Светлана Смирнова - Тринадцатый
С восстановленным потенциалом, то есть приобретённым цветом Порок скачивался в следующий зал, а из него по многочисленным руслам в отдельные отсеки. Для каждого Порока существовал свой отсек. В каждом отсеке выполняла работу падшая душа. Работа души заключалась в сборе и комплектовании определенного Порока.
Душа стояла у клапана, из которого постоянно по руслу поступали гроздья Порока. К тому времени гроздья приобретали полный коэффициент и силу воздействия.
Коэффициент давал сочный цвет. В силе воздействия Порок приобретал голосовые волны.
Если из Эмоций голосовые волны имела только Совесть. То, Пороки имели эту привилегию все без исключения.
Тринадцатого поразил масштаб отсеков. Вытянутый в длину, отсек не имел границ обзора. Несметное количество душ, как зачарованные стояли у бесчисленных клапанов. Каждая душа не прерываясь ни на миг, вынимала, появлявшуюся из клапана гроздь, и упаковывала её в специальную тару. Тара напомнила Тринадцатому мыльный пузырек, который он видел в ванной комнате родильного дома. Упаковав в тару, душа складывала пузырьки на ленту эскалатора. Эскалатор тянулся вверх, и уходил под купол отсека.
Меченый стал отсчитывать номера отсеков с правой стороны. Тринадцатый — с левой стороны.
Номера начинались с седьмой цифры, и шли не по порядку.
На отдых времени не было. Они, как заряжённые метались от отсека к отсеку. Когда Тринадцатому показалось, что они уже никогда не обнаружат Неприятного, он нашёл нужный отсек.
— Должен быть здесь. — Устало сказал Меченый. — Смотри внимательно. Ты помнишь его по мантии?
— Плохо. Когда было запоминать — то? — Оправдывался Тринадцатый, а сам внимательно всматривался в души.
За прозрачной стенкой разделявшей отсек от коридора все падшие души казались на одну мантию. Тринадцатый вплотную прильнул к стенке.
— Возьми меня. — Услышал он ласковую просьбу. — Ты всегда будешь, счастлив со мной. Всегда. Я дам всё, что ты у меня не попросишь. О, сколько благ ты сможешь, получить, если мы будем вместе.
Ласковый шёпот вливался прямо под нимб. Тринадцатый почувствовал мелкое покалывание под мантией, но Любопытство оказалось сильнее. Он плотнее прижался к стенке.
— Благ? Каких благ? Ты кто?
Ответ ему услышать не удалось. Меченый оттянул его от стенки.
— Ты кого слушаешь?
— Не знаю. Говорят, обещают, вот я и хотел послушать. А, что?
— Подними нимб, и посмотри кто тебе поёт дифирамбы.
Тринадцатый поднял нимб. На большом табло во всю длину отсека светилось одно лишь слово «Жадность».
— Вот это да!
— А, ты думал. Так нимб прочистит, что не успеешь и мантией махнуть. Посмотри на свою мантию, все нити Правды сгорели.
Тринадцатый оглядел себя. Друг как всегда оказался прав. На мантии ни осталось ни одной нити Правды.
— Лучше поскорее найди Меченого, и полетели отсюда.
Испугавшись, Тринадцатый снова вгляделся в падшие души. И, сразу же, признал Неприятного в третьем ряду.
— Вот он. Я его вижу. В третьем ряду. И, как это я не заметил его сразу? Это, скорее всего из-за линз. — Тринадцатый хотел снять линзы, что бы убедиться и на этот раз не ошибся.
— Стой! — Вскрикнул Меченый. — Этого делать нельзя.
— Почему?
— Ослепнешь. Линзы смягчают цвет Порока. Ты даже не представляешь, до чего красив Порок в своей наготе. Сколько в нем сочности, сколько прелести. Хочешь ослепнуть?
— Нет. — Испуганно замотал нимбом Тринадцатый.
— Молодец. Есть в тебе толика добра. Но, сейчас не про тебя. Надо заканчивать дело.
— А, как мы его оттуда вызволим?
— Это уже моя забота. Доставай Удачу, и сантиметра три Счастья. Себе оставь Везение.
Тринадцатый выполнил указания Меченого. Доставая Эмоции, он думал, что души отреагируют на них. Но, ни одна падшая душа не оторвалась от своего занятия.
— Всё. Дело считай сделано. — Облегчённо взмахнул мантией Меченый. — Ты, лети обратно. По пути ни на кого не обращай внимания. Хотя вряд ли ты кого ни будь сейчас, встретишь. Линзы не забудь вернуть в зеркальном зале. Обратный путь помнишь?
— Да.
— Вылетишь из главного клапана, ели клапан будет закрыт, надави на него гроздью Везения. Сразу лети на наше место, на край болота. Жди нас там. Понял?
— А, ты куда?
— Пойду, подкуплю главного смотрителя. Он выведет мне Неприятного.
— Я подожду вас здесь. — Предложил Тринадцатый. — Вместе полетим обратно.
— Нет. Тебе и мне через вход обратно вылететь можно. А, Неприятному нельзя. Мы полетим другим каналом. Я бы тебя вообще сюда не взял, да по мантии не знал Неприятного. И, хватит, делай, что тебе приказывают. Да, главное близко не приближайся к стенкам — быстро уговорят. Я этих тварей знаю. Всё. Встречаемся наверху. — Махнул мантией на прощание Меченый и полетел вдаль по коридору.
Тринадцатый без проблем вылетел из клапана. Линзы он оставил в коридоре, где их получил Меченый. Добравшись до края болота, Тринадцатый устало опустился на болотную корягу. На небе медленно гасли звёзды.
Когда потухла последняя звезда, он спрятался за корягу, и незаметно для себя уснул. От пережитых волнений Тринадцатый проспал весь день. Проснулся он лишь, когда на небе вновь величаво воцарились звёзды. Ни Меченый, ни Неприятный так и не появились. Он прождал их ещё сутки. И, боясь, что не успеет вернуть в тело до погашения последней звезды, полетел домой.
Всю дорогу Тринадцатый ругал себя за свою безответственность, и искал слова оправдания для Стервы. Ему оставался всего лишь квартал до дома, где в кроватке росла без него его плоть. Он уже предчувствовал радость встречи, как вдруг нимб съехал набок мантии, и померк.
— Держи крепче. Силён гад. Отъелся на казённых харчах.
Это были первые и последние слова, которые услышал Тринадцатый.
Алёнушка
Сквозь сон Алёнушка услышала тихие всхлипывания. Она сразу же проснулась и затаилась. Всё своё внимание направила к детской кроватке. Нет, всхлипывание слышалось не из кроватки. Сын мирно посапывал, и плакать не собирался. Материнским чутьём, а оно у Алёнушки обострилось сразу же, как только они прибыли домой, подсказало — у сынишки всё нормально. Улыбнувшись своим мыслям Алёнушка, закрыла глаза. Надо спать. До кормления осталось два часа. Сын ждать не будет — потребует завтрак ровно в шесть утра.
Не успела она, провалится в сон, как те же всхлипывания повторились. Теперь Алёнушка точно знала, что всхлипывает Иванушка. Сон окончательно прошёл. Она стала ждать. Иванушка спал, отвернувшись к стенке. После появления сына Бориса, они поменялись местами. Иван так не любивший спать у стенки, ради сына согласился на жертву и уступил место на краю постели жене.
