорит ему все это, – по той же причине, по какой он позвонил еврейскому бойфренду Анны, когда та была не в себе. Чтобы вбить между ними клин.
Сюрпризом оказалось другое: Джуд не ожидал, что игра Крэддока подействует на него, хотя он видел ее насквозь. Не успел отчим Анны умолкнуть, как Джуд стал вспоминать, где он сам встретился с ней – за кулисами шоу Трента Резнора. Как она туда попала? Кто привел ее и что ей пришлось сделать ради того, чтобы получить пропуск за сцену? А если бы первым к ней подошел Трент, она уселась бы у его ног и стала бы задавать свои милые бессмысленные вопросы ему?
– Я присмотрю за ней, мистер Койн, Просто посадите ее на поезд. Я буду ждать, – закончил разговор Крэддок.
Джуд сам отвез ее на вокзал. Она держалась хорошо: изо всех сил старалась (он видел это) быть той девушкой, какой казалась Джуду в начале их знакомства, а не тем несчастным человеком, каким была на самом деле. Но при каждом взгляде на нее Джуд снова чувствовал сухой холод в груди. Эльфийская улыбка Анны, то, как она заправляла волосы за розовые ушки со множеством сережек, последний залп ее странных вопросов – все это выглядело теперь хладнокровными манипуляциями и побуждало его поскорее избавиться от нее.
Если Анна и почувствовала его отчуждение, то виду не подала. На вокзале она приподнялась на цыпочки и порывисто обняла его. В этом объятии не было ничего сексуального. Ее поцелуй был сестринским прикосновением губ к его щеке.
– Мы хорошо повеселились вместе, правда? – спросила она. Как обычно, вопросы.
– Правда, – ответил он.
Он мог бы добавить что-нибудь еще – что будет звонить ей или что желает поскорее выздороветь. Однако не смог себя заставить. Любая попытка выразить сочувствие и нежность немедленно разбивалась словами Крэддока, что крутились у Джуда в голове: «Я не сомневался, рано или поздно она найдет себе рок-звезду».
Анна весело улыбнулась, словно он сказал что-то остроумное, и сжала его ладонь. Он посмотрел, как она села в вагон, но отправления поезда дожидаться не стал. На платформе толпились люди, громким эхом разлетались голоса. Опустошенный и оглушенный, он стремился поскорее покинуть это место, пропахшее горячим железом, застарелой мочой и теплыми потными телами.
Но на улице было ничуть не лучше – осенью в Манхэттене холодно и сыро. Ощущение, будто его со всех сторон толкают и давят, не покинуло Джуда и по возвращении в гостиницу, в тихий пустой номер. Он не находил покоя, не знал, куда себя деть. Он нуждался в том, чтобы выпустить пар, сказать вслух те безобразные вещи, которые звучали у него внутри.
Четыре часа спустя он оказался-таки в правильном месте – в радиостудии Говарда Стерна, где он оскорблял: унижал безмозглых прихлебателей из свиты Стерна. Джуд от души издевался над ними, если они по глупости осмеливались перебить его, и выдал пламенную проповедь разврата и ненависти, хаоса и осмеяния всех и вся. Стерн был в восторге. Его окружение желало знать, когда им посчастливится снова увидеть Джуда.
Наступил уикенд. Джуд по-прежнему оставался в Нью-Йорке, в том же настроении. Его пригласили встретиться с людьми из команды Стерна в одном из стрип-клубов на Бродвее. Это были те самые люди, которых он несколько дней назад высмеивал перед миллионами радиослушателей. Они не приняли его слов на свой счет. Выставлять себя на смех – такова их работа. Они были без ума от Джуда. Они считали, что он выступил в шоу убийственно удачно.
Но настроение его не улучшилось. Он заказал пиво, хотя не пил этот напиток, и сел у дальнего конца сцены, представлявшей собой огромный лист матового стекла, подсвеченный снизу мягким голубым светом. Из теней вокруг платформы выступали лица других зрителей, и все они казались Джуду неестественными, злобными, неправильными. Лица утопленников. Голова его раскалывалась. Он зажмурился, и под опущенными веками вспыхнул разноцветными огнями фейерверк – предвестие мигрени.
Некоторое время спустя он с трудом открыл глаза и увидел, что перед ним на коленях сидит девушка. В одной руке у нее нож, веки плотно сомкнуты. Она медленно отклонялась назад и вскоре коснулась головой стеклянного пола. Ее мягкие, легкие как перья волосы рассыпались по сцене.
Ножом – охотничьим, с широким зазубренным лезвием – девушка медленно вела вдоль тела. На шее у нее был надет собачий ошейник с серебряными колечками, грудь сжимала тесная кружевная сорочка, на ногах черные чулки.
Когда рукоятка с направленным в потолок лезвием оказалась между ее ног, как пародия на пенис, девушка подбросила нож в воздух и в тот же миг распахнула глаза. Она поймала падающий нож, выгнув спину и выпятив грудь, словно предлагая себя в жертву, а потом полоснула лезвием по черной сорочке.
Она сдернула разрезанные кружева. Под ними было что-то темно-алое, отчего складывалось впечатление, будто она вспорола себя от горла до лобка. Она перевернулась, попутно скинув остатки костюма, и осталась совершенно голой, не считая серебряных колечек в сосках и стрингов, натянутых гораздо выше худых бедер. Ее худое гладкое тело выше пояса было выкрашено красным.
Из динамиков неслась композиция «Эй-Си Ди-Си» «If You Want Blood You Got It». И Джуда завело не юное атлетическое тело и не то, как раскачивались маленькие груди с продетыми в них кольцами серебра, пока девушка прямо и бесстрашно смотрела ему в глаза.
Его завело то, что во время выступления ее губы едва заметно шевелились. Вряд ли кто-нибудь еще обратил на это внимание. Девушка пела про себя, подпевала «Эй-Си Ди-Си». Она знала песню наизусть. Ничего более сексуального за последние месяцы он не видел.
В знак приветствия он поднял свой стакан и с удивлением увидел, что он пуст. Когда он успел выпить пиво, Джуд не помнил. Через пару минут официантка принесла ему новую порцию. Он узнал, что танцовщицу с нoжoм зовут Морфина и что она – одна из самых популярных девушек в шоу. За сто баксов Джуд раздобыл номер телефона и узнал, что она выступает уже два года, почти с того самого дня, как прибыла в Нью-Йорк из Джорджии. Еще сто долларов – и он узнал, что вне стен стрип-клуба ее зовут Мэрибет.
Джуд сменил девушку за рулем незадолго до того, как они пересекли границу штата Джорджия. Головная боль не проходила, а хуже всего было пренеприятное давление на глазные яблоки. Это ощущение усугублялось южным солнцем, безжалостно отражавшимся в каждой более или менее гладкой поверхности – на заборах, лобовых стеклах и дорожных знаках.
