Татьяна Величкина - Двуликая луна
— Так вы думаете женщина лучший солдат, чем мужчина?
— Если бы мы были физически сильнее вас, то, несомненно, да.
Сиквел решил подумать над ее словами и, сообщив, что у них назначена встреча с президентом, распорядился ей следовать за ним.
Спустя несколько минут, они ехали в черном лимузине Сиквела, направляясь на Пенсильвания-авеню. Медленно проезжая мимо Арлингтонского кладбища, Моника с болью посмотрела на его вырисовывающиеся, на много миль вглубь, надгробья. У нее были личные причины, поскорее закончить эту войну. Она хотела, чтобы проклятые въетконговцы, по ее словам, ответили за смерть ее брата. Но война окончена, а брат ушел навсегда.
— У вас погиб брат? — участливо уточнил Сиквел, — если не ошибаюсь, Джонатан Слейт.
— Да, — дрогнувшим голосом ответила Моника. — Он был в плену, где… его жестоко… мне рассказывали, что он умер страшной смертью, а ведь Джонатан был совсем молодым, ему только исполнился двадцать один год. Когда гроб с его телом доставили в Кливленд, мы даже не смогли увидеть его, так было, по словам сопровождающего, обезображено его лицо, — министр видел, какое она делал усилие, чтобы не расплакаться. — Именно его бессмысленная, нелепая смерть стала последней каплей, для принятия единственно верного решения.
— Вы все сделали правильно, страна помнит своих героев и вы должны гордиться своим братом. Сейчас в Белом доме с вами будет говорить президент, я уверен, что Джонатан был бы счастлив, зная, что его сестра сделала для Америки.
1977 год февральПосле короткого разговора с Чарыгой, Арбенин немного успокоился. Он понимал, что в Москве его по головке не погладят, за то, что он не смог противостоять убийце Мелвила, однако дневник и вещество теперь у него. Хотя, о последнем, Дмитрий не сообщил Чарыге, что-то не давало ему сказать об этом, может то, что вещество обладает неизвестной, почти волшебной силой. Позже он облегченно вздыхал, радуясь, что вещество осталось при нем, и будет средством спасения, а не убийства.
Торнбери все сделал для того, чтобы Арбенин спокойно вылетел из Лондона и ни кто не смог его узнать. Для этого, он пригласил своего гримера и буквально, через полчаса, Арбенин сам не смог себя узнать. Перед ним был мужчина весьма преклонных лет, морщины избороздили обвисшую кожу на щеках, над верхней губой красовалась круглая бородавка, а в завершении, это было самым трудным, с помощью цветных линз карие глаза Дмитрия приобрели желто-зеленый цвет. Потом мастер принялся за татуировку на предплечье, которая могла раскрыть глаза знающим Сэма Донована, искусно загримировав ее, он сообщил, что в течение недели, этот грим не смоется даже растворителем.
— Вот твои новые документы, ты теперь, — Фил посмотрел на фотографию в паспорте, — Закори Уинстоун. Хм, похож, — он посмотрел на Арбенина, — родная мать не догадается.
— Когда самолет? — спросил Дмитрий.
— Завтра утром, — ответил Филипп, — что, может немного виски?
— Извини, но мне это виски уже вот где, — Арбенин постучал ребром ладони по своей шее, — разве только немного коньяку. Завтра, поздним вечером, буду в Москве, даже не верится.
— То-то жена обрадуется…
— Да, — расплылся в довольной улыбке Дмитрий, — совсем забыл, у меня же сын родился!
— И как ты все успеваешь? — подозрительно улыбнулся Торнбери, на что Арбенин заверил его, что прошлой весной почти целый месяц пробыл дома.
— А почему я этого не помню?
— А зачем тебе это, у тебя что, своих проблем мало, помнить, кто и когда приезжает и уезжает, — улыбнулся Арбенин. Торнбери, покачав головой, отвернулся.
— Я ни как не могу привыкнуть к твоему новому лицу. Голос твой, а как посмотрю на тебя, оторопь берет, древний старикашка. Ни дать не взять этот мистер Уинстоун, — Фил ткнул пальцем в фотографию паспорта.
— А ни кто не заметит, что это грим? — озабочено, спросил Арбенин, — ведь они должны сейчас прочесывать все аэропорты, и могут догадываться, что я приму меры для свободного вылета из страны.
— Мы знаем, по этому и пригласили настоящего мастера, — гример, улыбнувшись, кивнул, посмотрев своими выцветшими глазами на Торнбери. — Он ничего не слышит и в этом вся прелесть, но мистер Гудиллоу прекрасно читает по губам.
— О-о, этому нужно долго учиться, — протянул Арбенин, — у меня не сразу получалось, когда я попал к Чарыге.
— Но если ты попал к Алексею Викторовичу, ты должен был пройти курс в два раза быстрее, — я хорошо знаю его, мы учились вместе в Москве, где и познакомились.
— Ты учился в Москве? — удивился Арбенин.
— В университете дружбы народов Патриса Лумумбы, — улыбнулся в ответ Филипп и продолжил свой рассказ о том, как он, после не удачных попыток попасть в университеты Великобритании, чудом сумел оказаться в Москве, где сумел поступить в университет и с благоговением вспоминал теперь свои студенческие годы. — Ну вот, с гримом покончено, теперь можно немного развеяться и пропустить пару стаканчиков в пабе дядюшки Рельса. Отметим рождение сына, да, кстати, как назвала его жена?
— Сергей.
— Хорошее имя.
Арбенин попытался возразить, что это опасно, на что Фил покачал головой.
— Ищут тебя, а не древнего старика в старомодном стариковском пальто и шляпе тридцатых годов.
— А если у них собаки, собаку гримом не проведешь.
— Где, в пабе Рельса? Не смеши меня, Дима, это уж слишком.
Усмехнувшись, Арбенин, поднялся навстречу Торнбери и, взяв из его рук потертый плащ грязно бежевого цвета, набросил его на себя.
Тогда он и думать не мог, что дома, в Москве, его ни кто, ни ждет, и что кроме работы у него ничего не останется, а пришедшая любовь, принесет ему в последствии, много боли.
В пабе они выпили пива, заказали себе превосходный ужин, но все время, Арбенин был на чеку. Он старался не выпускать из виду дверь, в которую то и дело заходили и выходили посетители. Ничего подозрительного, на какое-то мгновение он немного успокоился. Просидели они до позднего вечера, и когда пришло, время уходить, в паб зашел мужчина с собакой. Это был человек похожий на полицейского, Арбенин сам не понимал, почему ему это показалось. Что-то чувствовалось в его профессиональном взгляде. Собака — немецкая овчарка, шла с ним рядом. Незнакомец, подойдя к стойке бара, бросил взгляд на подвыпившего Торнбери, который, икнув, отправил в рот кусок сосиски.
— Не нравится мне этот тип, — процедил сквозь зубы Арбенин, — что я тебе говорил, кто знает, зачем он здесь, да еще с собакой.
— А что, человек не может прийти в паб с собакой? — спросил Фил и ворчливо добавив, — ладно-ладно, — начал вымазывать куском хлеба мясной соус из тарелки. Поднявшись и расплатившись, они направились к выходу, когда собака резко метнувшись к Торнбери, попыталась хапнуть его за край пальто.
