Анна Романова - Моя няня
– Выходи, – чётко и громко произнесла она. – Говорить будем здесь.
Свет замер. Находящееся внутри существо оторопело от такой наглости. Потом по земле
пробежала дрожь, будто находившийся под ней зверь беззвучно хохотал. Никто не вышел, но
Виолетта ждала. Она знала, что торопиться некуда. Достала из-за пояса нож и сжала в руке.
Никогда не приходилось использовать его иначе чем для нарезки продуктов. На чёрное небо
взобралась серебряная луна. Яркая, как огромная монета. Вокруг рассыпались звёзды. Только в
том, оставленном позади мире, они были цветными, здесь – холодными и мёртвыми.
Перед Виолеттой появилась стена огня. Жар коснулся лица, пришлось зажмуриться.
– Глупо, – прохрипело неожиданно прямо над ухом.
Виолетта медленно повернула голову. Рядом стояла угловатая женщина. Так близко, что её
дыхание касалось щеки Виолетты.
– Ты меня звала, – непослушные губы еле разлепились. – Я здесь. Чего тебе?
Богинка хмыкнула, но нечеловечески – угол рта криво изогнулся, появились пожелтевшие зубы.
Чёрные глаза впивались, словно спицы, пытаясь сломить волю. Взгляд скользнул по красному
шарфику, раздалось еле слышное шипение.
Не поддаваться, бормотала про себя Виолетта. Сейчас – нельзя.
Сухая рука богинки потянулась к ней, пальцы с загнутыми ногтями замерли в нескольких
миллиметрах от плеча:
– Нам было хорошо.
Виолетта чувствовала, что напряжена до предела, пальцы впились в рукоятку ножа. Богин,
кажется, попытался сделать шаг к ней, но болезненно вскрикнул.
– Стой, – прошипело существо.
Виолетта сумела лишь краем глаза взглянуть на стоявшего позади психолога. Тварь с красными
глазами впилась в его ногу. Он сморщился от боли, но молчал. Существо медленно повернуло
голову и взглянуло на него. Виолетте показалось, что время остановилось.
– Syn?1
Это прозвучало тихо и даже как-то удивлённо, словно такого не могло быть. Тварь недовольно
заворчала и отпустила его, будто повинуясь своей хозяйке.
– Зачем… Зачем ты убила Игоря?
Виолетта сама удивилась слетевшему с языка вопросу, но поняла, что он появился не зря.
Существо вновь смотрело на неё несколько изумлённым взглядом, а потом рот вновь искривился в
нелепой усмешке.
– Он стал бесполезен. Вместо того чтобы привести тебя, занимался глупостями. Не надо было мне
его воровать. Ну да это дело прошлое.
Чёрные глаза вдруг стали матовыми как камешки, а потом и вовсе рассеялись туманом,
превратившись в дым. Будто внутри существа горел костёр. Виолетта подавила возникшее
отвращение.
– Ты горишь, – хрипло сказала она. – Это голод, но утолять его нечем. Детей больше нет, да?
Огненная стена перестала обжигать. Существо взревело и бросилось на Виолетту. Она вскрикнула
и кинулась через огонь, к дому.
– Stojan!2 – резко крикнул Богин.
Существо внезапно замерло и повернулось к нему. Виолетта успела отметить сообразительность
психолога, применившего родной язык.
– Помоги нам! – послышались задыхающиеся голоса: детские и измученные.
– Помоги! Спаси!
– Мы здесь!
Виолетта понимала, что это может быть ловушкой, но ноги уже несли её к дому. За огненной
стеной осталось мечущееся существо и Богин. Она оказалась возле двери: слишком трухлявой,
чтобы защитить жилище, но ещё кое-как державшейся.
– Выбей! – прошелестели слабеющие выдохи. – Замани её назад!
Виолетта краем глаза заметила тени, окружившие полянку. Разлился многоголосый тоскливый вой.
Серебряная луна подмигнула плоским глазом. Чертыхнувшись, Виолетта с силой ударила дверь
плечом, дверь рухнула. Плечо вспыхнуло болью. Стиснув зубы, она нырнула в тёмный коридор.
Пыль, тьма, сырость. Во рту привкус крови (она даже не заметила, что прокусила губу). Пальцы
онемели, сжимая рукоятку ножа. Вой не смолкал. Виолетте показалось, что что-то скрипнуло.
Потом ещё раз и ещё. Стены дрогнули. Она попыталась сделать шаг назад, но слетевшая с петель
дверь поднялась и захлопнулась.
Крик застрял в горле. Скрип раздался возле самого уха. Спустя секунду Виолетта поняла: стены.
Стены трещали, сквозь них пробивалось сияние. Еле-еле, словно в нелепом фильме, поставленном
на замедленную съёмку, из стен выползали руки. Маленькие, грязные, детские, с обломанными
ногтями. Слепо ощупывали стену вокруг, будто пытались что-то найти.
Дети, мелькнуло в голове, господи, это же все те дети. Виолетта со свистом выпустила воздух из
лёгких. Зрелище шевелящихся рук как приводило в ужас, так и завораживало, не давая оторваться.
За спиной раздался стук в дверь.
– Открой… – шипение существа разливалось как чернила, окутывая всё вокруг. – Будет хуж-ж-же…
Виолетта беспомощно осмотрелась. Сердце стучало в висках, в горле пересохло.
1 словац. – сын
2 словац. – стоять
Дура, куда ты полезла? Куда? Дышать стало больно. Ближайшая из рук вдруг выскочила по локоть
и ухватила Виолетту за куртку.
– Беги! – шепнул детский голосок.
– Найди зеркало у помощницы. Пусть посмотрит… Это вход… Пусть сгинет в том мире.
Шипение, долетевшее из-за двери, заставило поторопиться. Виолетта побежала вперёд, руки
подталкивали и тянули, не давая остановиться. Однажды она поскользнулась, испуганный вскрик
разрезал тьму коридора. Лоб взмок, пряди прилипли к вискам. Руки из стен не дали упасть:
подхватили и снова толкали дальше.
Вой тварей на улице не прекращался, теперь слившись в бесконечно дикий минор, лившийся из
десятков глоток.
Герман, его же разорвут, пронеслась шалая мысль и тут же исчезла.
Виолетта стояла перед дверью. Дверь была знакома – не так давно она мерещилась в видениях.
Женщина хорошо помнила: за неё нельзя заходить. Нельзя, иначе ждёт наказание. Но теперь это
было неважно. Она ухватила тяжёлую резную ручку в виде головы льва и потянула на себя.
Дверь вопреки ожиданиям раскрылась бесшумно. Мягкий золотистый свет полился в коридор,
детские шепотки стали неразборчивыми. У Виолетты по спине пробежали мурашки. Комната,
кресло с истлевшим пледом. В нём сидела девочка с рыжими хвостиками и забавно мотала ногами.
– Привет! Опять ты! Пускать же не велели! Забыла, что ли?
Этот голос резал слух, больше напоминая звук, с которым пилят дерево. Виолетта смело шагнула
вперёд.
– Убирайся, – четко произнесла она.
Сзади раздался грохот, потом вой. Виолетта обернулась, поняла, что существо ворвалось в
коридор. Теперь оно ни капли не напоминало женщину, даже угловатую и некрасивую. Лицо
исказила адская гримаса, в провалах глаз царила чернота, рот – ломаная линия. Шея
