Шарлин Харрис - Ласковые псы ада
— Черт меня побери, — сказал он тихо. — Вот он, бобик. Кружит и кружит. Интересно, что там в доме-то?
— А мне интересно, почему он просто не зайдет и не возьмет, что ему нужно.
— Вот это, я думаю, мы и должны узнать. Андреа?
— Да?
Хоть бы он еще меня по имени не называл.
— Отчего ты закрываешь глаза?
Оттого что ты стоишь рядом.
— Мне так легче думать.
Почувствовав, как меня обдало теплом, я поняла, что это он ко мне наклонился. В голосе его звучала этакая тихая мужская хрипотца, невероятно интимная.
— А мне показалось, что ты стараешься не думать.
Я открыла глаза. Прямо передо мной горели эти две темно-голубые радужки.
Подняв руку, я надавила указательным пальцем ему на грудь. Рафаэль соскользнул по капоту, выгнутому изнутри ради размещения двигателя на заряженной воде, и пришлось ему с капота спрыгнуть, приземлившись с грацией гимнаста.
— Личное пространство, — пояснила я. — Свое личное пространство я защищаю.
Он только улыбнулся.
— Как мы попадем в дом, если пес кружит вокруг акулой? — спросила я.
— Бобик не слишком хорошо видит, — ответил Рафаэль. — Он далеко не сразу нашел трещину, где я прятался, и пришлось еще меня вынюхивать. Нос его мы обдурим, замаскировав свой запах, и тогда сможем подобраться поближе.
— А как ты предлагаешь это сделать?
— Старым добрым способом.
Я тяжело вздохнула:
— И этот способ состоит — в чем?
Он покачал головой:
— Ты и правда не знаешь?
— И правда не знаю.
Он подбежал к краю и нырнул в расщелину. Я пару минут подождала, и он вынырнул, неся два темных предмета, один из которых бросил мне. Я его рефлекторно поймала, хотя вонь уже ударила по ноздрям. Полуразложившаяся дохлая кошка.
— Ты спятил?
— Некоторые в таком валяются. — Он перехватил собачий труп и разорвал его пополам. Посыпались черви, он их вытряхнул. — Я предпочитаю разодрать на части и привязать к телу. Но если тебе больше хочется протереть себе этой штукой всю кожу, такое тоже пойдет.
Все мои фантазии о прикосновении к нему с легким хлопком растаяли в воздухе.
— «Охота сто один», — сказал он. — Твоя стая в Техасе никогда ее не проводила?
— Нет, — ответила я. — В стае такого типа я не была.
И сумела с боем вырваться из сообщества оборотней, пока еще не было поздно. Очевидно, у меня что-то отразилось на лице, потому что он остановился.
— Вот так было сурово?
— Не хочу на эту тему.
Рафаэль полез на заднее сиденье и достал моток шнура, который у нас с Кейт там лежит. Отмотав футовый кусочек, он разорвал пеньковую веревку легко, как волосок.
— Тебе не надо этого делать, — сказал он. — Я все забываю, что ты не…
Не что? Не нормальная? Не такая, как он?
— …обучена. Я скоро вернусь.
Ну уж нет. С чем он может справиться, от того и я шарахаться не стану.
Я подобрала моток шпагата. Будь я просто будой, как моя мать, я бы наслаждалась всеми улучшениями, которые приносит вирус «Лик-5», но пусть я слабее настоящего оборотня, с этой чертовой веревкой справлюсь. Я оторвала кусок веревки, вздохнула и разодрала кошку на части.
— Все-таки хорошо, что я наполовину гиена, — бурчала я про себя, продвигаясь по дну расщелины. С меня свисали клочья кошачьего трупа, распределенные по конечностям и подвешенные на шнуре на шее. Для человеческого носа все запахи разложения похожи друг на друга, но на самом деле каждый труп имеет свой неповторимый запах — как имел его при жизни. Вот этот конкретный труп вонял чем-то тошнотворно кислым. — Была бы я кошкой, просто сдохла бы от вони и возмущения.
— Знаешь, кто бы совсем не мог это выдержать? — Рафаэль карабкался на склон с быстротой ящерицы. — Дулитл.
— Врач Стаи?
Даже таща винтовку, я вылезла первой. Где я уступаю в силе, там беру быстротой и ловкостью.
— Ага. Барсуки очень чистоплотны. В природе лисы иногда захватывают норы барсуков, проникая туда и обгаживая все сверху донизу. Барсук такой чистоплюй, что предпочтет рыть новую нору, чем чистить старую. Дулитл может оперировать на открытом сердце, но покажи ему кусок гнилого трупа, и он с визгом удерет в горы.
Нас обдало эхом рычания, и Рафаэль замолчал. Здесь пес мог нас услышать.
Через несколько минут мы вышли на край лощины. Здесь сходилось их несколько, образуя провал, где могло бы разместиться футбольное поле. Дом стоял в его центре. Два этажа, ряд белых колонн, поддерживающих треугольную крышу, и смотрел дом на нас двумя рядами окон, закрытых темными ставнями. Черная дверь заднего входа была закрыта, как и двери в подвал слева от дома. И огорожен он был десятифутовой оградой с витками колючей проволоки поверху.
Пока мы смотрели, из расщелины рысцой выбежал Цербер. Он слегка подвывал, между зубами текла и капала огненная слюна, и он подбирался к ограде. Левая голова вытянулась на мохнатой шее и понюхала сетку. От металла к носу проскочила синяя искра. Цербер взвыл, взбил когтями землю в бессильной злости и убежал прочь.
Электрическая изгородь. Забавно. Проводов к дому не было видно, значит, энергия поступает изнутри. Напрягая уши, я различила далекое гудение генератора.
Двери, ведущие в погреб, медленно поднялись. Что-то между ними извивалось, что-то бледное. Правая створка открылась, и тварь выпрыгнула наружу. Иссохшее, похожее на гуманоидное тело давно лишилось последнего волоска и последней капли жира. Под кожистой шкурой отчетливо проступали ребра, под ними проваливался булыжный живот. Пальцы рук, длинные пальцы ног заканчивались огромными желтыми когтями.
Вампир. И если здесь есть вампир, то должен быть и его навигатор. Я поднесла к глазам бинокль.
На лицо вампира страшно было смотреть: маска смерти, вылепленная в виде человеческого лица, лишенная эмоций, интеллекта, сознания. Тварь остановилась, застыла на пороге погреба. Разинула пасть, показав два серпа желтых клыков, прыгнула вверх и прицепилась к стене как муха. Взбежав по стене, вампир промчался по темной крыше к белому обрубку трубы и прыгнул внутрь кошмарным Санта-Клаусом.
С электроизгородью мы бы могли разобраться, а с вампиром — проблематичнее. Никак не определить, сколько их в доме. Если два — то авантюра. Три — самоубийство. Особенно если нахлынет магия.
— Андреа? — теплым и пушистым облаком прозвучал в ухе голос Рафаэля.
Я обернулась к нему. Чего тебе?
— Тебе понравилась та вещь, которую я тебе оставил?
Вещь? А, вещь! У оборотней странный способ ухаживания. Как правило, надо показать предполагаемой подруге, какой ты ловкий и скрытный, а для этого — проникнуть на ее территорию и уйти. Поскольку вся земля принадлежит Стае, «территорией» становится дом предполагаемой подруги. Обычно оборотень проникает в этот дом и оставляет подарок, но у буд свое чувство юмора. Они проникают в дома намеченных подруг и устраивают шалости.
