Юрий Кургузов - Кольцо Изокарона
Я вздохнул вроде бы с облегчением (потому что это был не Зверь), но и — все равно не больно радостно, потому что это был тот самый "черный человек", который так и остался для меня до сих пор самым загадочным и малоприятным знакомым во всей округе Волчьего замка.
Он быстро подошел к нам, и я трусовато-вежливо приподнялся со стула. Горный Учитель тоже встал и, перегнувшись через мешки с песком, что-то тихо сказал ему, а потом жестом предложил — перебирайся, мол, к нам.
Однако "черный человек", отрицательно покачав головой, стрельнул глазами на дверь, за которой несколько минут назад исчезла Каролина:
— Мне лучше укрыться там.
Горный Учитель пожал плечами:
— Как пожелаете, конечно, но… там девушка.
Наш гость изобразил на мертвенно-бледном лице некое подобие улыбки:
— Полагаете, я могу представлять для нее опасность?
Горный Учитель покраснел:
— Вы неправильно поняли! Я лишь хотел сказать, что…
— Я понял, что вы хотели сказать, — буркнул пришелец. — Не волнуйтесь, с девушкой все будет в порядке. — А я, верите, даже почувствовал маленькое удовлетворение от того, что великий Учитель хоть раз да схлопотал по носу. Ему не повредит.
"Черный человек" резко повернулся и направился к двери. Постучал условным стуком — она приоткрылась, пропуская этого странного типа в темные недра Волчьего замка. На пороге он на миг задержался, оглянулся на нас… Мы тоже смотрели на него. Я до боли в висках вглядывался в это совершенно необыкновенное, непонятное, внушающее порой дрожь, а порою и кое-что похуже лицо. Лицо без единой кровинки на щеках и губах, с такими таинственными и какими-то ненастоящими глазами…
А потом дверь захлопнулась, и от этого громкого стука я встрепенулся, возвращаясь мыслями обратно к своему невеселому положению — подсадной утки посреди свинцового бездонного пруда, на которую из зловещего неба готовится спикировать Смерть…
Покосившись на Горного Учителя, понял, что и его мысли не радужнее моих. Тонкие черты лица нахмурены, колючие глаза сердито уставились на безмолвно оскаленную огромную волчью пасть на стене.
…Бр-р!.. Я невольно передернул плечами — черт, а ведь подобная тварь с минуты на минуту…
— Слушайте-ка, — дрожащим голосом проговорил я. — Но может, это чудище не столь страшно, сколь его, извините, малюют? Ведь Ян уже встречался с ним, и ничего. Нет, конечно, он пострадал, однако и Черному Зверю, судя по всему, досталось?
Колдун посмотрел на меня как на ребенка:
— Да, но когда это было? Понимаете, каждый день пребывания на Земле (а вернее — ночь) делает его все сильнее и сильнее. А уж нынешняя ночь — вообще пик, кульминация его могущества.
— Из-за Луны?.. — прошептал я.
— Из-за Луны, — как эхо повторил он.
И вдруг…
И вдруг я что-то почувствовал.
Но сначала и сам не понял — что…
Однако, видимо, э т о же почувствовал или ощутил какой-то подсознательно-глубинный всплеск в моем мозгу и Горный Учитель. Его сухие пальцы сдавили мне плечо как капкан:
— Что?! Что?..
Прошла еще секунда… две… пять…
И внезапно все стало ясно как божий день — монстр здесь, совсем рядом — Кольцо Изокарона зажглось на моей руке неумолимо-горячим огнем…
Проклятое кольцо зажглось неумолимо-горячим огнем, я вскрикнул, а глаза колдуна сверкнули отраженными в них свечами:
— Что?! Что вы ощущаете?..
И тут всё разом исчезло. Всё — не в смысле замок, Горный Учитель и остальное, а боль и жжение в пальцах. Кольцо снова было холодным.
— Почему молчите? — рявкнул колдун. — Говорите! Он здесь?
Я же как воды в рот набрал. Наконец слабо помотал головой, стряхивая оцепенение:
— Н-не знаю…
— Но вы что-то чувствовали! Что это было?
Я заторможенно развел руками:
— Не знаю… Вроде бы кольцо… Но только на миг, а потом все прекратилось.
Он клацнул зубами и точно ищейка стал озираться вокруг, втягивая ноздрями воздух. Это продолжалось с минуту; на лбу колдуна выступил крупными каплями пот, глаза едва не вылезли из орбит, а дыхание сделалось прерывистым и тяжелым. И — наконец он еле слышно прошептал:
— Близко… Зверь — близко. Но почему не идет в замок? Неужели не слышит зова кольца или что-то его отпугивает, отвлекает?..
Я деликатно помалкивал, обозревая мрачный чертог с темными сводами и зоологическим музеем на стенах. Да и что остается делать несчастной мормышке, пока незадачливый рыбак не находит себе места от того, что у него не клюет? Горевать? Как бы не так! Деликатно помалкивать! Это же, в конце концов, их проблема — ловца и добычи, но уж никак не мормышки.
И вдруг…
И вдруг я почувствовал, что воздух посреди зала сгущается, уплотняется, наполняясь мельчайшими красноватыми искрами и бликами, — так, словно, скручиваясь в непонятные разноцветные спирали и протуберанцы, стремится тем не менее обрести некую относительно устойчивую форму, — то ли усеченного конуса, то ли зыбкого цилиндра. А еще, еще я почувствовал, что виновник и творец этого дива — совсем рядом… К тому же в голове внезапно возникли какие-то непонятные, странные, страшные слова, которые я воспринимал не ухом, но — сознанием (или же — подсознанием)… Слова, которых я не понимал, а только слышал, но и, лишь слыша, — содрогался, потому что ощущал их всем своим существом, — и существу моему слова эти были глубоко п р о т и в н ы.
А потом прямо как в сказке перед нами возникла точно округлая клетка из мельчайшей звездной пыли, и в той клетке…
Ну нет, это уж слишком! В той клетке металась, кружилась, беззвучно ревела… Лилит… Да-да, убитая, мертвая, разделанная, как туша на бойне, лишенная в Каменной Пустоши головы Лилит, которая сейчас снова была передо мной, целая и невредимая, и билась о невидимые прутья своей сияющей клетки, а в вихре ее судорожных теловращений проглядывали то звериные, то человеческие черты.
Я было попятился, но забыл, что пятиться-то некуда, и, по-дурацки оседлав стул, нечаянно смахнул со стола и едва не разбил бутылку с вином.
Горный же Учитель, напротив, скрючившись, словно хищная птица, выдвинулся вперед, и глаза его, острые и беспощадные как кинжалы, буквально сверлили и жгли это кошмарное видение, жгли Лилит, которая корчилась и извивалась, и ее не слышимые ухом жалобные крики, стенания и вопли все равно отдавались где-то в подкорке полукошачьими-получеловечьими стонами.
А колдун зычно проговорил:
— О заблудшая во Зле душа! Ты не человек, но ты и не зверь! Ты не зверь, но ты и не человек! И не будет тебе ни спасения, ни прощения, — но есть Священный Огонь, который может прервать твои муки, коль призовешь посланца того, кому служишь… И если согласишься, то душа твоя станет свободной — свободной в одном: в Смерти. И не будет тогда больше мук и страданий, и навеки воссоединишься ты с Вечностью!..
