Владимир Васильев - Гостиница
Было похоже, что операция окончена. Пацаны отступили в стороны, открывая свободу обзора своему повелителю, но не уходили, словно ожидая дальнейших указаний.
Тот оценивающе осмотрел произведение своих подручных и покачал головой.
– Нет, не годится, – скривил он губы. – Мессия в шортиках и задравшейся спортивной майке – смешно… Раздеть!
Пацаны набросились на Мальчика, и он вмиг оказался голым.
– Вот это другое дело, – кивнул атаман. – Вздувшаяся кожа, напряженные мышцы, искаженное в муке и тоске лицо (оно еще впереди) – это то, что нужно для истории и истеричных фанатов. Делая мессию, надо соблюдать каноны образа. Фанаты не примут слишком много нововведений…
– Отпусти кота! – прорычал с х-реста Мальчик, не узнавая собственного голоса.
– Ах, да! Чуть не забыл! – всплеснул руками атаман. – Однако, прошу заметить, что ситуация вовсе не понуждает меня делать это… Ты сам, добровольно отдался мне в рабство, пожалев этого ничтожного кота… Раб – не человек. И обещания, данные ему, не имеют ни моральной, ни юридической силы… Любовь и жалость как основная компонента любви делают человека рабом, а потому не могут быть основой мессианского учения. Тут и Христос свалял дурака, и ты оказался таким же лопухом. В результате и ты, и кот, за чье освобождение ты так самозабвенно боролся, в моей власти… А могло бы быть иначе… Впрочем, нет – не могло бы. Для этого нам следовало бы поменяться местами, а на это мы не способны, даже если захотим… Ты подумай тут на хресте, почему испокон веку человечество делится на тех, кого распинают, и на тех, кто распинает, практически не перемешиваясь. Зачем это человечеству и на кого оно ставит?.. Хотя сомневаюсь, что тебе будет до философских размышлений. Ты свое время упустил… Ладно, победителю должно быть великодушным, посему я не буду так уж явно макать тебя мордой в дерьмо, оставив кота подыхать на кресте или выпустив ему кишки…
С этими словами атаман вынул из кармана складной нож и каким-то приспособлением от него аккуратно повыдергал гвозди из кошачьих лап.
Кот только слабо дергался при этом.
– Морду, – напомнил Мальчик с хреста, – С голоду помрет.
– Все равно не жилец, – махнул рукой атаман. – Впрочем, пусть расскажет кошачьему миру о своих приключениях. Будет кошачьим мессией…
Он подсунул нож под бечевку, стягивавшую морду кота, и одним движением разрезал ее, продемонстрировав бритвенную остроту лезвия.
Кот никак на это не отреагировал, видимо, свело мышцы, и он не мог пошевелить челюстями.
Так же быстро атаман, поставив распятие на край стола, отрезал сначала нижние веревки, потом – верхние. Кот тяжелым куском мяса плюхнулся на пол. Попытался подняться на лапы и не смог – они разъезжались. Тогда он медленно пополз от стола по-пластунски, передвигая еле-еле то одну лапу, то другую.
Все завороженно следили за его усилиями.
– Не жилец, – еще раз констатировал атаман. – Вот и все, чего ты добился своей жалостью. Хотя гуманней было бы прекратить мучения твари. Но теперь его судьба – в его лапах, а твоя – в моих, – он протянул свободную от ножа пятерню в сторону хреста и через мгновение сжал ее в кулак, будто судьбу Мальчика, кажется, наслаждаясь только ему слышимым хрустом.
– Что ты собираешься делать? – с натугой прохрипел Мальчик.
Веревки глубоко врезались в тело, пережимая кровообращение и невидимые иголочки все больнее и больнее вонзались под кожу.
– Во-первых, выпить за освобождение кота, а также всех иже с ним униженных и оскорбленных мира сего, за которых ты взошел на этот хрест… По-моему, это стоит того, не так ли?.. Наливай, красотка, скоро наступит твой праздник…
Девчонка налила две стопки. Пацаны, не шелохнувшись, несли караул возле хреста. Парочка у стола выпила и закусила. Атаман, наконец-то, освободился от ножа, положив его рядом на стол, и смог позволить себе расслабиться.
– Во-вторых, – продолжил он, закусив, – я тебе уже объяснял, что буду делать из тебя Мессию. Народ жаждет иметь Мессию и он его получит… из моих рук… Слава Богу, ты уже ничего не сможешь испортить… Ведь не зря же пришли мы с тобой в мир сей, непорочно зачатые нашими матерями. Надо полагать, тот, кто творил это чудо, имел определенную цель.
– Ты слишком самонадеян, считая себя способным разгадать ее, – прорычал с хреста Мальчик.
– А мне плевать на его цель, когда у меня есть своя, – усмехнулся атаман. – На то он и наделил нас свободой воли, чтобы мы с умом ею распоряжались… С умом – значит с выгодой для себя. Выгода для себя – это обретение максимальной власти для управления человеческим стадом… Разумным стадом, заметим, что требует особого искусства. Истинно живет тот, кто движет человечеством. Неважно, своими руками или руками созданных им кукол… Тебе и предстоит стать созданной мной куклой-мессией, которая будет вещать народам то, что вложу в ее уста я.
– Но я никогда не буду говорить то, что нужно тебе! – изо всех сил прохрипел Мальчик, пытаясь шевелить онемевающими конечностями, чтобы хоть немножко восстановить кровообращение.
– Да, это воистину так, супербой, – усмехнулся уже изрядно пьяный атаман. – Если ты останешься жив… А посему рассуди сам – у меня нет выхода… Даже если я забуду о мессианстве и отпущу тебя, ищейки твоей мамочки вмиг вынюхают меня и размажут по стенке… Нет, каждый должен достойно нести свой хрест… Я тебе и предоставил великодушно такую возможность… Ты будешь покрыт бессмертной славой в веках и народах. Будь уверен – уж я позабочусь об этом… А мог бы бесславно обрести свой конец в вонючих глубинах городской канализации, как уже обрели многие элики до тебя… Ты должен быть благодарным мне за возможность красивой смерти…
– Да ты же просто маньяк-убийца, обуянный манией несбыточного величия! – просипел мальчик. Что-то странное творилось с его голосом. – Жалкое ничтожество, возомнившее себя равным Богу.
– Неважно, что мы мним о себе, любезный мой оппонент, – лучезарно улыбнулся атаман-философ, – важно, что мы делаем… Приступайте, мальчики, – приказал он, махнув рукой. – А ты, Мессия, внимательно посмотри на своих апостолов, которые понесут в мир твое учение… Запомни их вдохновенные лица. Это они, держа в руках маленькое “икс-распятие” с твоей маленькой фигуркой на нем, будут звать погрязшее в рабстве человечество к безграничной свободе, которой, конечно, ему никогда не достичь, ибо ее не существует для всех… Но те, кто поведет человечество к ней, обретут ее…
– Чушь! – прокричал Мальчик, вглядываясь в пьяные физиономии своих палачей, взгромоздившихся на табуретки так, что они оказались на уровне его глаз. – Все это тысячу раз было!.. Но не было больших рабов в человечестве, чем тираны…
