Голова, полная призраков - Тремблей Пол Дж.

Марджори ответила:

– Не поздновато ли уже, мам?

– Нет. Не поздно. Я… Не знаю. Несколько месяцев назад, когда папа впервые заговорил об этом, я была будто бы абсолютно другим человеком, которого я теперь не понимаю совсем. Я не понимаю, как эта другая женщина могла допустить все это, и страшно злюсь на нее. Почему она не сказала просто «нет», когда…

В дверь дважды позвонили. Дзинь-дзынь. Длинный звонок и совсем короткий.

Мама продолжала бормотать. Марджори прервала ее:

– Все нормально, мама. Хватит. Сейчас я этого хочу. Все будет хорошо. Обещаю.

Как я помню, сразу же за звонками в дверь последовали спешные тяжелые шаги вверх по лестнице, потом – перешептывания в коридоре, наконец – стук в дверь Марджори.

– Добрый вечер! Можем заходить?

Я крикнула:

– Нет! Вон отсюда! – Я хотела, чтобы нас с мамой и Марджори оставили навечно в покое в спальне сестры.

– Да, заходите, – прозвучал мамин голос.

В спальню вошли Барри, операторы Дженн и Тони и небольшой батальон технического персонала, толпящийся за их спинами. Заглянув в свои бумаги, Барри поднял глаза.

– Привет, давайте обсудим несколько моментов. Нам нужно перепроверить, что Марджори все еще согласна с проведением экзорцизма в ее спальне, как мы обговаривали ранее.

Марджори кивнула.

– Отлично. Ты у нас кремень. – Затем Барри начал неловко объяснять, что им потребуется еще некоторое время на завершение последних приготовлений.

Мама выругалась и заметила, что у них был на это целый день.

Комнату наводнили бесчисленные помощники Барри с кучей осветительных и звуковых приборов. Какой-то парень принес белые свечи и красивый латунный подсвечник, еще кто-то – здоровенное оловянное распятье и статуэтки Девы Марии. Барри выкрикнул телевизионщикам, что у них на все про все пять минут.

– Может быть, нам вас оставить на пару минут? – язвительно предложила мама, когда один из парней чуть не ударил ее по голове стойкой для микрофона.

– Да нет, не нужно. Хотя, впрочем, идите, если хотите. Вас это устроит?

Марджори сказала:

– Кажется, мне сейчас станет плохо. – Мама заорала, чтобы все немедленно расступились, и вывела сестру в ванную.

Я последовала за ними, но мама захлопнула дверь в ванную перед моим носом. Я подождала в коридоре у двери. Слышался кашель Марджори, который сменился звуком льющейся из крана воды. Я прошла мимо переполненной людьми комнаты Марджори и подошла к перилам, от которых открывался вид на лестницу. Я села на пол и просунула голову между двух балясин. Я так часто делала наутро после Рождества: просыпаясь раньше всех, я разглядывала с этой позиции низ лестницы и холл, освещенный мерцающими огоньками на елке в гостиной.

Папа и отец Уондерли были как раз в гостиной. Я слышала отзвуки их беседы. Холл был залит резким белым светом от лампы с камеры, или, возможно, они поставили спот для интервью перед экзорцизмом.

Барри вывел своих технарей из спальни Марджори. Толпа спустилась вниз. Послышался голос Барри:

– Наверху все готово, отец.

Мама и Марджори еще не вышли из ванной. Я осталась сидеть с головой между балясин. Оператор Тони встал рядом со мной, слегка опираясь на перила. Его камера снимала первый этаж сверху. Я посоветовала ему не наваливаться на хрупкое ограждение, а то оно может сломаться, как часто предупреждал меня папа.

Отец Уондерли первым поднялся по лестнице. На нем было колышущееся белое одеяние поверх черного облачения. Так он выглядел гораздо более крупным и впечатляющим, чем в своих обычных черных рубашке и штанах. Края белого одеяния были украшены кружевом только у щиколоток и воротника. Руки отца Уондерли затерялись где-то в обширных рукавах. На шею он надел пурпурную столу, концы которой спускались ниже колен.

Отца Уондерли сопровождал невысокий священник с глазами-бусинками и запотевшим лбом – это был отец Гевин, который был с ним при нашем первом знакомстве. На отце Гевине были схожее белое облачение и пурпурная стола. В руках у него была красная книга отца Уондерли в кожаном переплете и еще кропильница – металлический сосуд для освященной воды с прилагающейся длинной кистью для разбрызгивания.

Следом за священниками по лестнице поднялся папа. Он шел со сложенными в молитве руками и опущенной головой. На его макушке, которая обычно была скрыта от меня, промелькнула новая проплешина – кружок, напоминавший след от НЛО. Хотя у нас и без того было много причин для беспокойства, я была в шоке от того, что папа потерял столько волос.

Отец Уондерли подошел ко мне и протянул руку:

– Дочь моя, храбрая Мередит, пойдем вместе со мной. – Все-таки взрослые понимают, какую сакральную силу имеют имена. У меня не было иного выхода, как взяться за предложенную руку и встать рядом со священником, хотя я предпочла бы посидеть, прижавшись лицом к балюстраде.

Папа спросил, это я занималась. Пожав плечами, я извинилась перед ним. Мое сожаление относилось к тому, что я решила не оставаться с ним, хотя, снова оказавшись перед тем же выбором, я все равно ушла бы наверх с Марджори и мамой. Папа смотрел не мне в глаза, а в пустоту где-то над моей головой. Он спросил, где мама и Марджори. Я указала на ванную. Папа подошел к двери и постучался.

– Марджори? Сара? Все в порядке? Отец Уондерли здесь и готов приступить к делу.

Мама отозвалась:

– Встречаемся у Марджори. Дайте нам еще несколько минут.

Со вздохом папа простер руки кверху, затем уронил их плетьми. Он спросил:

– Разве Саре не стоит повторно выслушать вас, отец? У меня ощущение, что она перекладывает всю ответственность на меня, хотя это наше общее решение.

Отец Уондерли ответил:

– Все будет в порядке, Джон. Ты мощный столп, на котором все держится, примерный христианин.

– Да нет же. Сегодня я все провалил. И вечером. Какой же я примерный…

– Чепуха. Ты оступился и снова поднялся на ноги, чтобы занять свое место подле Иисуса Христа. – Священник снова схватил нас с папой за руки. – И я, и Марджори нуждаемся в том, чтобы вы оба верили в силу Божьей любви.

Папа прошептал «спасибо» отцу Уондерли, но слово прозвучало неуверенно. Его благодарность была такой же деланной, как мои слова благодарности, когда меня заставляли быть вежливой.

Дверь в ванную открылась, и сквозь щель выглянула Марджори. Она будто играла в прятки и не желала, чтобы ее заметили. Лицо и волосы сестры были мокрыми. За Марджори виднелась мама.

Марджори уточнила:

– Мне первой пройти в комнату? – Она держала руку на животе. – Чувствую себя… странно. Что-то не так.

Отец Уондерли произнес:

– Сара, помогите Марджори прилечь. Мы зайдем сразу после вас.

Дверь в спальню Марджори была заперта. Коридор был заполнен камерами, священниками и прочими людьми. Для меня такое многолюдье было перебором, поэтому я уставилась в дверь, изучая трещинки на деревянной поверхности. Я пыталась проследить, как узор тянется ввысь к потолку и вниз к полу, но тут передо мной появилась мама и заслонила мне свет. Она повернула дверную ручку.

Глава 22

Оператор Тони пробрался мимо нас, чтобы пройти в комнату Марджори за мамой. Дженн уже была внутри.

Мама встала посреди комнаты и крикнула оставшимся в коридоре.

– Здесь жутко холодно! Почему открыто окно? Никто не предупреждал меня, что окно откроют.

Отец Уондерли заявил, что ему нужна «прохлада» в комнате. Никаких объяснений от него не последовало. Священник выпустил мою и папину руки и прошел в спальню. Все остальные последовали за ним.

От прежней комнаты Марджори не осталось следа. По периметру выстроились осветительные приборы, микрофоны и подсвечники. Письменный стол был накрыт белым полотном, поверх него выставили свечи, атрибуты веры и статуэтки. На каждой стене висело по распятью, самое большое из них, из олова, прикрывало штукатурку на стене, в которой Марджори пробила дырки. Я не могла отвести глаз от этого распятия. Лицо Иисуса было искажено гримасой агонии.