Том Холланд - Вампир. История лорда Байрона
Я сказал, чтобы он оставил меня в покое. Ловлас рассмеялся.
— По-моему, милорд не понимает, чем он стал.
Я посмотрел на него.
— Надеюсь, не такой тварью, как вы.
Ловлас сжал мою руку.
— Не обманывайте себя, милорд, — прошептал он. Я холодно посмотрел на него.
— Я не собираюсь этого делать, — произнес я наконец.
— Неужели? — Ловлас зло усмехнулся. — Вы — воплощение греха. Отрицать это — гнусное лицемерие.
Он отпустил мою руку и стал спускаться по лунной дороге, ведущей в Эфес.
— Ваше тело, милорд, изнывает от жажды, — прокричал он.
Я продолжал смотреть на него. Он остановился и повернулся ко мне.
— Послушайте, Байрон, спросите себя самого — может ли такое существо, как вы, иметь друзей?
Он улыбнулся, отвернулся от меня и исчез во тьме. Я продолжал стоять, пытаясь изгнать из мыслей вопрос, эхом отдававшийся вокруг, затем покачал головой и побрел в комнату, где спал Хобхауз.
Всю ночь я был на страже. Мое тело было чистым, но во всех отношениях оскверненным. Первый раз после того, как я пил кровь, я ничего не извергал из себя. Я думал, что бы это могло означать? Неужели Ловлас был прав? Неужели изменения, произошедшие со мной, необратимы? Я неотступно следовал за Хобхаузом, словно его компания доставляла мне удовольствие. На следующий день мы посетили развалины Эфеса. Хобхауз, как обычно, рыскал в поисках надписей, я же, усевшись на холме, бывшем когда-то храмом Дианы, слушал заунывный вой шакалов. Эти звуки вызывали во мне печаль. Мне хотелось знать, куда исчез Ловлас. Я не чувствовал его здесь, среди руин, мои силы ослабли от жары, но я знал, что. он где-то близко. Ловлас обязательно вернется.
Он появился этой же ночью. Я почувствовал его приближение и увидел, как он подошел к кровати Хобхауза. Он низко склонился над его обнаженным горлом, острые как лезвия зубы сверкнули в темноте. Я схватил его за запястье, он беззвучно сопротивлялся, но безуспешно — я вытолкал его из комнаты на лестницу и только потом отпустил.
— Чертов ублюдок, — зарычал он, — отдай его мне.
Я преградил ему путь. Ловлас попытался оттолкнуть меня, но я схватил его за горло и стал душить, чувствуя прилив сил. Ловлас начал задыхаться, он пытался освободиться, я наслаждался его страхом, но наконец отпустил его. Он поморщился от боли, сглотнул, затем посмотрел на меня.
— Раны Господни, ну у вас и силища, сэр, — сказал он. — Жаль, что вы так близоруки по отношению к своему другу.
Я вежливо поклонился. Ловлас продолжал смотреть на меня, потирая шею, затем встал.
— Скажите, Байрон, — спросил он, слегка нахмурившись, — кто вас создал?
— Создал? — Я покачал головой. — Меня не создали, а превратили.
Ловлас слабо улыбнулся.
— Вас создали, сэр, — сказал он.
— Почему вы спрашиваете?
Ловлас еще раз потер шею и глубоко вздохнул.
— Я сегодня наблюдал за вами в Эфесе, — прошептал он. — Полтора века я вампир и искушен в этом. Но до сих пор не могу находится под палящими лучами солнца, как вы. Я удивлен, сэр, сбит с толку. Кто передал вам свою кровь, откуда в вас такая сила?
Я помедлил и назвал имя Вахель-паши. Насмешливый огонек промелькнул в глазах Ловласа.
— Я слышал о Вахель-паше, — медленно произнес он. — Он, кажется, маг? Алхимик? Я кивнул.
— Где он теперь? — спросил Ловлас.
— Почему вы спрашиваете? Ловлас улыбнулся.
— По-моему, он мало чему вас научил, милорд.
Я промолчал в ответ, развернулся и начал подниматься по лестнице. Но Ловлас догнал меня и схватил за руку.
— Вы убили его? — прошептал он. Я отдернул руку.
— Вы убили его! — Ловлас оскалился. — Вы убили его, поэтому в вас поднимается его кровь и бьет струей, как; фонтан в Сент-Джеймском парке.
Я повернулся. У меня мурашки забегали по спине.
— Как вы узнали? — спросил я.
Ловлас рассмеялся. Его глаза светились восторгом.
— Ходят слухи, милорд. Я услышал их у Трионидского озера, и мне захотелось узнать правду. Поэтому я здесь. — Он подошел вплотную ко мне. — Байрон, вы прокляты.
Я заглянул в его безжалостные глаза. Ненависть и гнев бушевали во мне.
— Убирайтесь, — прошептал я.
— Неужели вы собираетесь подавлять потребности своего естества, милорд?
Я схватил его за горло и отшвырнул назад. Но Ловлас продолжал ухмыляться.
— Вы можете обладать силой могущественного духа, но вы падший, как Люцифер, сын утра, падший, как все мы — падшие. Что ж ступайте, пресмыкайтесь перед своим ничтожным другом. Веселитесь с ним, но он смертен, он умрет.
— Если ты убьешь его, Ловлас…
— Да?
— Я убью тебя.
Ловлас насмешливо поклонился.
— Разве вы не знаете тайну, Байрон?
— Тайну?
— Ее вам не открыли. — Он не спросил, а скорее констатировал факт.
Я шагнул к нему. Ловлас поспешил к двери.
— Какую тайну? — снова спросил я.
— Вы прокляты, и все, кто дорог вам, тоже будут прокляты.
— Почему? Ловлас усмехнулся.
— Почему? Это тайна, сэр.
— Подождите.
Ловлас снова улыбнулся.
— Я полагаю, вы направляетесь в Константинополь?
— Подождите, — закричал я.
Ловлас поклонился и исчез. Я подбежал к двери, но его там не было. Ничего, кроме ночного ветерка. Мне показалось, что я слышу его смех и шепот, эхом отдававшиеся в моих мыслях: «Вы прокляты, и все, кто дорог вам, тоже будут прокляты». Вдалеке прокричал петух. Я покачал головой, развернулся и пошел в комнату, где спал Хобхауз.
Глава 8
Даже общество его попутчика, сколько бы ни совпадали их интересы, все более сковывало его как кандалы; и лишь когда он оказался один на берегу небольшого острова в Эгейском море, душа его вздохнула свободно.
Томас Мур. «Жизнь лорда Байрона»По какому праву Том может так говорить? Он и догадываться не мог, почему на самом деле лорд Байрон отказался от общества англичан.
Джок Кэм Хобхауз. Заметки на поляхСтрах окутал мои мысли туманом и не давал мне покоя несколько дней. Ловлас как будто растворился с криком петуха, но его насмешливые намеки на «тайну» продолжали преследовать меня. Что бы это могло значить — он говорил, что я обречен губить все, что мне дорого? Я не отходил от Хобхауза и осторожно анализировал свои чувства — моя потребность в крови казалась терпимой, привязанность же моя к другу нисколько не ослабела за последнее время. Я немного успокоился и начал наслаждаться возможностями, которые давала моя диета. Мы отчалили в Константинополь. И в который раз меня охватило волнующее поэтическое настроение. Шторм настиг нас у входа в Дарданеллы. Мы также побывали в легендарной Трое. Но самое замечательное из всего — я пересек вплавь Геллеспонт, четыре мили ледяного пролива, от Азии до европейского берега, — и все для того лишь, чтобы доказать, что мифы не врут о подвиге Леандра. Хотя, разумеется, у меня перед Леандром была фора — доза свежей крови, но я все равно был крайне доволен собой.
