Клайв Баркер - Эвервилль
Оуэн смотрел на его почти безволосый пах в легком смущении. Смущало его не то, что он видел — юноша был пре красно оснащен, — но мысль о том, что частью его тела, и довольно важной, забивали гвозди, а сам он при этом находился неизвестно где.
Сны по большей части безобидны. Всего лишь воздушные пузырьки, всплывающие наверх из глубин спящего сознания. Но иногда, пусть и редко, они несут в себе знак тою, что принадлежность к Искусству — не пустое обещание, что человеческий разум в состоянии постичь прошлое, настоящее и будущее в один единый миг вечности. Оуэн не думал, что сон Сета про дом и молоток из разряда таких снов; но было здесь нечто, отчего ладони вспотели, а волосы на затылке зашевелились.
— О чем ты думаешь?
Сет смотрел на него, и на его длинном бледном лице отражалась тревога.
— О перекрестках, — сказал Оуэн.
— При чем тут перекрестки?
— При том, что именно туда мы и пойдем. — Он поднялся с постели и направился в ванную, к унитазу. — Мне ну жен первый городской перекресток.
— Зачем? — заинтересовался Сет.
Оуэн презирал ложь, да и какой смысл лгать? Мальчишка все равно не поймет.
— Затем, что мой путь заканчивается там, где встречаются дороги, — сказал он.
— Что это значит?
— Это значит… Что мне нельзя долго здесь оставаться, — произнес он громко уже из ванной. — Но, по крайней мере, можно повеселиться.
Мальчишка опустил глаза.
— А что я буду делать, когда ты уедешь? — тихо спросил он.
Оуэн на минуту задумался. Потом сказал:
— Может быть, начнешь строить дом?
IV
1
Севернее Сэлема Тесла потеряла шоссе, проехав тридцать пять миль на Уилламин, прежде чем поняла ошибку и развернулась. К тому времени, когда она въезжала в Эвервилль, было уже начало второго, и она, злая и голодная, ми нут десять искала, где перекусить, пока случайно не увидела ресторанчик Китти. Там было полно народу, и ее вежливо попросили подождать минут десять.
— Без проблем, — сказала она и вышла на солнышко.
Там было на что посмотреть. Ресторанчик располагался на углу Мейн-стрит, на пересечении двух главных улиц. По обеим двигался почти непрерывный поток людей и машин. «Оживленное местечко», — подумала она.
— Здесь проходит какой-то фестиваль, — отозвался Рауль.
— Откуда ты знаешь?
— Написано прямо у тебя перед носом.
— Где, черт побери? — Тесла осмотрела все четыре угла перекрестка.
— В двух шагах над головой, — сказал Рауль.
Тесла подняла голову. В трех футах над землей был растянут плакат с надписью синими буквами: «Добро пожаловать на Эвервилльский фестиваль выходного дня!»
«Как же я его не заметила?» — подумала Тесла, изумленная (впрочем, как и всегда) тем, что Рауль, глядя на мир ее глазами, видит то, чего не видит она.
— Ты слишком сосредоточилась на желудке, — отозвался Рауль.
Она проигнорировала это замечание.
— Это не случайно, — сказала она.
— Что не случайно?
— То, что мы попали сюда именно в дни фестиваля. Здесь есть определенная синхронность.
— Тебе виднее.
Она какое-то время молча смотрела на поток машин. По том спросила:
— Ты ничего не чувствуешь?
— Например?
— Не знаю. Ничего необычного?
— Я что тебе, охотничий пес?
— Ладно, — сказала она, — проехали.
Они замолчали оба. Потом, очень тихо, Рауль сказал:
— Посмотри выше, над плакатом.
Она посмотрела выше — выше плаката с синими буква ми, выше домов.
— Тора? — спросила она.
— Да…
— Что там не так?
— Не знаю, — ответил он. — Но что-то не так.
Она посмотрела внимательнее. Вершину было плохо вид но, ее окружала дымка.
— Потом, — сказала Тесла. — Я слишком голодная, ничего в голову не лезет.
Она оглянулась на закусочную. Двое посетителей как раз поднялись и болтали с официанткой.
— Примерно десять минут и есть, — буркнула себе под нос Тесла и направилась внутрь.
— Вы одна? — спросила официантка, проводив ее к освободившемуся столику и положив меню. — У нас все вкусно, но куриная печенка сегодня просто отличная. И кобблер с персиком.
Тесла смотрела, как та лавирует между столиков — там словечко скажет, там улыбнется.
— Счастливая, бесхитростная душа, — сухо заметил Рауль.
— Похоже, у них тут Иисус за шеф-повара, — ответила Тесла, глядя на простой деревянный крест, прибитый над стойкой.
— Тогда лучше закажи рыбу, — посоветовал Рауль, и Тесла громко прыснула.
Несколько посетителей оглянулись в ее сторону, но ни кому из них не показалось странным, что женщина, сидящая в одиночестве, засмеялась.
— Что вас рассмешило? — спросила подоспевшая официантка.
— Так, вспомнила кое-что, — промолвила Тесла и заказала рыбу.
2
Эрвин никак не мог вспомнить, что произошло, пока он был дома. Помнил только, что ему страшно хотелось уйти.
В полном смятении стоял он перед закрытой входной дверью, точно зная, что должен был взять какую-то вещь, прежде чем уходить; но что именно, никак не мог вспомнить. Он оглянулся назад, в коридор, в надежде, что там что-нибудь наведет его на мысль.
Конечно! Признание. Как же он уедет из дома, не взяв признание Макферсона? Эрвин двинулся по коридору, соображая, куда подевал документ. Но возле двери гостиной желание найти бумаги вдруг испарилось, а сам он непостижимым образом снова оказался на улице, под жаркими лучами солнца. Лучи были еще и яркими, так что Эрвин сразу принялся искать в карманах солнечные очки и вдруг обнаружил, что на нем старый твидовый пиджак, который, как ему казалось, он давно отдал на благотворительность. Отдал, не подумав (что с ним случалось редко), и почти сразу же пожалел об этом. Тем более приятно, что пиджак снова оказался на нем, пусть самым загадочным образом.
Очков он не нашел, зато обнаружил рассованные по карманам разные памятные мелочи: билеты на концерт в Бос тоне, куда он ходил двадцать лет назад; изжеванный окурок сигары, выкуренной в честь первого посещения бара; маленький кусочек свадебного торта, завернутый в салфетку; красная шпилька от женской лодочки; пузырек со святой водой, которую, умирая, сжимала в руке его мать. В каждом кармане оказалась даже не одна, а четыре-пять таких мелочей, связанных с каким-либо воспоминанием — запахом, звуком, лицом, чувством, — и все они изумляли его так, что он и думать забыл про таинственное возвращение пиджака. Эрвин точно знал, что отдал его. Но даже если не отдал, даже если сунул куда-то, и тот провалялся, позабытый, в шкафу лет десять, а сегодня утром он его почему-то достал и надел, — от куда взялись в карманах эти вещи?
