ЧЕЛСИ ЯРБРО - «КРОВАВЫЕ ИГРЫ»
Трибуны возликовали, Веспасиан приосанился и довольно кивнул старшему сыну.
Теперь, когда первый раб был растерзан, волки окончательно осмелели и, кружа вокруг безоружных людей, набрасывались на крайних, утаскивая их под барьер. Медведи присоединились к волкам, вставая на задние лапы.
Кто кричал громче, осужденные или зрители, невозможно было понять. Четверо вепрей бросились к самой большой группе рабов, те кинулись врассыпную, на песке остались тела, вспоротые острыми словно бритвы клыками.
Волки готовились к новой атаке. Двое стали подкрадываться к Кошроду, Аумтехотепу и Тиштри. Один из хищников прыгнул – толпа заревела. Кошрод, изловчившись, поймал зверя в полете и стал задирать ему морду, не давая раскрыть пасть. Обладая той же нечеловеческой силой, что и его господин, молодой перс переломил вожаку позвоночник и повернулся к другому хищнику, прокричав что-то через плечо. Тиштри кивнула и принялась отвлекать внимание зверя, пока Кошрод его не настиг.
Они таким образом убили еще четырех волков, приветствуемые восхищенным ревом трибун, но остальным жертвам от этого легче не стало. Многие из рабов были уже мертвы или содрогались в агонии раздираемые зубами, лапами и клыками. Медведя с возницей в когтях атаковали двое хвостатых четвероногих. Звери грызлись в борьбе за добычу, пока от несчастного не остались клочки.
Сен-Жермен зажмурился от невыносимой боли в груди, когда матерый секач напал на Аумтехотепа. Вепрь подбросил египтянина в воздух и распорол его от ключиц до бедра. В щель проник запах крови и внутренностей – плотный, душный, почти осязаемый. Один из волков затрусил к лежащему и впился ему в горло. Кошрод отшвырнул очередного убитого хищника и двинулся к мертвому другу. В глазах его сверкали слезы и ярость.
– Нет,- выдохнул Сен-Жермен, заметив, что один из медведей катится к персу.- Нет, берегись!
Медведь нанес Тиштри скользящий удар, отбросивший ее под копыта бегущего вепря. Злобно визжа, тот принялся топтать потерявшую сознание жертву. При этих звуках Кошрод повернулся и увидел идущего на него людоеда. За мгновение до того, как огромные кривые когти впились в его тело, перс выпрямился и застыл, бесстрашный, великолепный – настоящий принц, каковым он и был,- равнодушный к смерти и не принимающий поражения.
Сен-Жермен обессилел от внезапного чувства потери, и это его спасло, иначе он проломил бы перегородку и выскочил на арену, чтобы пасть вместе с друзьями. Из горла его вырвался тонкий причитающий звук.
Он не имел представления, сколько времени пролежал без сознания. Все было кончено, на арене хозяйничали верховые, убирая длинными крючьями то, что там оставалось. Сен-Жермен отшатнулся от прорези, почуяв вонь, исходящую от песка, и с усилием встал. Каждое движение давалось ему с болью, словно это его терзали когти медведей и топтали копыта щетинистых секачей.
Он почти доковылял до нужного светового колодца, когда его остановил звук голосов. Опершись о стену, Сен-Жермен стал слушать.
– Я поверил тебе на слово, и кончим на том,- произнес баритон с резкими нотками, присущими говору младшего императорского сынка.- Толпе эта затея понравилась, чего же еще желать?
Другой голос звучал приглушенно, и слов было не разобрать.
– Мне наплевать, что тебе сказано. Я не хочу это ни с кем обсуждать. Дело сделано. Люди довольны. Мой отец утверждает, что перемены благоприятны.
Домициан умолк, выслушивая возражения, потом раздраженно сказал:
– Я никому не давал обещаний. Оставьте меня!
Последовали невразумительные увещевания и шлепанье двух пар удаляющихся сандалий. Сен-Жермен в молчании ждал. Когда все звуки, кроме немолчного гула трибун, затихли, он схватился за перекладину и спрыгнул вниз.
Нужно, забрать тела или то, что от них осталось, подумалось ему вдруг. Тит дал разрешение и сочтет странным, если чужеземец им не воспользуется. Сен-Жермен с трудом представлял себе, как сможет погрузить в колесницу истерзанные останки друзей, но был уверен, что сделает это. Он шел к вратам смерти, чувствуя, как душа его покрывается гранитом и льдом.
Кто-то окликнул ею, он не стал оборачиваться: он не хотел ни с кем говорить.
– Франциск! – повторил настигающий голос, принадлежащий, возможно, Некреду. Этой сволочи, вероятно, хочется позлорадствовать по поводу смерти Кошрода и Тиштри. Что ж, тогда его ждет незавидная участь. Сен-Жермен сузил глаза.
– Франциск! – Неотвязный преследователь дышал ему прямо в затылок.
– Что? – Сен-Жермен обернулся и на мгновение растерялся.- Лед Арашнур?
Лжеармянин нагло выкатил большие глаза.
– Не следовало пренебрегать моим предложением, досточтимый Франциск,- сказал он с резким смешком.- Теперь этот перс не твой и не мой. Согласись, всего этого можно было бы избежать.- Наглец наслаждался местью.
– Чего можно было бы избежать? – спросил Сен-Жермен ровным тоном.
– Ареста, отсидки в тюрьме и позорной казни.- Арашнур явно любовался собой.- Несколько высосанных из пальца доносов, и смотрите, что может из них получиться! Римляне легковерны и мнительны. Всякий намек на бунт их страшит.
– Так это твоих рук дело? – Вопрос дался Сен-Жермену с трудом, но голос его звучал по-прежнему
ровно. Он стоял совершенно недвижно, но все в нем звенело от напряжения.
– Отчасти,- радостно произнес Арашнур.- Письмишко здесь, словцо там – глупые римляне довершили все остальное. Ах, почему ты не захотел послушать меня? Мы заключили бы великолепную сделку…
Лжеармянин не закончил тирады. Плечи его сдавили тиски рук Сен-Жермена, неотвратимо сводя в единое целое кости и плоть.
– Ты – безжалостный подлый мясник, ты – гнусный падалыцик и мерзавец! – Тиски все сжимались. Красивое лицо Арашнура исказила гримаса.- Ты, верно, гордишься собой? Тогда присоединяйся к тем, кого ты сгубил. Почувствуй их боль, Арашнур, испытай, что они испытали! – Лжеармянин пронзительно закричал, когда его ключицы хрустнули и обломки костей стали входить ему в грудь.
Сен-Жермен смотрел на врага, из которого уходила жизнь, но не чувствовал облегчения. Кошрода, Тиштри, Аумтехотепа вернуть было нельзя. Он действовал механически, словно бы одурманенный парами наркотика.
Лед Арашнур закашлялся, попробовал рассмеяться и выплюнул кровь.
– Слишком поздно, Франциск.- Он захлебывался.- Слишком поздно. Там знают.- Раздалось ужасное клокотание, а потом Лед Арашнур тяжело осел и повалился набок. Кровь потекла из его носа и рта, а на лице персидского заговорщика навсегда застыла ухмылка.
С минуту мститель глядел на поверженного врага. Что он хотел сказать этим «там знают»? Кто знает? И что? Сен-Жермен вдруг понял, что пора уходить, и пошел прочь, сначала медленно, затем все быстрее. Боль утраты продолжала в нем разрастаться, заслоняя собой весь окружающий мир.
