Демонический Любовник (ЛП) - Форчун Дион

Вероника некоторое время смотрела на него, не способная что-либо ответить. Мысль о встрече с Лукасом заставляла ее сердце биться чаще и вызывала румянец на щеках, но страх перед тем, что могла принести такая встреча, сжимал ее сердце, словно ледяная рука. Черные ястребиные глаза незнакомца смотрели на нее с сочувствием, но он даже не пытался помочь ей. Ответ должен был сам прийти из глубин ее естества и ничто не должно было этому мешать.

Но для Вероники все было предрешено. Она зашла слишком далеко, чтобы повернуть назад, и карма миллионов лет стояла перед ней.

– Я останусь с... Джастином, – сказала она, впервые используя христианское имя своего зловещего возлюбленного. – Ибо мне кажется, что я понадоблюсь ему, когда он вернется.

– Мне тоже так кажется, – ответил Третий. – В сущности, бессмысленно возвращать его обратно, если вы уйдете, но выбор должен быть свободным. Жалость и долг не заменят любви. – Он посмотрел на часы на запястье. – Только что дошло три; солнце встает в половине восьмого; следовательно, у нас есть около трех часов до второго петушиного крика, чтобы расправиться с этим делом.

– Но как мы вскроем могилу? – спросил Доктор Латимер. – У нас нет времени, чтобы получить разрешения Министерства Внутренних Дел, а раскопать его тайком невозможно.

– Можно вскрыть могилу не только с помощью лопаты, – сказал таинственный незнакомец с ястребиными глазами. – Ваши мантии с собой?

– Конечно, – сказал старик и, взяв один из подсвечников для спальни, удалился в холодную темноту зловещего, скрипучего дома.

Одинокая оставшаяся свеча делала темноту почти осязаемой в огромной комнате с мрачной мебелью. Человек, называвший себя Третьим, некоторое время сидел молча, уставившись в угасающее пламя, и тусклое красноватое сияние углей бросало странные тени на его грубые черты, делая его похожим на гротескного идола, вырезанного какой-то забытой расой.Он, казалось, пребывал в глубокой задумчивости, не вспоминая о своем компаньоне, и Вероника могла изучать его,гадая, какое же обучение сделало его тем, кем он был. Внезапно он поднял голову и, пройдя по каминному коврику, уселся в кресло, стоявшее рядом с ней, и взял ее за руки.

– Дитя мое, – сказал он. – Вы осознаете, что вам предстоит сделать? У вас есть хоть какое-то представление об этом?

Вероника одарила его спокойной улыбкой Моны Лизы.

– Я понимаю больше, чем вы думаете, – ответила она. – Все это было известно мне в прошлом.

– И вы все вспомнили? Да, я вижу, что вспомнили. Хорошо, очень хорошо. Я уверен, мы справимся с этим с вашей помощью. Пробудить Лукаса из транса довольно просто, но как заставить его жить после этого? Вам придется выйти за него замуж, дитя мое, вы понимаете это? А брак оккультиста – это намного больше, чем обычный брак. Вам придется заключить союз не только на земле, но и в Незримом, и в Незримом вам придется быть мужской, контролирующей силой. Ваша духовная природа должна заключить брак с его интеллектом, и это вы должны оплодотворить его, а не быть самой оплодотворенной им. Вы это понимаете? Вы не сможете опереться на него на Внутренних Планах и вы с вашей абсолютной духовностью должны будете стать лидером. Его разум не должен снова взять верх, доминировать должна ваша духовная природа. Вы еще такой ребенок, сможете ли вы сделать это? Сможете ли вы сдержать человека с таким характером и идеалами?

Вероника отвела взгляд и уставилась во тьму. Могла ли она сделать то, что от нее требовалось? Или же она в своем невежестве взяла на себя задачи, на выполнение которых у нее не хватило бы сил? Никто не знал о ее слабости больше, чем сама Вероника; знала она также и о своей простоте и неопытности, делавшей ее прекрасной добычей для любого рода интриг, и о своей робости, которая мешала ей выполнять даже то, в чем она разбиралась, и о недостатке уверенности в себе, что делало ее беспомощной и молчаливой.

И все же она ощущала странную силу внутри себя. Мелкие, яркие, четкие картинки, словно бы видимые через другой конец театральных очков, менялись и пересобирались перед ее глазами, словно в вечно движущемся калейдоскопе. Портик храма с огромными белоснежными колоннами, сияющими на солнце; сгорбившаяся, молчаливая паства внутри, плывущий запах фимиама и движение огней; мерцающие красным светом, смутные формы элементальных духов, возникающих в дыму.

Мужчина держал ее железной хваткой, а взгляд его, казалось, прожигал ее мозг.

– О, Жрица! – воскликнул он. – Неужели ты не помнишь?

Она посмотрела на него так, словно бы смотрела сквозь огромный слой воды, но когда изображение прояснилось, она увидела складки полосатого египетского головного убора на его голове; позади него возвышалась тень огромного пилона. Руки его сжали ее ладони, когда его воля воздействовала на нее, и она ощутила на коже их обжигающий жар.

– О, Жрица Изиды, неужели ты забыла?

Его голос гремел и раскатывался по комнате, словно удары барабана. Темный пилон позади него, сделанный из розово-красного песчаника, стал виден яснее, а затем сменился другим, хоть и похожим на него, более грубым и молочно-белым. Далеко внизу, как если бы она смотрела с обрыва, возвышались крыши домов, покрытые каким-то желтым металлом, который не был золотом, и слабо поблескивали в густом, туманном воздухе, и солнце висело в небесах, словно медный диск.

– Helios, Helios? Quanto Rhopantanek! – прошептал голос ей на ухо и вся затерянная Атлантида проснулась, услышав песнь Солнечного Бога. Она видела огромные процессии облаченных в белоснежные одеяния жрецов и помнила, как принимала в них участие; она видела дым, поднимающийся из Священного Вулкана, и знала, в чем заключалась ее задача, и слышала свой голос, произносящий одновременно с ним:

– Quanto Rhopantanek, Helios!

Она встала и вскинула руки в жесте Приветствия Солнцу. Древняя инвокация Великого Инициатора сорвалась с ее губ.

– Пронеси мою душу вниз по реке Нарадек, вынеси ее к Свету, и к Жизни, и к Любви. Мужчина, называвший себя Третьим, поднялся со стула и сделал ответный приветственный жест. Не смотря на изменившееся видение, его лицо оставалось прежним, и не менялось ни под Египетским немисом, ни под кружевом Атлантиды. Он смотрел ей глубоко в глаза.

– Ты помнишь меня? – спросил он.

– Да, – ответила она.

– Каким именем ты называла меня в последний раз?

– Вы были известны нам как Граф.

Он кивнул и принял более расслабленную позу, когда ослабил волевое усилие, оказываемое на нее.

В этот момент дверь отворилась и вошел Доктор Латимер, неся в руках маленькую черную сумку. Он положил ее на стол рядом с другой сумкой похожей формы и размера, которая, очевидно, принадлежала новоприбывшему; затем, без каких-либо указаний, он помог мужчине, который называл себя Третьим, а также Графом, сдвинуть мебель в углы комнаты и расчистить пространство на полу в центре. Затем он опустился на колени и стал держать один конец нити, пока его компаньон рисовал круг куском похожей на шпатлевку субстанции, привязанной к другому концу, оставляя светящуюся метку на полу, словно бы смесь содержала фосфор.

– Какие сигилы потребуются? – спросил он, вытащив другой кусок такой же субстанции из сумки.

– Начертите Сигилы и Печати Принцев Сил Воздуха, – последовал ответ. – Я собираюсь призвать Духов Бури. Что мы не можем выкопать, мы можем вымыть, ибо могила находится почти на берегу реки.

Вероника вспомнила о той самой простыне, о которой рассказывал ей Лукас, вещи, которая впервые заставила его подумать о занятиях оккультизмом. Старик оставил своего компаньона чертить иероглифы и положил маленький кусочек черной субстанции на сияющие в камине угли; когда он начал тлеть, он взял ее щипцами и переложил в медное античное кадило, посыпав чем-то, очень напоминающим песок. Внезапно возникшее облако густого дыма наполнило комнату ароматом благовония и принялось закручиваться в причудливые фигуры под действием сквозняка. Он передал кадило Веронике.

– Вы должны следить за ним, – сказал он. – Ни в коем случае не давайте ему погаснуть. Все время слегка покачивайте им.