Пол Хасон - Сувенир
К этому моменту камень превратился в комок свинца.
У Энджелы в голове промелькнуло, что ей его не поднять. Рассудок молодой женщины словно бы окутался туманом удушливого мрака, который притуплял чувства и тянул руку книзу.
Она решительно ухватила камень обеими руками и с трудом подняла на уровень глаз.
Рот каменной головы исходил безмолвным протестующим криком. Энджела чувствовала, как воля камня (или это было ее собственное нежелание?) обрушивается на нее подобно мощным тяжелым волнам, грохочущим о корпус идущего ко дну корабля.
— Оставь нас в покое, — прошептала она. — Слышишь?
Тут ей представилась Фиона. Она услышала шутки подруги, ее смех — и внезапно обнаружила, что пронзительно орет на камень:
— Оставь нас в покое! Ты нам не нужен! Понятно? Не нужен! Отвяжись!
Потом Энджела размахнулась и бросила его. Далеко, насколько хватило сил, на самую середину водохранилища.
Всплеск. И камня не стало.
В тот же миг сумерки превратились в день: облака опустились и коснулись земли изломанной линией нестерпимого света.
Последовавший удар грома сотряс землю; раздирая воздух, раздавая холмам оплеухи, заметалось эхо — дальше, дальше, отражаясь от далеких горных вершин, пока, наконец, не затерялось, не затихло.
Мигом оглохшая, ослепшая, ошеломленная Энджела приросла к месту, стиснув кулаки и тупо, неподвижно глядя в ту точку, где только что исчез камень: там все шире и шире расходились кольца ряби… последнее доказательство того, что он когда-то существовал.
Потом и эта рябь пропала, растворилась, стертая крупными, медленными каплями дождя, и Энджела вдруг сообразила, что странная тьма, спеленавшая было ее мозг, исчезла столь же таинственно, как возникла. Она вновь обрела способность ясно видеть и мыслить. Но на смену летаргии пришла страшная слабость, охватившая все ее члены. Болела и ныла каждая косточка, каждая мышца, словно Энджела участвовала в однодневном восхождении на вершину горы.
Она с усилием пошевелилась, повернулась и посмотрела на сумрачную дорожку, по которой должна была возвращаться. Но теперь тени стали обычными тенями, лес больше не таил угрозу.
Обратно Энджела шагала намеренно медленно, прислушиваясь к шороху и шелесту дождя в ветвях, позволяя холодным очищающим каплям смыть последние липкие нити страха.
Глава девятая
Осенние порывистые ветры обнажили деревья. Дни стали короче. Ранний заморозок погубил палисадник Энджелы. Ей почему-то было все равно.
Утренняя дурнота стала для нее обычной. Энджела готовила, убирала, ходила по магазинам. Ей страшно хотелось сэндвичей с арахисовым маслом и желе. Она раздалась. Начала вязать детские вещи.
Однако оставалось некое ожидание. Дела оказывались брошенными на середине, зависали; телевидение тянуло с ответом; просмотр уже завершенного фильма об Ирландии откладывался; о школьном сценарии по-прежнему не было сказано ни слова; замена миссис Салливэн все еще не находилась.
Шон поставил на все двери и окна новые замки.
Доктор Спэрлинг дал Энджеле послушать через стетоскоп, как бьется сердце ее малыша. Тук-тук! тук-тук! тук-тук! Прекрасно, без малейших перебоев. Энджела нежно улыбнулась и осторожно погладила свой молочно-белый, гладкий живот… «Нас двое, — подумала она. — Не просто я и какой-то полип, нарост на стенке матки, а дружно работающие мать и дитя, единые в смысле некоего нового существа — одно целое, экзосистема: я — снаружи, а малютка Кристофер (Люси) — в безопасности своего темного плавучего мира внутри».
Накачав обернутую вокруг ее руки резиновую манжетку так, что та запульсировала, доктор Спэрлинг спросил, отдохнула ли Энджела.
Она смотрела на стрелку, которая подрагивала в такт току крови в ее вене.
— Сейчас я как раз была бы довольна, если бы сроки сдачи материала поджимали, — созналась она и объяснила, что до сих пор не получила ответа с телевидения. Ни по сценарию о школе Монтессори, ни об ирландском фильме, что было гораздо более огорчительно.
— Почему они так долго тянут? — пожаловалась она Шону, когда позже они шли по облетевшему лесу.
Когда они вернулись домой, позвонил Вейнтрауб с ответом на вопрос Энджелы. Голос в трубке звучал обиженно, смущенно, сердито. Тот человек с телевидения, который заказывал их документальную ленту об Ирландии, покинул организацию. Без предупреждения. Чтобы занять лучший пост где-то на побережье. Теперь возникали сомнения: проявит ли преемник их заказчика такой же большой интерес к фильму, как и его предшественник.
— А сценарий о школе? — встревоженно спросила Энджела.
— Крест ставить рано, — настойчиво втолковывал Вейнтрауб. — Просто он сейчас на дальней конфорке. И будет там, пока этот новый субъект не зачешется и не начнет принимать решения.
Чтобы разработать образ Джуди Лэчмэн, Энджела заехала в школу.
Джуди была разочарована, но отнеслась к этому философски.
— Мне бы ваш дар принимать все так спокойно, — вздохнула Энджела.
— Попробуйте с утра до вечера возиться с кучей детворы.
Энджела засмеялась и огляделась. Почти все дети были поглощены рисованием оранжевых тыкв и черных кошек.
Она шлепнула себя ладонью по лбу.
— Господи Иисусе! Совсем забыла! Съезжу-ка я лучше за конфетами, пока они еще есть в магазинах.
Джуди проводила ее до машины.
— На прошлый Хэллоуин мы дали жуткого маху: у нас кончились леденцы.
Джуди хихикнула.
— И что было? Деревья расцвели туалетной бумагой?
— Хуже. Нам забросали яйцами стену. Весь фасад. Желтое на белом.
— М-м. Со вкусом. Мое любимое сочетание цветов.
Энджела рассмеялась. Она открыла дверцу машины и обнаружила, что медлит, вытягивая шею, чтобы разглядеть занятые игрой на детской площадке фигурки.
— А где сегодня Энди? — спросила она.
Джуди продолжала улыбаться.
— Джонни! — позвала она мальчика в красном спортивном костюме, который карабкался на шведскую стенку. — Слезай-ка. Ты же знаешь, тебе нельзя залезать наверх.
И с улыбкой снова повернулась к Энджеле.
— Энди больше нет с нами.
Глаза Энджелы сузились. Что-то в тоне Джуди… Но она не стала допытываться.
— О, — рассеянно сказала она, — какая досада.
Ей представился Энди, играющий где-то в другом месте, на другом школьном дворе: в Провиденс, Спрингфилд, Хэйверхилл; за горами, за долами.
* * *Они с Черил пообедали в городе, в ресторанчике под названием «Всем салатам салат». Черил заметила, что вид у Энджелы отсутствующий и встревоженный. Та в ответ рассказала о своих проблемах с телевидением.
