Митрофан Лодыженский - Невидимые волны
На следующий день Василий Алексеевич выехал из Воронежа в Огнищанскую пустынь.
Из расспросов у отца Владимира выяснилось, что эта пустынь лежала лишь немного в сторону от пути Сухорукова в Отрадное. Чтобы добраться до пустыни, надо сделать в сторону от знакомого уже тракта не более тридцати верст.
Василий Алексеевич ожидал, что все его религиозные сомнения разъяснит старец, этот прославленный подвижник, живущий в Огнищанской пустыни. «Если наше монашество, – думал Василий Алексеевич, – произвело такую громадную силу, как св. Митрофаний, то можно надеяться, что и этот старец, которого отец Владимир назвал прозорливцем, назвал человеком, выдающимся из всей монашеской братии, есть человек подобной же силы, той же высшей духовной сферы, к которой принадлежал св. Митрофаний, так чудесно исцеливший его от болезни. Старец этот скажет ему свое сильное слово, даст ему опору в вере, оздоровит мятущуюся душу, укажет ему путь его жизни. Ведь он, Сухоруков, так страстно желает встать на верную дорогу».
Из Воронежа в Огнищанскую пустынь Василий Алексеевич ехал более двух дней сначала на почтовых. Затем, чтобы добраться до пустыни от почтового тракта, где был поворот на проселочную дорогу, пришлось нанимать уже вольных ямщиков. Эта ближайшая к пустыни дорога была довольно тяжелая; ехать по ней в дормезе было затруднительно. Поэтому Василий Алексеевич решил оставить свой экипаж на почтовой станции, а по проселку ехать в наемном тарантасе.
В подобных тарантасах, обтянутых рогожами, ездили в те времена паломники, путешествовавшие по монастырям, не могущие почему-либо идти пешком. Вольные ям-щики сажали их по несколько человек в такую колымагу. Василий Алексеевич нашел тарантас, в пустынь он взял с собой только Захара. За последние дни Сухоруков настолько окреп физически, что остальные люди были ему не нужны. Он приказал им ожидать на станции его скорого возвращения.
Дорога по проселку шла полянами и перелесками. Верст за пять не доезжая монастыря, тарантас Василия Алексеевича въехал в сосновый лес.
Но вот Василий Алексеевич увидал и пустынь. Она была на горке. К ней вела широкая просека. Прямо перед глазами показалась высокая церковь, надстроенная над большим зданием. Заходящее солнце ударяло косыми лучами в красные кирпичные стены этого здания, в стены других недавних построек пустыни. Здания эти, освещенные солнцем, красиво выделялись на темном фоне соснового леса. Показалась колокольня и маленькие монастырские башенки, купола главного монастырского храма. Колымага Василия Алексеевича, которую тащила тройка лошадок, не без труда поднялась в гору. Наконец ямщик, объехав часть монастырской стены, подкатил к гостинице.
Василия Алексеевича встретил у подъезда монастырский гостинник. Звали его отцом Фетисом*. Отец Фетис был бодрый старик, живой и услужливый. Он помог Василию Алексеевичу вылезти из тарантаса. Видя, что гость опирается на своего слугу, он помог ему взобраться на крыльцо и повел их по широкой деревянной лестнице во второй этаж. Там они вступили в светлый коридор с бревенчатыми стенами. В коридоре прямо против входа висело несколько икон с зажженными перед ними лампадками. Висели тут также старинные раскрашенные литографии, изображавшие осаду Троицкой Лавры.
Сухорукову отвели небольшую комнату в два окна. Комната была с низенькими потолками, с гладко выструганными стенами, с горшками герани на окнах, с изображением Саровской пустыни на стене, с небольшими плетенными из камыша ширмами, обтянутыми темным коленкором. Ширмы отгораживали от света низенькую деревянную кровать с довольно жестким тюфяком и красной подушкой.
Отец Фетис старался занять гостя, пока ямщик и Захар вносили в комнату вещи Сухорукова.
– К старцу пожаловать изволили? Видеть его желаете? – спросил он Василия Алексеевича и на его утвердительный ответ сказал: – Хорошо, милостивец, что вы в четверг к нам приехали. Старец-то наш только в пятницу из затвора выходит. В пятницу он мирских принимает, а в субботу наша монастырская братия у него на беседах вся пребывает; остальные дни он опять от всех в своей келии запирается; в затвор, значит, идет, никого не видит. Все грехи, которые мы с собой носим и на него напустим, все наши помыслы лукавые, что в нас сидят и которые он в нас видит, – так он потом от всего этого в своем затворе целую неделю отмахивается. Молитвами перед Господом Богом отмывается от грязи-то всей нашей житейской… Так-то, милостивец! Вот какой у нас здесь старец!..
– Где можно видеть отца Илариона? – спросил Василий Алексеевич. – Он в келии у себя принимает?
– Нет, милостивец, – отвечал отец Фетис, – это все он в церкви делает. Там у него и прием. У нас такая маленькая церковь есть, около больнички. Он туда из своего затвора приходит. Там и принимает на клиросе, в сторонке, за иконами. У него там на клиросе словно как отдельная комнатка. Вот завтра утром с шести часов он и начнет свой прием. Сами увидите, сколько к нам народу придет. Это из разных тут деревень, а много и издалека приезжают. Все к нему, к Илариону… Народ-то простой мы здесь, в гостинице, внизу кладем, а господа или купцы – тех мы наверх… К старцу вы на исповедь или просто для беседы приехали?
– Я… для беседы, – отвечал Сухоруков.
– Так вот, милостивец, я вам для этого случая номерочек дам, – объявил гостинник. – Там келейник к старцу по номеркам людей пускает, чтобы народ не сразу лез. Вам сейчас третий номерок приходится. Тут уже двум приезжим я номерки дал. Одному офицеру, к нам такой приехал, да вот еще монашке из Каменского монастыря…
Василий Алексеевич был счастлив, что так хорошо попал в пустынь, к самому дню, когда был прием у отца Илариона.
VIIIСегодня Сухоруков должен быть у старца. Он проснулся рано утром в своей маленькой комнатке. К нему вошел Захар. Сухоруков быстро оделся, теперь он уже свободно владел своей правой рукой. Одевшись, он сошел вниз на крыльцо гостиницы, сопровождаемый Захаром.
На дворе у коновязи стояло несколько запряженных телег с наложенным в них кормом. Это мужики издалека приехали в монастырь. На некоторых телегах сидели бабы с ребятами. Слышны были разговоры. Со стороны въезда в пустынь подъезжали и подходили еще паломники, было много крестьян. Время для народа было свободное – горячая рабочая пора уже прошла.
На монастырской колокольне уже благовестили к ранней обедне. Василий Алексеевич прошел к воротам монастыря. Ворота были заперты, но в них была раскрыта калитка. Через калитку он вступил внутрь пустыни.
Когда Василий Алексеевич с Захаром вошли в монастырскую ограду, первое, что поразило их, это – масса цветов по всем внутренним дорожкам пустыни. Цветы блестели на утреннем солнце. Было очень красиво. «Вот истинный рай!» – вырвалось восторженное замечание Захара.
