Том Холланд - Спящий в песках
Халиф выпрямился во весь рост, но промолчал.
– Разве ты не повелитель правоверных? – вскричал Гарун, простирая руки в сторону полыхающего строения. – Разве не твой долг защищать слабых? Разве не все мы возлюбленные чада Аллаха?
Аль-Хаким содрогнулся и жестом велел Гаруну замолчать, но тот не унимался.
– Женщины, сваренные тобою в кипятке, о халиф, были смертными, как и ты. Как и ты, из плоти и крови. Они во всем подобны твоей сестре, принцессе Ситт аль-Мульк!
Лицо халифа исказила конвульсивная гримаса. Неожиданно он закусил губу с такой силой, что потекла кровь, а потом, издав громкий стон, схватился за голову и закричал:
– Масуд, кусок падали, проклятая черная собака! Чего ты ждешь, сын и воспитанник шлюхи? Погаси огонь!
Дрожащей рукой халиф вытащил кошель и принялся швырять деньги уцелевшим женщинам, которые, сбившись кучкой под аркой Северных ворот, пытались прикрыть наготу уцелевшими клочьями одежды.
Халиф уставился на них широко раскрытыми глазами, а потом, повернувшись к Гаруну, молвил:
– Кто мог бы подумать, что смертная плоть может выглядеть столь маняще?
Гарун не ответил, ибо при виде чужой наготы скромно отвел глаза.
Однако халиф настойчиво повернул бывшего воителя лицом к себе и, глядя ему в глаза, проникновенно сказал:
– Пребудь же со мной, о Гарун аль-Вакиль, ибо я скорее расстанусь со своей жизнью, чем с человеком таких достоинств и мудрости.
– Что слышу я, о повелитель? – изумился Гарун. – Я думал, ты собираешься посадить меня на кол.
– Узнай же, что, вздумай ты нарушить свою клятву и выполнить мой приказ, тебя постигла бы именно такая участь, ибо человек, нарушающий собственные обеты, не может верно служить своему владыке. Теперь же, убедившись в твоей стойкости, я дарую тебе все сокровища, привезенные из града Лилат.
И опять, уже в который раз, Гарун покачал головой.
– Увы, повелитель, я не могу их принять.
Халиф снова помрачнел.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Ты сам указал, о владыка, что человек должен быть верен своему слову. Я же поклялся стать прилежным учеником и освоить магические искусства, дабы обрести умение исцелять болящих и врачевать раны. А разве нуждается врачеватель в суетных богатствах?
Некоторое время халиф угрюмо молчал, а потом внезапно заключил Гаруна в объятия и расцеловал в обе щеки.
– Будь же благословен! – воскликнул он. – Ибо ты для меня тот же, кем был Иосиф для фараона. Сокровища града Лилат я отдам тебе, чтобы ты с пользою употребил их на нужды сирых и убогих. А на этом месте, дабы сохранить о себе добрую память и побудить людей вечно восхвалять мое имя, я повелю возвести святую мечеть.
Он указал на дымящиеся руины бань. Пламя уже угасло, и люди разбирали почерневшие обломки, извлекая из-под них погибших. Когда один из них взвалил на плечо мертвое тело, Гарун отвернулся, тогда как халиф, напротив, уставился на труп горящими глазами. Потом, как уже бывало, его охватила дрожь, и он, бросившись к аль-Вакилю, крепко обнял отважного воина и, приблизив губы к его уху, прошептал:
– О светоч среди советников, поведай, какого рода магические знания ты надеешься обрести?
– Те, коими обладал познавший тайное, подлинное имя Аллаха царь Соломон, сын Давида.
– И какую силу давало ему знание?
– Силу повелевать джиннами и всеми духами, сотворенными не из праха земного, но из огня.
– Какие же повеления мог отдавать премудрый и могучий царь служившим ему джиннам?
– Какие угодно, повелитель, ибо могущество духов огня может быть ограничено лишь волею Аллаха.
– Какие угодно?
Халиф бросил взгляд на почерневшие руины, откуда как раз вытаскивали очередной обугленный труп.
– Да, какие угодно.
Халиф прерывисто задышал.
– В таком случае, – сказал он, – повелеваю тебе, узнав тайное имя Аллаха, сообщить его мне, дабы я повелел начертать оное на каменной кладке моей мечети. Ибо, хотя я и халиф, наместник Аллаха, есть изменник, злоумышляющий против сестры моей и меня, помышляющий ввергнуть нас в жестокие страдания и тянущий гнусные руки к нашим телам.
Аль-Хаким снова посмотрел в сторону развалин, перед которыми в ряд выкладывали мертвые тела.
– Враг сей дыханием своим обращает рассвет в закат, рушит дворцы и на месте их воздвигает мрачные гробницы. И имя ему, о Гарун... Имя ему – Смерть!
* * *Тем самым путем, каким некогда ехал он верхом как грозный и могущественный завоеватель, брел ныне Гарун пешком, обратившись в скромного ученика, взыскующего познания. Повсюду собирал он крупицы мудрости, выискивая сведущих наставников как среди мусульман, так и промеж неверных, обитали ли они за высокими стенами Константинополя, среди пагод прославленного Пекина или в землях, лежащих за океанам, где, как говорят, к людям нисходят с небес ангелы. У ног тысячи и одного мудреца сидел Гарун, внимая их речам, и наконец сам обрел великую мудрость и прославился как не ведающий себе равных в славном искусстве исцеления. Многих вырвал он из объятий смерти, и повсюду люди объявляли его кудесником и чародеем, ибо не видели другого объяснения подобным чудесам. Никогда, шептались повсюду, не бывало мага, равного Гаруну аль-Вакилю, ибо он сведущ во всех тайных науках, умеет читать письмена звезд, знает наречия птиц и зверей и даже взращенные огнем джинны смиренно выполняют его повеления. Иные же говорили о тайнах более мрачных и устрашающих, намекая на то, что власть великого волшебника простирается и за пределы мира живых.
Слава повсюду шествовала впереди Гаруна, и задолго до его возвращения в Каир люди на базарах вовсю толковали о скором прибытии знаменитого земляка Халиф, ждавший его с нетерпением, приказал расставить караулы у всех городских ворот. Стоило Гаруну появиться на северной дороге, как стражники встретили его с почетом и сообщили, что немедленно доставят к повелителю. Гарун молча последовал за ними, хотя было замечено, что, проходя мимо недостроенной мечети у Баб-эль-Фатх, он едва заметно улыбнулся и покачал головой. Так и не проронив ни слова, он вступил в парадный зал дворца, где свита оставила его наедине с халифом. Тот, завидев Гаруна, поднялся с места и заключил аль-Вакиля в объятия.
– О князь среди чародеев, – воскликнул халиф, – слава о твоем волшебном искусстве распространилась по всему миру.
Гарун в ответ лишь покачал головой.
– Увы, о повелитель правоверных, – промолвил он, – я вовсе не сведущ ни в какой магии.
Халиф уставился на него в неверии.
– Но люди говорят, будто ты способен исцелить едва ли не любой недуг.
– Для того чтобы врачевать болящих, о повелитель, вовсе не нужна магия.
