Алан Нурс - Звездный хирург
И все же, когда Дал увидел вторую кардиограмму, он понял, что попытаться придется. Теперь он спешил; его хилое тело поглотил объемистый хирургический халат, его тонкие пальцы осторожно работали с полированными инструментами. Единственное, что могло сейчас спасти Черного доктора — скорость и сноровка; лишь так он мог получить тот единственный шанс из тысячи, который у него был, чтобы выжить.
Но скорость и сноровка зависели от Дала. Дал это знал, и это знание венцом оттягивало ему плечи. Если Черный доктор Хьюго Таннер сейчас боролся за свою жизнь, то и Дал понимал, что тоже боролся за жизнь — за ту единственную жизнь, которой он желал, жизнь врача.
Все знали о неприязни Черного доктора Таннера к нему как к чужаку, неумехе, недостойному носить воротничок и манжеты врача Земли-Больницы. Дал прекрасно понимал, что, если он сейчас потерпит неудачу, его врачебная карьера завершится; никто, даже он сам, не сможет быть уверен, что он хоть как-нибудь, хоть самым дальним уголком разума, не позволил себе потерпеть неудачу.
Тем не менее, если бы он не предпринял этой попытки и Черный доктор умер до прибытия помощи, всегда нашлись бы те, кто обвинил бы его в намеренной проволочке.
Во рту у него пересохло; он тосковал о глотке воды, хоть и знал, что никакой напиток не утолит такую жажду. Чем дальше продвигалась работа, тем больше немели его пальцы, и с каждой минутой чувство полнейшей безнадежности все сильнее охватывало его душу. Тигр флегматично работал напротив Дала, по другую сторону стола, и в лучшем случае мог оказать только самую неквалифицированную помощь, поскольку имел лишь самую поверхностную хирургическую подготовку. Даже его флегматичное присутствие и поддержка не могли облегчить бремени, лежавшего на Дале. Сейчас Тигр не мог ни сделать, ни сказать ничего такого, что могло бы как-то облегчить или изменить положение. Даже Пушистик, ждущий один-одинешенек на своем помосте в рубке, по мог сейчас помочь ему. Сейчас ничто не могло помочь, кроме его собственного мастерства хирурга и его ожесточенной решимости: он не должен и не может проиграть.
Но пальцы Дала колебались, когда тысяча вопросов била ключом в его мозгу. Вон тот сосуд… зажать его и перевязать? Или вскрыть и попытаться сохранить? А это нервное сплетение… которое? Насколько оно важно? Как там с давлением и дыханием? Выдерживает ли Черный доктор бурю операции?
Чем больше Дал старался спешить, тем больше казалось, что он бредет по пояс в тине, неспособный заставить слушаться свои пальцы. Как мог он сэкономить десять секунд, двадцать, полминуты? Эта половина минуты может определить ту самую разницу между успехом и неудачей, но секунды все тикали быстро-быстро, а операция продвигалась медленно.
Слишком медленно. Дал достиг такой точки, где, думал он, не сможет продолжать. Его разум отчаянно искал помощи — помощи хоть какой-то, чего-то, на что можно было бы опереться, чего-то, что могло бы его подкрепить и поддержать. А потом, совершенно неожиданно, он ясно понял кое-что, давно уже грызшее уголок его сознания. Словно кто-то включил прожектор в темной комнате, и он увидел нечто такое, чего никогда раньше не видел.
Он увидел, что с первого дня, когда он сошел с гарвианского корабля, перенесшего его на Землю-Больницу изучить медицину, он полагался на костыли, все время ища чьей-то помощи.
Таким костылем стал Черный доктор Арнквист, на которого он мог опереться. Тигр, несмотря на все его неуклюжее добросердечие, несмотря на всю предлагавшуюся помощь и покровительство, был таким же костылем. Пушистик, бывший у него под боком со дня своего рождения, тоже был, тем не менее, своеобразным костылем, к которому он в случае нужды мог обратиться; Пушистик оставался всегда готовым запасным выходом, тихой гаванью в бурю. Они все были костылями, и он тяжело на них опирался.
Но сейчас такого костыля не стало. У него остался быстрый, тренированный ум. У него остались две проворных руки, знавшие свою работу, и две ноги, способные удержать его вес, хоть и хлипкие с виду. Теперь он впервые в жизни знал, что ему придется твердо на них стоять.
И внезапно он понял, что так и должно быть. Все оказалось таким ясным, таким очевидным и безошибочным, что он удивился, почему так долго этого не осознавал. Если он не мог полагаться на себя, то Черный доктор Хьюго Таннер совершенно прав. Если он не может решить задачу, которая сейчас встала перед ним, пользуясь лишь собственными силами, стоя на собственных ногах и не опираясь ни на какие костыли, разве может он заявлять о себе как о знающем враче? Какое он имел право на ту цель, к которой стремился, если ему необходима, чтоб ее достичь, помощь других? Именно он хотел стать Однозвездным хирургом — не Пушистик, не Тигр и никто другой.
Дал ощутил, как сердце глухо стучит у него в груди, и увидел перед собой операционное поле так, словно стоял на подставке, глядя через плечо какого-то другого хирурга. Все остальное, кроме неотложной задачи, вдруг покинуло его разум. Его пальцы задвигались быстрее, с уверенностью, которой он никогда до этого не чувствовал. Один за другим перед ним вставали вопросы, он отвечал на них без колебаний и знал, что ответы правильны.
И впервые дело пошло. Время от времени он бормотал указания Джеку и устанавливал неумелые пальцы Тигра туда, куда нужно.
— Не здесь, чуть назад, — проговорил он. — Вот так. Теперь держи этот зажим и медленно отпускай, пока я шью, потом перезажми. Помедленнее… ага, вот так! Джек, проверь давление еще раз.
Казалось, операцию выполнял кто-то другой, шаг за шагом указывая его рукам, как справиться с опасной работой, которую нужно было выполнить. Дал безукоризненно подключил пациента к аппарату искусственного кровообращения и заработал с небывалой быстротой и уверенностью, пока магистральные сосуды были пережать; и поврежденное сердце удалено. Стремительная проверка состояния центральной нервной системы, биохимических показателей, газообмена; точное указание Джеку, предостережение Тигру — и вот уже новое искусственное сердце — на месте старого. Теперь он работал кропотливо и осторожно, накладывая микрошвы, которые соединят новые сосуды со старыми так прочно, что, когда заживет операционная рана, переход станет почти неразличимым; он знал, что это происходит сейчас, что, выживет больной в конце концов или нет, он, Дал, принял правильное решение и довел дело до конца со всем мастерством, на какое только способен.
А потом аппарат искусственного кровообращения снова умолк, щелкнул тщательно прилаженный кардиостимулятор, и медленно, поначалу неуверенно, затем устойчиво и мощно, новое сердце начало свой бесконечный незаметный труд. Артериальное давление Черного доктора поднялось до нормального уровня и больше не колебалось; серую плоть его лица медленно залил здоровый румянец. Все было кончено, и Дал выходил из операционной; руки у него тряслись так, что он едва снял халат. Ему хотелось смеяться и плакать одновременно, и он видел тихую гордость на лицах других, когда они присоединились к нему в раздевалке.
